Роман Золушка за тридцать глава Глава 38

Малину немного испортил проснувшийся внезапно Тимурчик — семимесячный сын Аньки и Сереги.

Малыш раскричался, все взбудоражились, зашумели, разбежались кто куда… Мы с мамой, проследив за Жанной и Лехой, поднявшимися на второй этаж, спрятались на кухне.

Мама несколько минут громко вздыхала, мыла яблоки, нервно протирая их полотенцем и складывая в глубокую миску. Затем ее душа не вынесла моего равнодушия к ее желанию поговорить, и она развязала беседу сама:

— Солнышко, тебе пора замуж! Биологические часы — это не просто термин!

Я кивнула, взяла одно яблоко и с хрустом отгрызла большой кусок.

— Ты слышишь?

Еще раз кивнула.

— Кира, ну я ведь не шучу…

— Мама, да я что, против? Где ты видишь толпу из желающих осчастливить себя браком со мной?

— Да вот Данила хотя бы? Неплохой вроде парень. С Лешей мы, кажется, промахнулись — он уже занят, но и твой златокудрый вполне себе… И папа наш неожиданно сменил гнев на милость, вон как они поладили.

— Ох, — грустно вздохнула я, покидая кухню и приближаясь к дверному проему гостиной, чтобы посмотреть на Эскина…

Тот сидел на диване с Аниным сыном на вытянутых руках. Вид у него был ошарашенно-прибитый, а малыш дрыгал ножками и махал ручками.

— Забери, — тихо взмолился Данила, посмотрев на Аню.

— Правда он солнышко? — спросила она вместо того, чтобы исполнить просьбу. Мамочка радостно поглаживала свой круглый живот и с обожанием смотрела на чадо. — Скоро еще один такой же сорванец появится. Будем приезжать в гости к вам с Кирой. Да, мой мусипусик?

Анька состроила страшную гримасу, пригнулась и двинулась на малыша. Тот захохотал. Эскина, кажется, замутило.

— Они мне сейчас последнего претендента в зятья спугнут! — заволновалась мама, отодвигая меня и врываясь в гостиную. — Дай-ка ребенка сюда, Данечка. И иди погуляй с Кирой, у нас чудесный сад на заднем дворе.

— Там зима, какой сад? — недовольно выдала Аня, получив ребенка в свои руки.

— Нормальный! — припечатала мама. — С беседкой! Кира! Забери Данилу на свежий воздух, ему нужно подышать.

Я вышла из своего укрытия полностью, поманив к себе Аполлошу. Он вскочил, подошел и, чуть прикрыв глаза, попросил:

— Отпусти меня в Москву.

Фыркнув, покачала головой:

— Рано! Ты еще не полностью насладился семейными радостями, милый.

— Тогда хотя бы в комнату нашу отведи, — взмолился он, — дай полежать в тишине.

— Это можно.

Мы прошли в мою спальню, прикрыли за собой двери и легли в кровать вместе. Вместе же громко и устало вздохнули.

— Кир, — шепнул Данила, — знаешь что?

— М?

— Раньше я боялся остаться один. Приходил домой в пустую квартиру и просто боялся. Но ты показала мне наглядно, что быть одному в квартире — это не наказание, а благословение.

— Брось, иногда можно и так…

— Иногда да, — согласился он. — Чтобы встряхнуться и вспомнить, как хорошо звучит тишина. У тебя отличная семья и друзья хорошие, но, блин…

— Потому я и съехала, Дань, — сообщила доверительно. — Захотелось уже своего угла, куда не врываются без предварительного звонка.

— Да-а…

Данила перевернулся на бок, посмотрел на меня сверху, улыбнулся.

— Что бы я без тебя делал, Кудряшова?

— Что?

— Страдал бы! От горя и разбитого сердца.

— А теперь?

— Теперь мне прямо хорошо. Все встало на свои места, грустить просто некогда. Даже дети не сильно пугают. Серьезно, Кир, кажется, я преодолел детобоязнь!

Я засмеялась, но пятно на плече Данилы отвлекло от лирического настроения. Разглядев его получше, сразу отодвинулась подальше, уведомляя Аполлошу:

— Прекрасно, конечно, что ты проникся атмосферой, но на тебя Тимурчик срыгнул. И это просто фу-у.

— Нет, — Эскин прикрыл глаза. — Скажи, что ты пошутила.

— Соврать?

— Фу-у. — Даня чуть отодвинул край горловины и увидел следы от детеныша на своем брендовом свитере. — Твою ж… Эта твоя Аня… И ее этот…

— Надо застирать, — кивнула я. — Ничего страшного.

Эскин, чуть не плача, поднялся и осторожно стащил свитер, оставшись в одной черной майке.

— Ты меня сюда заманила, вот и разбирайся с этим! — постановил он, сунув мне свою одежду.

Я горестно вздохнула и покаянно согласилась с аргументом. Будет мне уроком! Мысленно сделав себе пометку: «Не оставлять Аньку наедине с привезенными из Москвы мужчинами», пошла выполнять роль прачки.

Запершись в ванной, решила сильно не мудрствовать и закинула свитер на быструю стирку. Потому что дети и их мелкие пакости — это чудесно, но со стороны и издалека. Пока машинка стирала, я удобно села рядом, облокотилась на стену и вынула телефон из кармана.

Пропущенных вызовов не нашлось, сообщений тоже. В сети снова все сохраняли молчание. Кроме разве что Эскина. Листая его ленту, я даже дыхание затаила! Вот гаденыш златомудрый!

Там снова были фотки! И, между прочем, без меня. Эскин с Лехой у дома, они же за столом, они же обнимают спящего Серегу… Насчитав восемь снимков, на последнем разглядела себя, обнимающуюся с папой. Папа, правда, стоял спиной. Приписка ко всему этому безобразию гласила: «…уютно, по-семейному. Наверное, это и есть то, к чему давно стремилась душа…»

— Вот кракозябр! — выругалась я, закрывая глаза ладонью. — Никак не уймется, ты посмотри!

Поднявшись, отправилась к себе в комнату, чтобы найти там лишь смятую постель. Эскин пропал, с ним «ушла» и моя толстовка. Розовая, с крупной надписью на груди: «Любишь боль? Поносил бы корсет». Я сама ее заказала, посмотрев «Пираты Карибского моря»… Даже Максу хвасталась и спрашивала, могу ли ходить в этом на работу хотя бы в особенные дни. Шеф оказался злыднем — запретил.

— Данила, — позвала горе-жениха, выходя в коридор. — Где ты, мой хороший?

Навстречу вышла мама.

— Кирочка, — растерянно сказала она, — там к вам приехали. На большом внедорожнике. Какой-то мужчина, требующий выйти и поговорить…

— Меня?

— Нет, твоего Данилу.

Я вскинула брови и пошла к выходу. У окошка, рядом с дверью, стояли папа с Лехой, громко беседуя.

— …сами разберутся, сказал! — гнул папа.

— Даня — мой друган! — возражал Леха. — Я за него впрягусь сейчас! Кто бы этот козел ни был!

— Да погоди ты, — папа снова потянул Леху за шкирку. — Не нужна ему твоя помощь. Они там сами… справятся.

Я хмыкнула, уже догадываясь, кто приехал по Эскинову душу.

— Отойдите, братцы. — Подвинув мужиков, открыла дверь и сразу ее закрыла, грозно зыркнув на рванувшего следом соседа: — А ты не лезь! Сейчас мы назад придем. Сами!

Приложив ладонь ко лбу в виде козырька, посмотрела за калитку. В свете фонаря и правда стоял внедорожник. Здоровенный такой, впечатляющий. А рядом двое: громила Гарик и некто в розовой кофточке с капюшоном. Они громко о чем-то спорили, и я решила пока постоять на месте — понаблюдать.

В какой-то момент Гарик сильно взмахнул рукой, мне даже показалось, чтобы ударить Эскина. Но по факту это оказался жест из разряда «а пошло оно все на…». В тот же миг дверь сзади начала открываться и Леха все-таки выскочил наружу.

— Ща я этому утырку!.. — пригрозил сосед и вдруг замер, словно громом пораженный. Только рот открыл и удивленно моргать начал. Потом потер глаза и замычал неразборчиво.

Я посмотрела на сладкую парочку у внедорожника. Они целовались.

— Помирились, значит, — довольно проговорил сзади папа, тоже не желающий оставаться совсем уж в стороне.

— Это же Данила, — прошептал мой друг детства, после чего прикрыл рот рукой.

— Он, он, — кивнул папа.

— Со своим парнем, — добавила я, ухмыляясь.

— Но как же это? Мы же… Он что же?

— Любит другого, — грустно подтвердил папа. — Смирись.

Леха в ужасе посмотрел на нас, и я хотела его успокоить, мол, все знают, что он с Жанкой… Но не успела.

События в тот вечер развивались слишком стремительно.