Роман Тот самый массажист глава Глава 78

Прибыв ночью на железнодорожный вокзал, Володя понял, что спать уже не ляжет. Мозг перезагрузился на свежем воздухе, тело обнулилось от стресса, да и вздремнул что надо. Это уже не говоря о том, что в старости будет что вспомнить. Деревня она же не только для ностальгии, но и для получения нового опыта.

Компания просто должна быть подходящей.

Начальница по работе и ведущая супруга по жизни заказала микроавтобус от вокзала до коттеджа. Уместились вчетвером с комфортом, а не локоть в локоть.

Места хватало всем с комфортом по дороге домой, но пока ехали, дед раздавал залпы налево и направо. Лук давал о себе знать. Клапан травил, не выдерживал на кочках, ямах и «лежачих полицейских». И всякий раз несертифицированный газ в основном доставался рядом сидящей с дедом блондинке на среднем сиденье. Тогда как Володя сидел спереди за пассажирским, а Лариса развалилась на самом заднем сиденье, закинула ноги на окно и охала, держась за голову и больше дышали кондиционированным воздухом.

Вика терпела. Открыв окно, кашляла украдкой, прикрывалась рукой, плакала в платочек тихонько, бледнела немного, порой почти зеленела, но стойко держалась, так как сама не сразу справилась с последствиями самогоноварения в организме и прекрасно понимала, что похмелье для каждого – своё. А обижать дедушек нельзя.

Но стойкости блондинке хватило ровно до той поры, пока дед не принялся травить пошлые анекдоты. Тогда слёзы от удушения сменились на другую реакцию – смех.

– …А горожанин ентому сельскому и говорит, значица. «Ну и что, что в лифте насрали? Можа это заводская комплектация? Кто её знает, эту реновацию. Мы сами ещё не привыкли».

Блондинку рядом скрутило пополам. Только привыкать начала к обилию употреблений словосочетаний типа «залупу ему на воротник», «ебу дал – ёбу взял» или коронного «и тут я проснулся», как подоспел новый анекдот, затем другой, третий…

Ржал Володя, соскучившись по деду. Вспомнилось, как учил удить, вязать крючки и кататься на велике. Отцу то некогда было. А брат больше за юбками по деревне шастал.

Смеялась и Лариса, придерживаясь за голову и тихо охая в платок. Растрясло на старых дрожжах в дороге. Лучше бы пару часов поспала. Но всю ночь караулила деда.

Орал в голос и водитель. Он сдался первым и сначала приглушил радио, а затем и сам перестал что-то говорить после просьбы сзади:

«Да что ты можешь знать о жизни, творожок подзалупный? Вот я помню, самогона мы с мужиками наварили и на рыбалку пошли, а удочки взять забыли. Но наутро я рядом с мешком рыбы проснулся. И чего этих рыбинспекторов не любят?».

Припоминая детали, дед вспоминал очередной случай, от концовки которого у пассажиров и водителя текли слёзы, затем пошли сопли, а от особо мощных порывов разлетались по салону и слюни. Тогда таксист едва не уходил с трассы и подруливал в последний момент.

Степан Степаныч, перестав поддавать газу на поворотах, словно пропитал салон веселящим газом. Компенсация за неудобства заканчивалась рассказами о том, как он «изображал в лесу медведя в сенокос, пока оставленные в деревне без мужиков бабы не собрались толпой и не пошли на него с рогатиной за неимением ружей. А там он их и побеждал одну за другой».

– С тех пор в лес при любой возможности и ходили. Чи по ягоды, чи «снегиря посмотреть». А ты знаешь, что снегирь красногрудый – самец? Самка серая. А на каждой картинке, открытке и росписи обязательно рядом двух красногрудых рисуют. Тут значица два варианта, либо дебилы, либо на что-то намекают, а потом с этим же и борются.

В процессе рассказа дед создал такую тёплую семейную атмосферу, что водитель обещал его возить бесплатно всякий раз, когда тот позвонит. Визитку на тот случай оставил. Но у Степана Степаныча не было телефона. Зато был внук Володя.

– Ентот вывез, ентот пусть и катает, – заверил таксиста дед, покидая микроавтобус.

Володя кивнул. Как говорил дед – я твой дед! А это означало, что раз появилась энергия до работы, стоило заняться Степан Степанычем в первую очередь. Наверное, именно поэтому, он первым делом по возвращению домой не стал терять время, водя по коттеджу за руку и показывая расположение комнат и душа. А сразу посадил его в личный автомобиль в гараже и помчал обратно в город.

Во-первых, женщины целее будут. Во-вторых, чтобы Вика от родственника отдохнула и не научилась плохому (он ещё в купе обещал научить её пить с локтя). В-третьих, диагностика ждать не будет.

– Лечение – превыше всего, – заявил Володя, открывая дверь личного автомобиля и пихая деда на переднее сиденье.

Но чего лечить, если не знаешь? Поэтому Лариса загодя дала контакт клиники в пределах МКАДа, где по её словам «лечили всё».

И теперь дед смешил уже Богатырёва на трассе, пока тот вёз его врачам, где тот мог бы сдать за пару суток столько анализов, словно отдыхал в пансионате по системе «всё включено».

– Да я бы тоже с тобой зашёл, зрение проверил, – признался Богатырёв. – Но дел по горло. Сам понимаешь, Москва ждать не будет. Работа.

– Тю, а чего зрение? – возмутился дед. – Поставь клизму и забудешь о зрении на час-другой. Я вот помню, однажды, черники с голубикой обожрался со сливками. Фреша, значит, набултыхал, как сейчас говорят. И с девками на плясульки пошёл. И всякий на деревне скажет, что танцевал как в последний раз. Один, правда. Все куда-то подевались. А почему, не помню. Но помню брюки длинные были, «дудочкой».

– Дед, ну хорош брехать, – долго выдохнул Володя, припомнил об основных делах и остановил у цветочного бутика. – Я сейчас.

Но глядя на цветы в руках внука, дед осуждающе покачал головой:

– Володя, ну что ты творишь? Я ещё живой.

– Дед, да живи хоть до двухсот лет. Ты чего?

– А чего ты тогда? К бабе намылился? – тут же прикинул Степан. – У тебя две бабёнки – самый сок. А ты в коллекционеры подался?

– Не, дед. Я так… – Володя замялся, не зная стоит ли доверять. Разболтает же на раз. – Человека проведать хочу. Я как бы… нанёс удар в самое… сердце. Но рана отразилась на лице. Понимаешь?

– Понимаю, чего не понять? – тут же кивнул дед. – Я так Ромку одноклассника однажды жопой на ежа посадил. А он потом ещё и ремня получил. За ябедничество. Вот уж дуплетом стрельнуло, так стрельнуло.

– Дед! – с теми словами Володя положил букет на заднее сиденье до лучших времён.

Он искренне полагал, что тот доживёт до момента встречи с Марой. И так несколько дней не звонил, не писал. Как она там? Обиделась, наверняка. А так может с цветами простит быстрее.

– Ты давай не юли, – тут же брови дед приподнял и прищурился следом. – Припоминая детали той «лесной войны», я одного не сказал. При женщинах постеснялся. Всё-таки у Вики живот болел. Хорошо у меня нюх отбит с тех пор, как маляром практику отрубил на заводе.

– Так это не ты что ли газовал?

– Да ты не перебивай. Вот, значица, и говорю тебе, как ловко кошмарил одну за другой. Подойду, значица, поближе, шкуру медвежью накинув. Завою на ухо. Та упадёт, за сердце хватаясь, а то и сразу в обморок. А я её в кусты, перекурю и до другой ползу партизаном, – признался дед и гордо добавил. – Стало быть, с тех пор все дети в деревни мои. Ну или почти все… Анфиса всё-таки страшная как смерть была. Так её в лес и не взяли.

– Дед, ну хорош заливать, - вновь улыбнулся украдкой Богатырёв-младший.

Так это или нет, Володя выяснить не мог. А дед только поднял палец поучительно:

– Так и ты мне на заливай, внучек! Я не для того из деревни сбежал на мир посмотреть, чтобы лечиться.

– Дед, в Москве отличная медицина, – напомнил Володя. – Больно не будет.

– Да что мне боль? Мы с соседом аппендициты друг другу заговором лечили. А ты мне про боль. Он правда, не выжил, а меня довезли, но то уже частный случай… Эх, Ромка, Ромка. Как вспомню того ежа и жопу в дырочку, так и ржу как конь.

– Дед!

– Ты что думаешь, вылечишь меня на раз? – возмутился дед тут же. – А что ты лечить собрался? У меня яйца до колен висят. Подтяжку там что ли сделают? Или новые выдадут?

– Да что хочешь, то и вылечат. За деньги не переживай. Что больше всего тревожит? Может, зубы тебе в ряд поставим. Хочешь, а?

– Зубы, то конечно, неплохо. Но вот тебе что скажу, внук. Глупый ты!

– С чего глупый то? – не понял Володя. – Я тебя в седане везу, а не в маршрутке. Хочешь на квартиру ко мне заедем? Ремонт посмотришь… сам ещё не видел.

– А то и глупый, что не умный. Кто ж на восьмом десятке лечится? Мне куда не ткни, всё болит. Всё менять надо, – заявил дед и тут же добил доводами. – А смысл вкладывать в меня, если всё равно на днях помру? Гроб уже купленный. В сарае стоит, куры в него серут. Но то сезон.

– Дед!

– Ну может и не серут, но по конвертам подарки родне разложены, – подмигнул даже. – И твой есть. Помянешь потом. Чи бабу снимешь. И вместе помянете.

– Дед…

– А что дед? Что дед-то сразу! – повысил голос патриарх подставший, но хватки не потерявший. – Видит бог, заберу и сожгу всё к чёртовой матери, если в больницу меня повезёшь!

– Дед, поликлиника – это не больница. Ты там просто анализы сдашь и всё. По кабинетам походишь, с врачами побеседуешь.

– Да мне всё одно, что с тобой, что с врачами лясы точить. Не поеду и всё тут!

Дед заартачился. Володя вздохнул:

– А куда же ты хочешь поехать?

– Да мне почём знать? – тут же прищурился Степан Степаныч. – Покажи мне Москву, коли проездом. Хер меньше не станет.

Володя кивнул и остановился у придорожной забегаловки быстрого питания. Не Кремль, конечно, но обложив деда гамбургерами, картошечкой, хот-догами и завертонами до кучи с дороги, Богатырёв увидел довольную щербатую улыбку.

«Так, минут пятнадцать тот спокойно просидит в закрытом салоне, где тем не менее работает кондиционер и радио», – заявил мозг: «Тогда деда хотя бы не своруют, пока внук навестит Мару. Цветы, конечно, это не встреча при свечах, но тоже приятно. А как нажрётся и отрубится, сытый, так в поликлинику и отвезём».

Дед взял хот дог и принялся поучительно трясти им, разбрызгивая во все стороны горчицу и кетчуп.

– Не! Вот в наши времена такого не было. Мужики нормально себе на работе помирали. На сенокосе там или в бане, жопу намывая. За сердце хватятся, хоп и всё. Удобно опять же. Домылись, на полку положили, там же и обмыли. А утром на смену.

– Дед!

– А что дед? Говорю тебе, не должны мужики дольше баб жить. Вот пережил я свою? И что толку? Лицо как печёное яблоко стало, зуб один свой остался. Челюсть вставная. Уши как вареники. А всё равно – красавец.

Володя улыбнулся. Ему бы такую уверенность в восемьдесят с лишним лет. А сколько лишнего, никто уже и не помнит. То ли два, то ли три года Степан Степаныч себе прибавил, чтобы быстрее Родине начать помогать восстанавливаться. Так что возраст по паспорту не считается.

«А теперь время возвращать долги. И самого подлатать. Таковы его, внука, обязательство. Но может действительно, душа больше у деда болит, чем тело ноет?» – прикинул мозг, и Володя впервые попробовал услышать то, что дед сказать хочет.

– Дед, так чего ты хочешь на самом деле?