Рука охранника замирает, и я не успеваю схватить пиджак, как он отворачивается, словно и не собирался мне помогать.
Так он и скажет Борису, когда тот потребует от него ответа.
Чувствую ягодицей ткань носков и ногу, а в голове мысль: пнет ли?
С него станется.
Хотя справедливости ради надо признать, физического вреда Борис мне не причинял.
Но тем не менее я все равно встаю, абсолютно обнаженная и, не поворачиваясь, иду к лестнице.
Там на улице мои вещи. Хоть что-то я найду, верно? Пора начать думать не сердцем, а головой.
Но не успеваю сделать и пары шагов, как меня за шею хватает жесткая рука и буквально затаскивает в квартиру.
А я уже не могу сдержаться. Кричу, реву, царапаюсь, отбиваюсь. Со всей дури бью Бориса по щеке.
И руке так больно сразу, как будто по дереву ударила, и кожу сразу тысяча ледяных иголок жжет.
И я пячусь в ужасе, боюсь, что он ответит. Что решит отомстить за своевольничество. За оплеуху.
А Борис только молчит. Смотрит диким взглядом, пока по щеке растекается красное пятно, и шаг ко мне делает.
Но резко останавливается, словно сам себя затормозив, и отворачивается. Уходит. Просто уходит, так ничего и не сказав. В спальню.
А я остаюсь стоять посередине гостиной, обхватив себя руками, продолжая чувствовать острую боль в запястье.
И она с каждым разом только сильнее. Настолько, что слезы брызгают из глаз, и я ахаю, пошатнувшись. Прижимаю ее к груди, задыхаясь.
— Терминатор, черт возьми, — шепчу и устремляюсь к холодильнику. Достаю кусок мяса и прижимаю ко вспухшей руке, чувствуя облегчение.
Правда, недолгое.
Смотрю на закрытую дверь спальни и понимаю, что надо ехать в травмпункт. Боль острая и все усиливается.
Господи, ну что за дура. Сломать руку о мужика.
Ведь била Игоря, била Виталика и хоть бы что.
Спустя минуту понимаю, что лед уже не помогает, и я задыхаюсь от боли. Сдерживаю рыдания, уже и не вспомнив, с чего начался скандал, и почему я ударила любимого человека.
Сзади вдруг маячит большая тень и больную руку сжимают крупные пальцы. Хочу вырвать руку, но только сильнее себе боль причиняю:
— Не дергайся.
А я уже хнычу, потому что ему нельзя работать в больнице. Он только хуже делает, хотя и просто ощупывает.
— Мне больно!
— Нечего руками махать. Собирайся, — кладет он на стол стопку одежды, и я завороженно смотрю, что и он уже одет в темный свитер и джинсы. И я бы полюбовалась тем, как это все ладно сидит на его фигуре, но пелена из слез мешает. – Нина.
— Я же говорю, мне больно! – уже кричу на грани истерики, на что он только поджимает губы. Помогает натянуть мне трусы, потом джинсы.
— Нет бы просто спать лечь, а ты устроила спектакль, — говорит он зло и быстро в глаза заглядывает.
— Если бы ты следил за языком…
— Что ты сказала? – подтягивает он меня к себе за пояс джинс. – Поверь мне, я и так при тебе слежу за языком. А те слова были правдой.
— Я не хочу ее знать.
— Да ты вообще ничего не хочешь знать, в этом твоя проблема.
— Моя проблема, что ты почему-то решил, что я подхожу тебе в жены.
— Кто тебе сказал эту чушь, — натягивает он на меня футболку и свитер. – Совершенно не подходишь.
— Тогда зачем я тебе? — все-таки решаюсь спросить, пока он ведет меня к двери. – Зачем ты возишься со мной?
— Потому что хочу, чтобы подходила, — впервые он говорит со мной откровенно, и я понимаю почему.
От него идет легкий душок терпкого виски.
Когда мы не берем с собой охранника, я удивленно оглядываюсь. Замечаю, что, кажется, и он в шоке, стоит, застегивая пиджак, и смотрит нам вслед, как побитый щенок.
И я все понимаю. Наверное. Он видел меня голой, он больше не будет работать на Бориса.
— Ты уволишь его? – спрашиваю, пока нас встречает другой охранник и водитель. И когда успели? Пока я мучилась с куском замороженного мяса? Борис понял, что я ушибла руку и подготовился?
— Да, — кивает он и помогает забраться в машину, а меня накрывает острое чувство вины, потому что теперь безвинный человек потеряет хорошую работу. Только за то, что видел меня голой.
И пока мы едем по ночному городу, пока городское освещение сливается для меня в одну сплошную линию, я продолжаю чувствовать, как болезненно ноет и колет рука. Но все равно ощущаю хмельную радость от присутствия Бориса рядом. От его такой вот грубой заботы.
Ему не все равно. И клетка, в которую я села, становится уже, почти душит.
Слезы вызывает.
Но самое страшное, что я собственными руками закрываю выход, прячу ключ глубоко внутрь сознания и наклоняю голову на плечо Борису.
Он наверняка меня оттолкнет, но я опять ошибаюсь. Он тянет руку мне за спиной и подтягивает к себе ближе, обхватил в капкан пальцев талию. Так плотно, что я выдыхаю от волнения.
И я невольно улыбаюсь, думая, что надо было давно его напоить. Увидеть его таким. Немного даже эмоциональным. Хотя на лице не дрогнул ни мускул.
— Борис…
— Что? Рука болит?
— Болит, — киваю я и поднимаю голову, смотря на четкую линию подбородка, легкую небритость, поджатые губы. – Я люблю тебя.
— Пять минут назад ты хотела от меня уйти, — опускает он взгляд и рассматривает мое заплаканное лицо. – Так что ни черта не стоит твое признание.
В противовес своим словам он наклоняется ниже и касается моих губ. Сначала легко, почти невесомо. Затем толкает язык внутрь, и буквально сметает из моей головы все мысли, кроме одного умоляющего вопроса:
— Но ты ведь меня не отпустишь?
— Для этого тебе придется меня убить, — отвечает он, обхватывает рукой лицо и только углубляет поцелуй. И эмоции от него перекрывают даже боль в руке.
— Больше не болит? – шепчет он, целуя шею. Я задираю голову, качаю ею и сквозь шум пульсирующей крови слышу:
— Значит перелома нет и завтра ты можешь пойти на учебу.
Комментарии
Комментарии читателей о романе: Девочка стального магната