Роман Закон притяжения. Его студентка глава Глава 94

Лена

— На сегодня все, ребята! — услышав звонок, сообщил преподаватель философии Павел Терентьевич. — Мы с вами и так отлично поработали!

Дружно попрощавшись с профессором Зиновьевым, студенты торопливо высыпали в коридор. Между второй и третьей парой перемена длилась всего десять минут, а успеть за это время нужно было многое.

Потому-то Лена и Ирина, обычно передвигающиеся вразвалочку, решили поторопиться. Абы как распихав конспекты по сумкам, обе поспешили за одногруппниками. Сверившись с расписанием в главном фойе (которое частенько менялось из-за заочников-первокурсников, приехавших на осведомительную установочную сессию), девушки двинулись в сторону внутреннего университетского дворика, ибо третьей парой значилась физкультура. Физкультура, посещать которую ей становилось все сложнее.

Впрочем, как и лекции по экономике, ведь вел их тоже Макаров.

«Боже! Дай мне сил! Я справлюсь. Я справлюсь! Как не фиг делать!»

Прошедшие две с небольшим недели хоть и пролетели стремительно, дались ей ой как непросто. Продолжая держать данное самой себе слово, Лена прилагала максимум усилий, чтобы пересекаться с Виктором Эдуардовичем как можно реже. А когда встречи было ну никак не избежать, она делала все от нее зависящее, лишь бы только не оставаться с ним наедине (ибо ни себе, ни ему более не доверяла), и тратила на это просто колоссальное количество энергии. Возможно, подобные маневры удавались ей по той простой причине, что сам мужчина особой инициативы в отношении нее не проявлял. Он не вылавливал ее в коридорах, не просил, как раньше, остаться после пары. Не настаивал на отработках прогулов, о которых твердил прежде.

И данный факт страшно ранил Лену. Задевал за живое. Уязвлял самолюбие.

В глубине души (подобно конченой дуре) она все же надеялась, что после всего случившегося он не воспримет ее слова и просьбу держаться от нее подальше… всерьез.

Но он воспринял. И похоже, воспринял буквально.

Нет, они продолжали общаться. Здоровались.

Вежливо улыбались друг другу. Временами даже обменивались саркастическими шуточками.

Но всегда исключительно на публике. Демонстративно. Наигранно.

Однако, несмотря на кажущуюся дистанцию, из своего поля зрения Макаров никогда ее не выпускал. Он просто наблюдал за ней со стороны. Белова постоянно ловила на себе его тяжелые задумчивые взгляды. Постоянно чувствовала исходящее от него напряжение, гнев, неуемную тоску и… голод. Жуткий голод, зарождающийся в глубине его каре-зеленых глаз.

Он будто сдерживал себя – и сдерживал из последних сил.

Будто затаился на время и выжидал что-то, одному ему известное.

Но… иногда (все чаще) от тех взглядов ей становилось нечем дышать.

Они ощущались самым настоящим прикосновением.

Горячим. Властным. Собственническим.

Обжигающим кожу. Оголяющим все нервы. Опаляющим нутро.

В такие моменты Беловой хотелось от безысходности на стену лезть.

Или выть во всю глотку, надрывая свои бедные голосовые связки.

У нее не получалось вытравить его из мыслей. Не получалось забыть.

Но она старалась. Искренне старалась.

Потому и решила идти по пути наименьшего сопротивления – найти утешение в других парнях.

Просто переключиться, как когда-то в школьные годы советовал ей сам Макаров.

О, это было несложно. Лена по натуре своей являлась кокеткой.

Вот и пустилась во все тяжкие. Лишь бы не думать о нем.

Лишь бы не чувствовать ни ревности, ни отчаяния, ни боли.

«Я правильно делаю! Я все делаю правильно!»

С тех пор ни одного вечера девушка не провела дома.

Ходила на свидания, в кафе, в кино. Даже на катке побывать умудрилась.

Она никому не обещала ничего кроме своей компании и приятного времяпрепровождения.

И тем не менее желающих погулять с ней было предостаточно. Ее приглашали с регулярным постоянством, и это положительно сказывалось на самооценке. Лена начинала приходить в себя.

«В отличие от Ирины…»

После семейного торжества Красницких, на которое Слава водил ее в качестве своей девушки (тоже чуть более двух недель назад), Синицына впала в какое-то непонятное, необъяснимое уныние. Стала молчаливой, задумчивой. И Беловой жуть как не нравилось подобное состояние подруги.

Нелогичное, странное и совершенно ей несвойственное. Она почти не улыбалась.

Лишь вздыхала тяжело и измученно, размышляя о чем-то своем.

«Нет! Так дело не пойдет! Не могу видеть ее… такой!»

— Я календарь… переверну – и снова третье октября! — негромко запела Лена, кривляясь перед Ириной, в надежде хоть как-то поднять той настроение.

Но, как и ожидалось, вместо привычного хохота подруга пробубнила:

— В песне речь о сентябре идет, вообще-то.

— Как хочу, так и пою! — игриво сморщила нос Белова. — Тем более, в моих словах нет ни капли лжи. Взгляни на дату в собственном телефоне.

— Не собираюсь я никуда смотреть! — раздраженно рыкнула Синицына. Ее настроение менялось буквально по щелчку пальцев. — Чего ты встала? Пошевеливайся давай, нам еще переодеваться в спортивную форму!

Лена настороженно прищурилась, не понимая уже ровным счетом ничего.

— Да что с тобой такое? — прошептала растерянно.

— Все в порядке…

— Нет! Не в порядке!

— Говорю же…

— Ты врешь! С тобой что-то происходит! Ты вся на нервах. Постоянно молчишь. Раздражаешься по любому поводу. Я не узнаю тебя!

— Прости! — в поисках облегчения Ирина стиснула ладонями собственные виски. — Да, ты права. Есть кое-что… что не дает мне покоя. Это не моя тайна, но я больше не могу держать все в себе. Я так скоро с ума сойду!

Немного расслабившись, Белова мягко накрыла ее плечи своими ладонями:

— Расскажешь?

— Расскажу! — Синицына наконец облегченно улыбнулась. — Но сперва мы переоденемся. Не хочу получать нагоняй от Макарова за опоздание.

— Блин! Я же свихнусь от любопытства!

— Не свихнешься.

— Ириша, пожалуйста! — жалобно заканючила девушка. — Хоть в двух словах!

Подруга кивнула. Вздохнула полной грудью и выпалила на выдохе:

— Ну, если в двух словах: у моей матери были отношения с отцом Славика…

Сказать, что данная новость произвела на Лену эффект разорвавшейся бомбы – ничего не сказать. Ее глаза чудом не вывалились из орбит, когда она ошарашенно уставилась на Синицыну и заблеяла срывающимся голосом:

— А… а как это? Они что, прямо… и секс был? О… Ого! Офигеть! В смысле, нет, я не осуждаю. Просто… хм! Ну надо же!

— Исчерпывающе! — подытожила Ирина, хватая ее под руку и направляя в сторону спортзала. — А теперь переодеваться! Живо!

Путь в раздевалку проходил аккурат мимо макаровского кабинета, поравнявшись с которым, девушка почувствовала волнение и страшную дрожь во всем теле. Неспроста. Дверь в комнату оказалась немного приоткрыта. Не удержавшись от соблазна, Белова остановилась на долю секунды и заглянула в небольшую образовавшуюся щелочку.

Зря… на нее тут же нахлынули воспоминания. И тоска. Тоска по этому человеку.

В следующий миг там, внутри кабинета, мелькнула обнаженная мужская спина.

Мощная. Рельефная. Без единого изъяна.

И ее глупое сердце сжалось в груди до предела, прежде чем обрушиться на ребра неистовыми ударами. В ушах страшно загудело.

«Спокойно! Спокойно! Я и раньше видела его без рубашки…»

Но то было раньше. А теперь, будто почувствовав чье-то присутствие, Виктор Эдуардович резко развернулся лицом к двери. В его руках была зажата белая спортивная футболка.

Очевидно, он тоже переодевался, пока не заметил случайного свидетеля.

И тоже замер, сверля Лену стремительно темнеющим взглядом.

Секунда. Вторая. Воздух со свистом покинул его легкие.

Преподаватель вздрогнул, яростно стискивая в кулаках ни в чем не повинную ткань.

Сокрушенный стон. Решительный шаг в сторону двери.

Казалось, еще мгновение – и он точно распахнет ее, чтобы затащить девушку внутрь. А потом…

— Ты чего там застряла? — возмущенный возглас Ирины, удалившейся уже на пару добрых метров, подействовал на Белову отрезвляюще.

— Да иду я! — щеки от смущения вспыхнули багряным румянцем. — Иду!