Роман Замуж за незнакомца глава Глава 40

Просыпаюсь на рассвете под пение птиц, долго лежу с закрытыми глазами, наслаждаюсь моментом. Так хорошо мне давно уже не было, так спокойно и как-то… тихо. Из сладкого марева не хочется выныривать. Можно плавать в этом сладком сиропе вечность? Не знаю, но очень хочется, чтобы так продолжалось как можно дольше.

Птицы поют настойчиво, звук их песен разрушает остатки сна. Распахиваю глаза, смотрю на светлеющее небо, кутаюсь в пушистый плед, но утренняя прохлада пронизывает до костей, оседает на коже туманом, проникает в поры, бодрит.

Спать уже не хочется. Оглядываюсь. На столе остатки вчерашнего застолья. Хватаю с тарелки бутерброд, поглощаю жадно, смотрю на небо.

Телефон звонит, и резкая мелодия заставляет вздрогнуть. Ёжусь, смотрю на экран, давлюсь хлебом.

Врач отца, Сергей Иванович, не звонит мне по пустякам. Значит, что-то серьёзное случилось. Что-то с папой — иначе зачем бы он тревожил меня в такую рань?

Сердце падает, приземляется в районе пяток. Я боюсь страшных вестей, от одной мысли о них дурно становится, подмышки покалывает и ладони леденеют.

Набираюсь сил, принимаю звонок, но из-за шума в ушах почти ничего не слышу. Сергею Ивановичу приходится трижды повторить своё приветствие, чтобы достучаться до моего разорванного в панике сознания:

— Тина Романовна, вы слышите меня? — почти орёт всегда спокойный Сергей Иванович, и я наконец прихожу в себя.

— Да-да, слышу, — голос мой тихий и безжизненный. Я боюсь плохих новостей.

Вдруг с папой что-то страшное случилось? Непоправимое?

Пусть я давно знаю про его диагноз. Давно смирилась с ним, приготовилась к самому худшему. Но разве можно с этим до конца свыкнуться?

— Что с ним? — меня трясёт в ознобе, руки дрожат. Пальцы так сильно обхватывают трубку, что слышу треск пластикового корпуса, который вот-вот пойдёт трещинами. Но я цепляюсь в него, как в единственную опору.

— Тина Романовна, помните мы говорили с вами об альтернативных способах лечения? — Сергей Иванович уставший, ему тяжело говорить со мной, но я благодарна ему за этот звонок, пусть и на рассвете.

Несколько месяцев назад мы с ним обсуждали варианты лечения отца. Были совсем бредовые, но я хваталась за каждую, даже самую тонкую, соломинку. Сергей Иванович долго и нудно рассказывал о лечении в других странах, но случай у отца сложный и запущенный — папа до последнего не хотел идти в больницу, потому мы потеряли очень много времени. Катастрофически много.

Но совсем недавно Сергей Иванович намекнул, что есть надежда. Крошечный шанс, за который можно схватиться, хотя и нет никаких гарантий.

Я так ждала его звонка, так надеялась, что всё получится, и сейчас немного ошарашена его словами. Будто что-то желанное закопали в землю, а спустя долгое время протягивают лопатку и предлагают вырыть ямку и найти свой подарок. Самую желанную в мире вещь.

— Я помню, — подаюсь вперёд, а взгляд фокусируется на серой птице, парящей вдалеке в небе. — Есть какие-то новости?

Голос подводит, мне кругом чудится страшное. Вдруг сейчас Сергей Иванович скажет, что, несмотря ни на что, поздно? Но он удивляет:

— Пришёл ответ из клиники, Романа Егоровича могут принять на лечение.

Что-то большое и светлое взрывается миллионом искр. Грудь обжигает, высекает слёзы из глаз. Они горячие, текут по щекам, повышают градус эмоций. Задыхаюсь надеждой, выплёвываю её кашлем. Мне больно дышать, страшно поверить, что у папы — самого родного и близкого моего человека — есть шанс поправиться.

Сергей Иванович ждёт моей реакции, и я мычу в трубку что-то нечленораздельное, но определённо радостное.

— Приезжайте, Тина Романовна, ко мне как можно скорее. Обсудим все детали. И да, не забывайте, что для этого нужно очень много денег.

Вешает трубку, и я готова лететь вперёд, только вдруг вспоминаю, что Кирилл не велел никуда уходить. Это может быть опасно!

Только что мне делать, когда на кону жизнь отца?

Кладу на место надкусанный бутерброд, подскакиваю на ноги. Кутаясь в плед, хожу по маленькой террасе, пересекаю её вдоль и поперёк за считанные секунды. Мне не хватает места, я спускаюсь по ступенькам и прохожу в сад.

Надо ехать в больницу, время не ждёт. Сергей Иванович сказал, что это срочно, нельзя терять драгоценные минуты. Но есть Кирилл, который просил не делать глупостей…

Меня разрывает на части от желания бросить всё и нестись на всех парах в больницу, поговорить с онкологом отца, и невозможностью это сделать. Я не хочу подводить Кирилла, создавать ему лишние проблемы, но и бросить отца без надежды на спасение не имею права. А-а-а, голова сейчас взорвётся!

Я брожу между деревьев, глажу шероховатую кору, смотрю в небо. Может быть, там я найду ответы на свои вопросы? Возможно, хоть кто-то скажет, что мне делать? Как поступить, чтобы никому не было плохо, чтобы никто не пострадал?

Алиев, я не знаю тебя, но ужасно ненавижу. Так и знай.

Телефон углом впивается в ладонь, оставляет след на коже — глубокую выемку, которая не исчезает даже после массажа. Я почти ничего не чувствую, просто хожу от дерева к дереву, срываю листочки, делаю из них «рыбьи кости», и скоро их под ногами собирается с десяток.

Позвонить Кириллу? Спросить совета? Но он скажет, чтобы сидела на месте и не высовывалась. Ай, с ума сейчас сойду.

Не придумав, как лучше поступить, звоню отцу. Хочу услышать его голос, убедиться, что он — всё ещё часть моей реальности. Папа снимает трубку почти сразу, и по ощущениям бодр и весел, хоть и задыхается немного, словно с час бегал и только-только остановился.

— Пап, как ты?

Я натягиваю на лицо улыбку, пусть он не может её видеть. Так голос звучит веселее.

— Отлично, — посмеивается и долго рассказывает, какой выгодный контракт вот-вот получит, а ещё просит беречь себя.

— Я берегу, папа, очень берегу, — заверяю и это почти правда.

Я прислоняюсь спиной к дереву, смотрю на выходящую из дома Машу. Её волосы аккуратно зачёсаны назад, лицо спокойное и умиротворённое, движения плавные, а на губах лёгкая улыбка. Приятная она женщина всё-таки, нравится мне.

— Скоро увидимся, — обещает папа, а я молча киваю и закусываю нижнюю губу. — Сейчас только с тендером развяжусь, всё время свободное отнимает, и соберёмся на шашлыки. Давненько не было у нас таких семейных посиделок.

— И Кирилла пригласим? — улыбаюсь, а папа держит паузу в лучших театральных традициях. — А что, он же тебе зять?

— И то верно, — в трубке раздаётся короткий смешок, полный иронии. — Как у вас с ним? Не ссоритесь?

— Некогда, — проглатываю правду, которая отцу ни в каком виде сейчас не нужна. — Кирилл… он нормальный. Господи, никогда не думала, что такое скажу, но он мне нравится.

— А ты ему?

— Даже слишком…