Роман Реквием по любви. Грехи отцов глава Глава 78

Внезапно словив шальную дозу адреналина, и цепенея всем телом от напряжения, Дмитрий ошеломленно уставился на Сокола. Понимал, что тот задумал. Осознавал, на какие жертвы идет, и… никак не мог этого допустить.

А потому, руководствуясь одними лишь инстинктами, Борзый угрожающе прогромыхал, когда Пашка попытался заговорить вновь:

- Молчи!

- Есть вероятность…

- Паша, не вздумай!

- … что он…

- Где? – подначивал его Прокурор, вслушиваясь в каждое слово.

- … сейчас…

Не помня себя от отчаяния, Борзый схватил его за шкирку, и тряханул, как следует, дабы в чувства привести. А после, практически уперевшись своим разгоряченным лбом в его лоб, яростно выплюнул:

- Сказал же, заткнись! Ни слова больше!

Сокол не пытался освободиться. Просто обреченно прошептал:

- Я должен…

- Нет, не должен! – почти кричал Дмитрий, пытаясь образумить друга. – И никто… НИКТО не смеет принуждать тебя к подобному! Речь ведь идет о твоем отце, каким бы ублюдком он не был! Ты в этом не участвуешь! Точка!

Если до сего момента Пашка пребывал в относительном внешнем спокойствии, то теперь он… окончательно сломался. Его нервы сдали.

- Как ты не понимаешь? – заорал Сокол, в ответ хватая Дмитрия за грудки. – У меня нет выбора! Его просто… нет! Я всегда знал, что мой отец – редкостная мразь. Садист и тиран. Но не подозревал даже, до какой степени! Мы наивно полагали, что столь жестоким он был лишь с нами - с членами своей семьи. Только реальность оказалась в разы ужаснее! В разы мучительнее! И… больнее! Он окончательно съехал с катушек! Он отнял жизни стольких людей! И отнимет еще больше, если его не остановить!

Борзый усилил хватку, с трудом контролируя гнев, струящийся по венам.

- И мы остановим! – процедил сквозь зубы, не узнавая собственного голоса. – Обязательно остановим! Но… сами. Без твоей помощи. Без твоего участия.

- Да как же вы его без меня найде…

- Я все сказал, Паша! Я все сказал!

- Ты верно забыл, - глухо усмехнулся Соколовский, – что у него Лиза!

- Посмотри на меня внимательнее! – тяжело дыша, огрызнулся Борзый. - Реально думаешь, что я способен ТАКОЕ забыть?

- А простить? – не унимался Пашка. – Простить ты способен? Если с Рыжей что-нибудь случится по вине МОЕГО отца, ты простишь МНЕ мое молчание? Мое бездействие? Или обвинишь, как… после смерти Егора?

Делая над собой неимоверное усилие, Дмитрий разжал руки. Горечь прошлых ошибок и разочарований затопила нутро. Проявилась оскоминой на языке. Стиснув ладонями плечи друга, он обессиленно пробормотал:

- Случись нечто подобное, Соколик, и винить тебя будет уже… некому!

- Дим…

- А за Егора прости! Неправ я был. Несправедлив с тобой. И… раскаиваюсь.

Будто не веря услышанному, Пашка отстранился. Изумленно нахмурился.

Борзый же холодно усмехнулся, подтверждая все вышесказанное:

- Да, брось! Мы ведь оба знаем, кто на самом деле ту кашу тогда заварил! И на чьей совести жизнь друга… тоже знаем! Только вслух не говорим. Не удивительно. Свои собственные ошибки признавать… чертовски сложно!

- Не соглашусь! – задумчиво отозвался Сокол, секунду спустя. – Каждый сам в ответе за свою судьбу. Нас никто силком туда не тащил. Сами поперлись!

- Хорош меня лечить! – передернул плечами Дмитрий, прекрасно понимая, что тот просто успокаивает его. – Предпочитаю смотреть правде в глаза.

На сей раз Пашка смиренно кивнул, пробормотав еле слышно:

- Как и я!

Похомов вперился в него тяжелым взглядом:

- Раз так, включай мозги! Одно дело, если мы найдем Шмеля своими силами, и спросим с него за все содеянное. И совсем другое… если выйдем на твоего отца по твоей наводке! Ты сам-то потом как жить с этим будешь?

Соколовский растянул губы в некоем подобии улыбки, и неопределенно пожал плечами. А после, с трудом вытолкнув воздух из легких, признался:

- Да уж, с главой рода нам не повезло. Отец – страшный человек. Жестокий. Беспринципный. Когда вспоминаю наше с Викой детство, регулярные побои, и бесконечные слезы матери, возникает жгучее желание, свернуть ему шею. Я никогда не понимал этого. Как можно к чужим людям относился лучше, чем к своей собственной семье? Взять даже нашу соседку, Павлину Михайловну? Эта старуха слышала от него больше добрых слов, чем все мы вместе взятые! Порой мне кажется, что я люто ненавижу его. Но как только ярость стихает, с ужасом понимаю, что всецело ненавидеть отца не выходит, как бы сильно ни хотелось. Даже сейчас, когда знаю всю правду… не могу!

Дмитрий ободряюще похлопал Пашку по плечу, клятвенно заверяя:

- От тебя этого и не требуют! Все прекрасно понимают каково тебе сейчас!

- Спасибо, брат! – тот с готовностью повторил его жест. – Спасибо!

- Прорвемся, Паш! Будет трудно, но прорвемся!

Они одновременно отстранились друг от друга. Борзый даже попытался улыбнуться. Однако резко нахмурился, припомнив кое-что, из монолога Соколовского. Сердце дико трепыхнулось в груди. Кровь ускорила бег по венам. С трудом осознавая, почему заострил внимание именно на этой детали, он уточнил до жути сиплым голосом:

- Как, говоришь, зовут вашу соседку? Павлина Михайловна?

Сокол недоуменно почесал подбородок:

- Ну, да! Так я и сказал!

Ощущая себя пьяным от переизбытка эмоций, Похомов задышал чаще.

Сквозь него в ту секунду словно двести двадцать вольт пропустили.

В голове против воли стала складываться логическая цепочка. Вполне очевидная и единственно возможная. От собственных догадок стало дурно.

- Павлина – женская версия имени… Павел! – пробубнил он себе под нос. – Он назвал своего первенца в ее честь! Шмель назвал тебя… в ее честь!

- В чью честь? – растерялся Пашка. – В честь этой старой грымзы?

Борзый зловеще рассмеялся, будучи не в состоянии более себя контролировать. Его лихорадило от напряжения. Пот выступил на висках.

Он гоготал, точно одержимый, и все никак не мог успокоиться.

- Серьезно не понимаешь? – прохрипел, едва обрел способность говорить. – Та, кого ты всю жизнь считал своей соседкой… на самом деле - твоя бабка! Она и есть мать Шмеля! И… родная сестра Пескаря! Та самая, которую он так тщательно прячет от врагов с тех самых пор, когда занял место настоящего Гарика. Гениально! Чтоб мне сдохнуть, это гениально!

Сокол скептически фыркнул:

- Ты бредишь что ли? Родители отца умерли еще до моего рождения!

- Да, неужели? – усомнился Дмитрий. – Ты хоть раз был у них на могиле?

Пашка заторможенно покачал головой, явно начиная сомневаться.

Сомневаться в том, в чем Похомов был теперь абсолютно уверен.

- Хочешь верь, хочешь нет, - подытожил он, сверля друга безумным взглядом, - но эта старуха – мать твоего отца! Родная и горячо любимая! Все остальное – часть маскировки. Легенда. Она всю жизнь была рядом с вами. Буквально на соседнем участке. Я только сейчас это понял, но… у вас даже внешний забор общий! А внутреннего, разделяющего ваши дворы, почти нет. Так… кованная хрень не выше метра, увитая плющом. Ее дом – его крепость. Его тайное убежище. Место, где никто и никогда не додумается его искать. Все это время он был в соседнем, сука, доме! Об этом ты хотел нам сказать?

Соколовский ошеломленно покачал головой:

- Нет. Я просто… при обыске у нас… присутствовал. Нашел бумаги на покупку какой-то подозрительно дешевой недвижимости. Пробил адрес. Оказалось, отец недавно купил дачный участок. У черта на куличиках. Причем, в почти развалившемся кооперативе. Вот я и подумал…

Борзый остановил его жестом:

- Нет! Лиза в городе. Она в городе! Совсем рядом. Теперь я это… чувствую!

Развернувшись лицом к старшим, он почти торжественно объявил:

- Собирай людей, Борис Андреевич! Если я прав, то у нас появится главный рычаг давления на Гарика. Убьем одним выстрелом сразу трех зайцев. Лизу вернем. А заодно, возьмем под контроль и сестру Пескаря, и его племянника!

Все четверо: Дуда, Ювелир, Прокурор и отец, смотрели на него с еще большим изумлением, чем от известия о его планах, относительно пленников. Прочистив горло, Черчесов явно собирался что-то сказать.

Однако, ни звука не издал. Следующие секунды пролетели в зловещей тишине. Наконец, сделав над собой усилие, Борис Андреевич уточнил:

- Ты… понял все это… по имени? Просто… по имени?

Борзый вскинул подбородок, и окатил смотрящего тяжелым взглядом:

- Сомневаешься во мне?

Прокурор не спешил с ответом. Сперва сигарету подпалил, и затянулся жадно. А потом, спустя минуту-другую, задумчиво протянул:

- Если окажешься прав, если твои предположения подтвердятся…

- Ты отдашь мне ее! – закончил за него Дмитрий. – Отдашь мою жену!

Расплывшись в хищной ухмылке, законник кивнул:

- Не только ее, щегол! Не только ее!