Роман Девочка стального магната глава Глава 50

Рука охранника замирает, и я не успеваю схватить пиджак, как он отворачивается, словно и не собирался мне помогать.

Так он и скажет Борису, когда тот потребует от него ответа.

Чувствую ягодицей ткань носков и ногу, а в голове мысль: пнет ли?

С него станется.

Хотя справедливости ради надо признать, физического вреда Борис мне не причинял.

Но тем не менее я все равно встаю, абсолютно обнаженная и, не поворачиваясь, иду к лестнице.

Там на улице мои вещи. Хоть что-то я найду, верно? Пора начать думать не сердцем, а головой.

Но не успеваю сделать и пары шагов, как меня за шею хватает жесткая рука и буквально затаскивает в квартиру.

А я уже не могу сдержаться. Кричу, реву, царапаюсь, отбиваюсь. Со всей дури бью Бориса по щеке.

И руке так больно сразу, как будто по дереву ударила, и кожу сразу тысяча ледяных иголок жжет.

И я пячусь в ужасе, боюсь, что он ответит. Что решит отомстить за своевольничество. За оплеуху.

А Борис только молчит. Смотрит диким взглядом, пока по щеке растекается красное пятно, и шаг ко мне делает.

Но резко останавливается, словно сам себя затормозив, и отворачивается. Уходит. Просто уходит, так ничего и не сказав. В спальню.

А я остаюсь стоять посередине гостиной, обхватив себя руками, продолжая чувствовать острую боль в запястье.

И она с каждым разом только сильнее. Настолько, что слезы брызгают из глаз, и я ахаю, пошатнувшись. Прижимаю ее к груди, задыхаясь.

— Терминатор, черт возьми, — шепчу и устремляюсь к холодильнику. Достаю кусок мяса и прижимаю ко вспухшей руке, чувствуя облегчение.

Правда, недолгое.

Смотрю на закрытую дверь спальни и понимаю, что надо ехать в травмпункт. Боль острая и все усиливается.

Господи, ну что за дура. Сломать руку о мужика.

Ведь била Игоря, била Виталика и хоть бы что.

Спустя минуту понимаю, что лед уже не помогает, и я задыхаюсь от боли. Сдерживаю рыдания, уже и не вспомнив, с чего начался скандал, и почему я ударила любимого человека.

Сзади вдруг маячит большая тень и больную руку сжимают крупные пальцы. Хочу вырвать руку, но только сильнее себе боль причиняю:

— Не дергайся.

А я уже хнычу, потому что ему нельзя работать в больнице. Он только хуже делает, хотя и просто ощупывает.

— Мне больно!

— Нечего руками махать. Собирайся, — кладет он на стол стопку одежды, и я завороженно смотрю, что и он уже одет в темный свитер и джинсы. И я бы полюбовалась тем, как это все ладно сидит на его фигуре, но пелена из слез мешает. – Нина.

— Я же говорю, мне больно! – уже кричу на грани истерики, на что он только поджимает губы. Помогает натянуть мне трусы, потом джинсы.

— Нет бы просто спать лечь, а ты устроила спектакль, — говорит он зло и быстро в глаза заглядывает.

— Если бы ты следил за языком…

— Что ты сказала? – подтягивает он меня к себе за пояс джинс. – Поверь мне, я и так при тебе слежу за языком. А те слова были правдой.

— Я не хочу ее знать.

— Да ты вообще ничего не хочешь знать, в этом твоя проблема.

— Моя проблема, что ты почему-то решил, что я подхожу тебе в жены.

— Кто тебе сказал эту чушь, — натягивает он на меня футболку и свитер. – Совершенно не подходишь.

— Тогда зачем я тебе? — все-таки решаюсь спросить, пока он ведет меня к двери. – Зачем ты возишься со мной?

— Потому что хочу, чтобы подходила, — впервые он говорит со мной откровенно, и я понимаю почему.

От него идет легкий душок терпкого виски.

Когда мы не берем с собой охранника, я удивленно оглядываюсь. Замечаю, что, кажется, и он в шоке, стоит, застегивая пиджак, и смотрит нам вслед, как побитый щенок.

И я все понимаю. Наверное. Он видел меня голой, он больше не будет работать на Бориса.

— Ты уволишь его? – спрашиваю, пока нас встречает другой охранник и водитель. И когда успели? Пока я мучилась с куском замороженного мяса? Борис понял, что я ушибла руку и подготовился?

— Да, — кивает он и помогает забраться в машину, а меня накрывает острое чувство вины, потому что теперь безвинный человек потеряет хорошую работу. Только за то, что видел меня голой.

И пока мы едем по ночному городу, пока городское освещение сливается для меня в одну сплошную линию, я продолжаю чувствовать, как болезненно ноет и колет рука. Но все равно ощущаю хмельную радость от присутствия Бориса рядом. От его такой вот грубой заботы.

Ему не все равно. И клетка, в которую я села, становится уже, почти душит.

Слезы вызывает.

Но самое страшное, что я собственными руками закрываю выход, прячу ключ глубоко внутрь сознания и наклоняю голову на плечо Борису.

Он наверняка меня оттолкнет, но я опять ошибаюсь. Он тянет руку мне за спиной и подтягивает к себе ближе, обхватил в капкан пальцев талию. Так плотно, что я выдыхаю от волнения.

И я невольно улыбаюсь, думая, что надо было давно его напоить. Увидеть его таким. Немного даже эмоциональным. Хотя на лице не дрогнул ни мускул.

— Борис…

— Что? Рука болит?

— Болит, — киваю я и поднимаю голову, смотря на четкую линию подбородка, легкую небритость, поджатые губы. – Я люблю тебя.

— Пять минут назад ты хотела от меня уйти, — опускает он взгляд и рассматривает мое заплаканное лицо. – Так что ни черта не стоит твое признание.

В противовес своим словам он наклоняется ниже и касается моих губ. Сначала легко, почти невесомо. Затем толкает язык внутрь, и буквально сметает из моей головы все мысли, кроме одного умоляющего вопроса:

— Но ты ведь меня не отпустишь?

— Для этого тебе придется меня убить, — отвечает он, обхватывает рукой лицо и только углубляет поцелуй. И эмоции от него перекрывают даже боль в руке.

— Больше не болит? – шепчет он, целуя шею. Я задираю голову, качаю ею и сквозь шум пульсирующей крови слышу:

— Значит перелома нет и завтра ты можешь пойти на учебу.