Роман Тот самый массажист глава Глава 80

Город практически сразу начинал подбешивать. А мозг принялся подыгрывать мощному информационному потоку, что вдруг свалился на голову вместо покоя и свежего воздуха на лоне природы.

Лето, жара. Где справедливость?

Так едва Богатырёв сел за руль и завёл мотор, в попытке исправить всё кондиционером, как мозг тут же спросил: «Володя, ты что из тех мужиков, который первым напивается, кричит «мужики, смотри как могу!» и бежит сигануть в речку, но по пути падает лобковыми волосами в костер? Мужики то потом смотрят, но в основном угорают».

Массажист скривился. Нет, конечно. Он даже не их тех, кто первым заснимет последствия данного мероприятия. Он скорее из тех, кто первым вызовет скорую и потом апельсины носить в палату будет и сочувствовать товарищу. Потому что сирых и убогих надо жалеть. Или так, или мог огурцы поливать в парнике и их же есть.

Но он – москвич. И как понаехавший или даже как разумный представитель Хомо Сапиенс, что подвида «suspendisse medens». То есть – «массажист» с латинского. Он значит, как этот самый массажист, приедет на работу и прикроет болеющую начальницу, первым открыв заведение.

А затем поставит на администрацию вместо не менее страдающей Виктории помощницу Гулю. Так и продержатся до обеда. Правда, сам будет весь день бегать туда-сюда в мыле и решать вопросы по ходу, отрываясь от клиенток каждую минуту. И вместо оргазмов, концентрации на тех клиентках и фень-шуя на душе массажной, будет анархия в пространстве и дисбаланс в организме.

А если ещё и какой трансвестит придёт и попросится устроиться на работу массажистом, возьмёт его, даже не заполняя анкету.

«Потому что – нечего болеть после бурных выходных. А если и болеть, то на работе», – добавил мозг, что всегда был за хозяина, пока тот не укладывался спать или не пытался проснуться.

– Кстати, а почему я злюсь? – спросил Володя у зеркала и попытался понять истинные причины гнева.

На деда он что ли злится, что под шумок решил прописаться в Москве, схоронив многострадальную бабку? Или на Тамару, что тут же за деда и выйдет. Не гречи и сахара ради, а исключительно для того, чтобы решить проблемы с жилплощадью.

«А что? Разделят единую квартиру на четыре поменьше и будут сдавать. Или продадут и горе знать всю оставшуюся часть жизни не будут», – добавил мозг: «Нет, это не то, копай глубже».

Володя только к радио потянулся включить, чтобы въехать в начинающуюся пробку под музыку, но телефон первым зазвонил. А там «мать» написано. В удивлении включил Богатырёв на громкую связь.

– Володя, порась захворал! – заявила мама. – Цибули обожрался. И вздыхает теперь так тяжко-тяжко. Словно «ох-ох-ох-ох, что б я маленький не сдох» бачит.

– И что? – не понял Богатырёв, что находился примерно в тысячи километров от этого самого порася и ничего не мог сделать.

Он из собственных животных даже черепашку не завёл в взрослой жизни, так как в детстве батя «на раз» курицам голову рубил. А сын бегал за телом потом по всему двору в слезах и приладить пытался, пока Панас за живот держался и от смеха в траву сползал.

«И где теперь Панас?» – победно заявил мозг: «Но не будут же родители в деревне этот подарок-шутку всерьёз воспринимать. Или… будут?»

– Как шо? Как шо? – залепетала мать. – Лечить надо! А у нас ветеринар последний при Горбачёве богу душу отдал. Многих тогда одеколоном потравило в угоду «сухому закону». С тех пор новых так и не завезли. Ни эскулапов, ни одеколонов, то бишь.

– Халина, да шо ты его слушаешь? – донеслось от отца, что как будто стометровку пробежал. – В машину его боком и едем в Москву лечить!

– В смысле лечить? В смысле в Москву? – не понял Володя, что и деда то не успел вылечить.

Тот как-то сам выкрутился, на самолечение пошёл. А теперь мини-пига привезут в придачу.

«А как вылечат, так сразу на свадьбу и попадут… задним числом», – напомнил мозг.

– Всё, Волька, жди. У въезда в Москву, значит, встретишь, – ответила мать и трубку повесила.

Володя сплюнул. Фигурально, так как в новом автомобиле даже на коврик сплёвывать не хотелось. Но к стеле «Москва» или значку с письменным отображением города тоже ехать не радовало.

«Так, это они часов восемь-девять ехать будут», – прикинул мозг: «Как раз под конец рабочего дня и встретим. Потом ещё часа два-три по столице, конечно».

Но только массажист к телефону потянулся, чтобы Ларису предупредить, как тот первым зазвонил, а там высветилось: «Тамара».

– Шо? – скорее по привычке спросил Володя вместо «ало» или буржуйского «алё».

– Вот тебе и шо! – заявила Тамара и вдруг как выдаст. – Бабка ожила!

– В смысле ожила?! У неё девять жизней что ли? – явно не ожидал такого расклада Богатырёв, который у таблички синей «Москва» родителей встретил в уме, далее мини-пига подмышку перехватил и к ветеринару вёз. А там, конечно, на клизму большую в руках эскулапа смотреть надо и сочувствовать мелкому.

«А тут оказывается, клизму ту бабке поставить нужно было», – прикинул мозг и возразил: «Они что там совсем живых от мёртвых не отличают?!»

– Да вот взяла и на кухню пришла, а там уже и оделась, – объяснила Тамара. – Такой тебе стриптиз наоборот.

– И что теперь?

–Теперь с дедом твоим коньяк хлещут на пару и наряд подвенечный обсуждают. Она, значит, хочет «в горошек», а он за пивом. Но по пути зайдут в ЗАГС и распишутся.

– Так, погоди… – начал терять ориентацию в жизненном социуме Володя. В голове образ родителей у значка Москва дедом в подвенечном платье в горошек дополнился. А Тамара рядом пиво с бабкой пила и ветеринара обсуждала, первому до столицы прохожему клизму намереваясь поставить.

Володя поморщился аж, головой тряхнул. А жопа жизни никуда не исчезла. Усугубилась только. Ведь впереди была пробка на много километров. Вот-вот заедет.

– …свадьба, теперь, значит?

– Выходит, что так… Володя. Ой, я тебе перезвоню. Серёга по видеоконференции из Стокгольма звонит. С этой своей педобразии. Уж я-то ему сейчас задам!

Связь отключилась.

– Да иди ты в жопу со своим Серёгой! – не выдержал Володя нервов атаку и от греха подальше, (а заодно и от пробки), во двор свернул.

Потом баранку крутил как в тумане. Дома мелькали, улицы вились. Люди с клизмами мерещились и платья в горошек. А вместо собак сплошь мини-пиги. А как туман развеялся и думать массажист снова начал, а не только ругаться, у дома Мары оказался.

– Да иди ж ты! – обронил Володя, на знакомый подъезд поглядывая. Вроде утром только был, а так снова хочется зайти и попробовать.

Уже почти не ругался. Но пока в себя окончательно не пришёл, снова к телефону потянулся. А там видео-звонок входящий и лицо Ларисы.

– Вольдемар! – игриво начала начальница, стоя в одном французском пеньюаре на кухне и на французский же манер и разговаривая с ударениями на последний слог. – Твой «лё папа» звонил. Сказал, в гости нагрянут. С ответным визитом. Что приготовить на ужин? Лобстеров заказать или омаров? Ты где, кстати?

– Пробки объезжаю! – буркнул Володя, уже не горя желанием на работу идти. Потому что жить там останется, во внешний мир больше не выглядывая.

«Уж лучше женщины стонущие, чем это вот всё».

– Прелестно, прелестно, – заявила Лариса в лучшем расположении духа. – А Вика уже Гулю впустила. Ассистентка твой кабинет готовит. Ты скоро?

– Да откуда мне знать? – ответил Володя и разговор мог продолжиться, но тут Лариса Борисовна махнула быстро и отключилась.

Бизнес-партнёры звонили.

«Бизнес ждать не будет. Да и омаров заказывать надо, а не это вот всё», – тролил мозг Володю.

А сам мозг тут же выдал экскурс в образование: «Если кто-то думает, что это слово произошло от слова «тролль» и должно писаться с двумя «л», будет распят училкой по русскому языку, так как происходит от английского слова «трол». Что означает в равной степени «тянуть», «подтягивать», «цеплять». Но по-русски «тролить» означает скорее – «доёбывать».

Богатырёв лбом в руль упёрся и вздохнул, не помня даже где он такое читал или слышал. Грёбанные глубины подсознания.

А что теперь? Женский Рай то открыли. Но и в пробке стоять не хотелось.

«Да и вообще подождать могут. У некоторых всю жизнь оргазма нет и ничего, детей нарожали, внуков воспитали. А теперь каждый день истомой исходить? Обождут! Не завянут!», – даже не думал униматься мозг: «А нам теперь какая разница? Что здесь ждать, что там, в пробке».

Володя поднял голову. На миг показалось, что перед глазами стрелочка привиделась. И сплошь на подъезд указывала. Словно подсознание бормотало что-то.

Не смея перечить судьбе, Володя вылез из автомобиля, хлопнул дверь и поправив воротник рубашка красивой, снова пошёл к домофону заветному.

– Кто? – спросила Мара.

– Открывай.

– Чего тебе?

– Сейчас узнаешь, – добавил Володя, лицо кирпичом сделав. Чтобы даже через трубку не раскусили.

Он вихрем влетел на этаж богини, лифт презрев и стресс по телу кровотоком разгоняя. А как у двери оказался, с ходу действовать начал. Только не с поцелуем начал, а с того, что на плечо девушку в халатике с фингалом под глазом подхватил и в квартиру затащил.

«Потому что нечего их слушать!» – тут же мозг одобрил и отключился, гормонами отравленный.

Мара кулачками для порядка по спине постучала, а затем на кровати оказалась. Не какой-нибудь там мелкой односпальной, а на двоих, с комфортом.

– Животное! – вскрикнула она. Но почти шёпотом. Чтобы соседи ничего не расслышали и не дай бог плохое чего подумали.

А животное сняло рубашку и под зад руками подхватило. Мара и рада бы отбиться от супостата, но тело почему-то навстречу подалось, халат сполз сразу, предал ремень, развязавшись.

Прогнулась богиня, растяжку показывая. Не ему, конечно, для себя годами старалась. А это животное только целовать начало. И сплошь рабочую сторону. Где синяка нет.

Она, конечно, навстречу языком подалась, чтобы много о себе не думал. А он нежно по щеке пострадавшей провёл и щекотно стало. Выдавил из неё, супостат этакий, полустон-полувздох.

Сделав вид, что не заметило «уступки», животное брюки с себя скинуло. Трусы на батарею улетело. Но эволюционировать ему ещё и эволюционировать до человека. Носки то не снял!

И вот стоит он значит, ДНК перестраивает по ходу дела. А вид делает, что нравится слышать её вздохи и сладострастный стон.

Мара напряглась как следует, чтобы сил набраться и скинуть с себя чудовище озабоченное. А он пальчиком коснулся важного, влажного, и всё… умер не вырвавшийся крик.

Девушка, раненная в сердце ещё на выходных, к себе даже прислушалась. Куда делся? А он звучит где-то в ней, но так глубоко, что не достать. Животное только в носках новый вскрики вызывает кончиками пальцев по плечам касаясь, по щекам, по соскам и пупку. А ей умереть и жить одновременно хочется. Аж волны по телу от этого двойственного чувства.

– Животное, – повторила Мара, но не строго. И даже не шёпотом. А одними губами и то у него за спиной, пока обнимал крепко. Не дай бог услышит.

Бежать хотелось, но осталась. Ноги только расползлись в стороны, а тут он снова её за самое сердце и подцепил. Только нижнее, и хорошо закамуфлированное. А от напора на него Мара поняла, что пика касается. Только не надо идти за ним высоко в горы. Вот же он – между ног. И всегда под рукой.

Только одно дело его касаться самой или о подушку тереться, мужиков ненавидя, и совсем другое, когда рядом они и конкретно этот ничего так, старается.

В глазах девушки снова дико замельтешило, по телу прошла тёплая волна наслаждения. Больше не сдерживаясь, она взвизгнула и… растаяла. А животное перед ней вдруг в прекрасного принца превратилось. И улыбалось.

– Я – животное, – добавила Мара, решив пойти методом от обратного.

Пусть доказывает, что всё не так. Пусть исправляется. И всё вокруг исправляет. Пусть сам идёт в эти чертовы горы, на пик лезет, покоряет, а о ней обязательно думает.

Тогда… и только тогда, а и то может быть, она его и простит. А пока…

Но Богатырёв додумать не дал. Прижав к постели, он напрочь стёр все мысли, оставив лишь стон, состоящий из длинной буквы м-м-м. Самой длинной в её жизни.

А может она и не жила никогда?

А этот гад же не говорит ни слова. Только руками чего-то машет, да всё по ней. А потом ногами работает, всё больше бёдрами. И губы туда-сюда. Туда-сюда. А всё по целям верно выходит.

Почему он её не разубеждает? Почему не спорит?

Только пара вопросов возникла, как он их словно веником смёл. А всего то и стоило, что насквозь её проткнуть. И коснуться чего-то важного.

«Матки то любой дурак может достать, а ты попробуй души коснуться», - подумала вдруг Мара и пообещала написать себе книгу. Но чтобы состояла только из одной этой фразы. Потому что все другие мысли стянуло в струну и вновь на долгую «м-м-м» растянуло.

На миг показалось, что кто-то вытащил из неё все кости. Затем все мышцы расслабились, и она ощутила приземление. Воздушное и сладкое, оно замаячило перед глазами. А над ней уже не животное и не принц, а облако какое-то. Марево. С очертаниями божественными.

«Уж не полюбил ли меня сам Зевс?» – на всякий случай подумала девушка.

А он снова улыбнулся. Потому что смотреть на её разомлевшее лицо – высшая награда.

Мара в ответ ничего делать не стала. Смотреть в его плывущие глаза – награда вдвойне. Притянула только то облако-марево-Зевса-и-мужчину-в-одном-лице поближе и обняла крепко-крепко. Чтобы убедиться – существует, а не привиделось.

А на глазах слёзы выступили. Она не знала от чего они. Просто были. Девушкам иногда надо плакать, когда важное происходит.

А что может быть важнее, чем обнимать это существо и нежиться с ним в одной постели?

– Я люблю тебя, – обронила Мара, не слыша своего голова. Да и вообще вряд ли сказав эту фразу вслух.

Но он не слышал. Он сладко сопел, уткнувшись носом в её подушку. Она повернулась, чтобы побить его, уничтожить, или хотя бы поцарапать, но не смогла даже ущипнуть.

Ведь для неё сейчас не существовало прекраснее человека на всей планете. А что устал в сражении за её любовь, так это пройдёт.

Либо любовь. Либо усталость.