Роман Замуж за незнакомца глава Глава 44

За несколько часов до…

В моём доме выбиты взрывной волной окна и сломан забор, и вообще, ещё час назад ухоженный двор выглядит, как съёмочная площадка третьесортного боевика. Вот только кровь настоящая.

Меня ослепляет злоба, и я впервые с начала этой истории слетаю с катушек. Не могу остановиться, когда Алиев так близко.

— Кир, успокойся! — Игорь пытается скрутить меня, но я сильнее. Во мне так много ярости, что ею можно, как тараном, толстые стены пробивать. Похрен на заливающую глаза кровь, на сломанные в который раз рёбра, на недостаток кислорода в лёгких и адскую боль в шее. Я должен добить этого подонка.

Он влез на мою территорию. Как радиоактивный таракан пролез в щель и отравил всё, что мог: разрушил мой дом, подселил ко мне крысу, едва не искалечил мою жену.

Алиев валяется на земле, я бью его ногой в живот, а Игорь накидывается сзади, хрипит мне в ухо — ему тоже здорово досталось, у него почти не осталось сил ещё и со мной бороться, но он упорный.

— Ты убьёшь его! Тебя загребут, Кир! — меня не волнуют его слова, мне плевать, какую цену нужно будет заплатить за смерть этого подонка.

Подонка, который валяется на земле и хохочет, отплёвывая кровь.

— Слушай друга, Раевский. Тебя закроют навсегда, — издевается, и я вдруг понимаю, что с каждым моим ударом я всё больше становлюсь похожим на своего бесноватого отца. — Даже если грохнешь меня, я всё равно выиграю!

— Ты мудак, — меня снова накрывает. Есть лишь пелена перед глазами, мутная, похожая на воды гнилого болота, и злость.

— Не-е-ет, — Рустам пытается перевернуться на бок, но Игорь добавляет ему синяков и гематом на рёбрах. Алиев кашляет, а чёрные волосы липнут к потному лбу, глаза закрывают. — Это вы с Архиповым мудаки. Тинка моя должна была быть! И бабки Архипова — мои. Отец к Егорычу ходил, сватал Тину, но старый хрыч не дал. Сволочь! Несправедливо, блять! Тебе и так всё достаётся, дерьма ты кусок.

Он выплёвывает слова, задыхаясь, держится за живот, пытается отползти подальше.

— Я всё равно всё заберу у тебя, Раевский. Обломаю твои зубы, мразь.

Из уголка его губ стекает струйка кровь, Рустам растирает её по подбородку, окрашивает алым. Он даже не закрывается.

— Мои люди выследили твою жену, — добивает, рождая новую вспышку ярости. — Её на круг пустят, утырок ты.

— Кир, — орёт Игорь, мой личный цербер и здравый смысл.

— Врёшь, сука, — захлёбываюсь чем-то похожим на животный ужас.

— Самый умный? — Рустам бросает попытки подняться, глаза закрывает, но нести чушь не перестаёт, превращая меня в чудовище. — Хрена тебе, Раевский! Меня всё равно отпустят, а ты будешь жить с мыслью, что твою хорошенькую жёнушку выебут и выбросят. О-о-о, у моих парней богатая фантазия. Разогретую девчонку, для меня прожарят.

Меня отбрасывает назад. Заваливаюсь на бок, Игорь подхватывает под мышки, утаскивает подальше от греха и от Алиева. Демон он, урод.

Рустам валяется на спине, громко смеясь, а по улице уже едут машины с мигалками. Скоро мой двор заполнят толпы народу в погонах и белых халатах.

Начнётся пиздец, но плевать.

Я даже не хочу считать, сколько людей сегодня полегло с обеих сторон. Только моих больше десятка, Рустамовых никто не считал. Меня вырубает — слишком больно. Адреналин стихает, приходит боль, и её так много, что не могу справиться.

В голове пульсирует, её раскалывает на части, череп трещит, но от слов Рустама ещё хуже. Как это?..

— Игорь, её не могли найти! Не могли! Я её спрятал…

— Держись, Кир, — глухой голос Игоря — единственная соломинка, за которую ещё пытаюсь удержаться, но получается всё хуже.

Темнота вышибает дух, кромешная и холодная, следом яркая вспышка света. Меня куда-то везут, на поворотах трясёт. С трудом размыкаю тяжёлые веки, вижу светлый потолок — карета скорой помощи. Вокруг люди, чужие руки, запах, гомон голосов.

Я не хочу чувствовать боль. Дайте мне грёбаную таблетку! Помогите уснуть! Но ни один из уколов не способен меня вырубить. Хоть бы несколько часов провести в забытьи, заснуть и ничего не чувствовать.

Неужели так сложно подобрать нормальный сильный препарат, благодаря которому меня перестанет плющить и на части рвать?!

Чужие руки на моём теле, как горячий металл, мучают. Меня держат, что-то орут в лицо, но я не понимаю ни одного слова. Ощущаю только запах чужой крови, — или всё-таки моей собственной? — и ничего не помогает от него избавиться. А ещё я оглох от взрывов — даже спустя время их слышу.

Рвусь куда-то, матерюсь. Мне нужно свалить из этой долбанной больницы и добраться до Алиева. Он должен сдохнуть, а дальше хоть на эшафот.

— Держите его крепко, вырвется!

— Где моя жена?! Найдите её, я должен… мне надо. Найдите!

— У-у-у, сильный какой…

— Да свяжите его наконец-то!

— Он двинулся, точно вам говорю.

Это всё обо мне, и я снова хочу наорать на невидимых болтунов, отпихнуть всех разом, чтобы не смели прикасаться, но сил во мне всё меньше.

Боль становится тише, её градус постепенно снижается. Меня засасывает в воронку, на дне которой тьма. Я лечу вниз, безмолвно ору, но, приземлившись в страшном и пустом «нигде», вырубаюсь.

Наконец-то.

Снова вспышка света. На этот раз потолок высокий, но всё равно давит на грудь, будто падает, раздавит вот-вот. Перед глазами всё кружится в жутком вихре, тошнота подкатывает к горлу, и кто-то помогает перевернуться на бок, умоляя быть осторожнее. Очень знакомый голос, от него теплее становится. Я пытаюсь рассмотреть своего помощника, но слишком плохо. Только детали могу выхватить, но их слишком мало, чтобы сложить целую картину.

— Ты ангел? — спрашиваю, облизывая пересохшие губы, щурюсь, вглядываюсь в белое пятно, принимающее зыбкие контуры человека. — Если ты ангел, приведи мне Тину, тогда я поверю в бога.

— Спи, Раевский, — горячее дыхание щекочет щёку.

— Тина, — улыбаюсь, срывая с губ запёкшиеся кровавые корки. — Ты пришла.

Мне надо коснуться её, нужно понять, что ей ничего не сделали. Я должен убедиться, что до Тины никто не успел добраться. Но слабость разрыхляет суставы, обездвиживает. Делает меня тяжёлым и неповоротливым.

— Спи, Кир, пожалуйста.

— Я тебя защитил, — вырываю рваные слова, царапаю горло.

— Кир… не думай ни о чём. Я рядом, Раевский, просто спи уже наконец!

Я почти ничего не чувствую, кроме горячей ладошки на своей руке. Тёплая, она меня успокаивает. Где нахожу в себе силы, но переплетаю наши пальцы, сжимаю слабо, а Тина гладит меня по плечу и тихонько что-то бормочет.

— Ты — лучше всякого обезбола, — выдавливаю из себя прежде, чем снова вывалиться за грань реальности.