Роман В клетке со зверем глава Глава 62

Если вы решили связать свою жизнь с непростым человеком, будьте готовы принять на себя трудности, которые будут с этим связаны. Полюбив Максима всем сердцем, позволив себе, наконец, забыться в его объятьях, я совершенно не думала о том, какие обязанности лягут на мои плечи. Да, теперь на мне был дом, хозяйство и, как и раньше и даже больше, воспитание Софи. Но, как оказалось, это было не все.

Рано утром до завтрака, когда наши родители спали, Макс попросил меня подняться в его кабинет на третьем этаже. Я давно уже сюда не заходила. В последние месяцы он все чаще работал внизу. Откровенно говоря, я чувствовала себя немного неуютно, поскольку сейчас Максим держался несколько отстраненно, словно опять стал моим боссом.

— Сядь, пожалуйста, Танюш, — он указал мне на кресло напротив стола, а сам прошел к большому книжному шкафу и, как в старых добрых детективах, нажал на красный томик Шекспира, после чего вся стенка отъехала в сторону.

— Там тайная комната? — не удержалась я, с любопытством заглядывая в темный проем.

— Что-то вроде этого, — усмехнулся Макс, и сел за стол, оставляя проем открытым, — это центр связи. Здесь расположен главный компьютер, о котором знают только руководящие лица.

— Руководящие лица? — переспросила я.

— Как я тебе сказал, я руковожу одной организацией, но моя власть не абсолютна. У нас есть что-то вроде парламента, с которым я согласовываю важные решения. Да, у меня есть право вето, но такое же право есть у нашего парламента.

— И… чем занимается ваша организация?

— Это, любовь моя, тебе знать не следует. Достаточно того, что, будучи моей девушкой, а в будущем — женой, ты стала частью нашей организации, в связи с чем у тебя появились некоторые обязанности.

— Но я не давала согласия…

— Ты дала согласие быть со мной, это одно и то же.

— Но ты должен был сначала спросить? Рассказать об этих обязанностях, вдруг…

— Вдруг быть не может, — перебил Макс и, вертя в руках позолоченный нож для бумаги, расплылся в улыбке, — я не мог просветить тебя раньше, потому что ты не была моей. Теперь все изменилось. Или ты могла бы мне отказать только потому, что не хочешь выполнять несложные функции?

— Я же не знаю, что мне придется делать, — обиженно ответила я и, скрестив руки под грудью, отвернулась от Макса, стараясь что-нибудь рассмотреть в проеме.

— Туда мы сейчас зайдем, так что твое любопытство будет удовлетворено, — вернул к себе внимание Максим, — Таня, как моя спутница ты должна будешь отвечать за безопасность семьи в мое отсутствие. Да, есть Эрик и другая охрана, но организовать эвакуацию домашних должна будешь именно ты.

— Эвакуацию? Максим, ты меня пугаешь…

— Как я говорил, этот особняк не является моей собственностью, он находится в пожизненной аренде у руководителя организации. В случае, если со мной что-нибудь случится, будь это несчастный случай или смерть от старости, этот дом перейдет другому человеку и его подручным. Выбор нового руководителя займет от недели до двух. За это время тебе нужно организовать всех наших людей к передислокации. Это значит: собрать вещи, рассчитаться с долгами, закрыть счета в банке и передать все ваши документы присланному человеку от организации.

— Я ничего не понимаю… Максим! — мне стало страшно от того, как четко и холодно он говорил, словно проводил инструктаж своему сотруднику. Это давало понять, насколько все серьезно.

— Любимая, тебе не стоит волноваться, но я должен быть уверен, что ты все четко поняла.

— Но зачем закрывать счета в банке и что будет с документами?

— Ты, моя дочь, отец, Василиса, Салим и Лиза, если он на ней все-таки женится, покинете этот дом. У вас будет другая жизнь, а все, что было здесь, вы забудете.

— То есть как? А мои родители? А Люси и Слава? Что будет с ними?

— Они не связаны со мной так, как вы, так что продолжат свою жизнь. Вас обеспечат новым жильем, профессиями, работой. Придется придерживаться определенной легенды, но, уверен, с этим вы справитесь. Также вам будут выделены средства на первое время. На ваши имена будут открыты счета, средствами с которых вы сможете распоряжаться, как пожелаете.

— А ты?..

— Этот план нужен на случай, если меня не будет.

— Максим, мне страшно! — призналась я, живо воображая жалкое подобие жизни, которое будет у меня, если я потеряю любимого мужчину.

— Я же сказал, что тебе не о чем переживать. В мои планы не входит ранняя смерть, — Макс поднялся с кресла, подошел ко мне и протянул руку, куда я вложила свою ладонь, — идем, покажу центр связи.

Мы зашли в проем за шкафом, и слева от входа Макс нащупал выключатель. Шумно загорелись лампы на потолке. Это напомнило школу, когда утром входили в пустой класс, включали свет, и старые лампы медленно и трудно зажигались, заливая помещение противным гулом. Странно, что здесь в таком дорогом и оснащенном по последнему слову техники месте было подобное освещение.

Мы оказались в небольшой комнатке с множеством плазменных экранов и странной панелью управления, с пожелтевшими, продавленными кнопками, как у старого компьютера. Под длинным столом, на котором размещалась панель управления, жужжали темные железные ящики, как я предположила, системники.

— Это центр связи. Выглядит не очень, но только потому, что срок службы оборудования — несколько десятков лет. Это системные блоки, — Максим указал на ящики, подтвердив мою догадку, — они огнеупорны, полностью защищены от влаги и даже при взрыве дома не перестанут работать. Такие меры необходимы, чтобы в случае катаклизма иметь связь с организацией. Экраны, как ты могла заметить, новые. Их установили прошлой осенью, как раз перед твоим появлением в доме.

Максим подошел ко мне и за талию притянул к себе. Он шумно вдохнул аромат моих волос и легко коснулся губами мочки уха.

— Это была замечательная осень. Новые мониторы и ты…

— Сравниваешь меня с техникой? — я игриво его оттолкнула, но Макс только сильнее потянул меня на себя.

— Нет. Ты лучше… С техникой я не могу делать то, что делаю с тобой, — легкий смешок, и Максим вновь стал серьезным, — иди сюда.

Я подошла к панели управления и взглянула на ряд клавиш с цифрами, записанными, как добавочные номера телефонов во внутренней линии.

— Если со мной что-нибудь случится, ты должна нажать любую из трех первых клавиш и рассказать о том, что произошло.

— Но кому?

— Осенью будет одно мероприятие, на нем я тебя представлю нужным людям, — Максим снова взял меня за руку и потянул к выходу, — на сегодня информации достаточно. Идем вниз, а то опоздаем к завтраку.

Мы действительно почти опоздали. В столовой уже собрались мои родители, Женя с Софи и отец Макса с Василисой. Ждали только нас.

— Где вы были, сынок? — поинтересовался Игнат Семенович, похлопывая по плечу Максима, — Салим ходил за вами, но в спальне никого не нашел.

— У нас с Таней было одно дело. По хозяйству, — отмахнулся Макс и украдкой подмигнул мне.

— А чего Татьяна такая молчаливая? — не унимался Игнат Семенович, и мне пришлось соврать что-то невразумительное.

На самом деле, я действительно была отрешенной, обдумывая все, что рассказал Максим. Как бы я его ни любила, то, что я от него услышала, мне не понравилось. Конечно же, я понимала, что мой любимый мужчина далеко не простой преступник, но теперь убедилась, что он — глава серьезной мафиозной группировки!

Судя по тому, что он не первый руководитель этой организации, а вся техника имеет десятилетнюю историю, можно смело предположить, что Макс управляет настоящим преступным кланом, выжившим в девяностые и получившим новое развитие. Именно поэтому он не может из него выйти. Иначе его убьют! Но что же делать мне? Хотя, о чем я думаю… Уже все решено:

«…будучи моей девушкой, а в будущем — женой, ты стала частью нашей организации».

— Таня, а ты мне сделаешь радужную кашу? — пододвигая мне банку варенья, пролепетала Софи.

Девчушка уселась за стол рядом со мной и не позволила Жене положить ей завтрак. Няня немного стушевалась, и Максим, заметив это, предложил ей перекусить с Салимом и Эриком в саду, если она пожелает. Женя уточнила, не нужна ли ее помощь с малышкой, но скорее из вежливости, и, получив вольную, направилась в сад.

— София, почему ты так разговаривала со своей няней? — неожиданно обратилась к малышке моя мама, и я тут же напряглась, ожидая очередного подвоха.

— Я никак не говорила с Женей, просто она не умеет делать Танину радужную кашу, — совершенно спокойно ответила Софи.

— Мам, Сонечка не грубила, поэтому твое замечание неуместно, — как можно тише сказала я.

— Просто нужно уважать все профессии с детства. Милая, ты должна вырасти воспитанной девочкой. Согласна со мной? — снова спросила мама у Сони.

— Да. Я буду воспитанной, — закивала головой малышка, и я не удержалась и поцеловала ее в кудряшки.

— Умница! — улыбнулся мой папа, — а ты знаешь, что Таня делает радужную кашу, а я умею варить суп из ложки!

— Суп из ложки? — малышка удивленно распахнула глаза и заерзала на стульчике.

— Сегодня, когда будут готовить обед Таня и Василиса, мы с тобой пойдем на кухню, и я покажу, как сварить такой суп!

— А потом его съедим?

— Обязательно!

Папе удалось разрядить обстановку, он улыбнулся и подмигнул мне. Суп из ложки — это как каша из топора. Когда в детстве я не хотела есть первое, отец брал меня на кухню и варил со мной сказочный суп. Он мог быть куриным, мясным, грибным и даже борщом — неважно! Главное, что он кидал в него обычную ложку и шумно звенел ей, помешивая в кастрюле. Когда первое было готово, отец незаметно вынимал ложку, а мне говорил, что она разварилась. Я очень любила есть такой суп и сейчас радовалась тому, что отец решил поделиться своим секретным рецептом с Софи. Как-то резко поднялось настроение, и за веселыми рассказами папы завтрак плавно перетек в чаепитие в гостиной.

Я не могла не заметить, как светилась счастьем Василиса. И, помогая ей на кухне с чаем, расспросила о прошлой ночи:

— Все нормально? У вас с Игнатом Семеновичем?

— Ой, Танюша… Какой же Игнатушка, — приложив руку к груди, с придыханием сказала она, — мне страшно было, но он настоящий рыцарь. Стихи читал, чтобы я не переживала!

— Стихи? Игнат Семенович? — искренне удивилась я, не в силах представить настоящего деревенского мужика за чтением сонетов возлюбленной даме.

— Да, стихи. Жаль, не наизусть, правда. Зато какие! О войне!

— О войне?.. Я думала о любви…

— Ой, Танюша-Танюша, — Василиса покачала головой и, взгромоздив на себя большой поднос с плюшками, поспешила в гостиную.

Снедаемая любопытством, что же за стихи читал своей ненаглядной Игнат Семенович, я устроилась рядом с ним на диване. Пока мой папа увлеченно беседовал с Максом, а мама все же нашла общую тему с Василисой, я поинтересовалась у горе-любовника, какую книгу он читал ночью.

— Сама мне посоветовала ухаживать за Васенькой, а я знаю, что стихи работают безотказно. Вот только самое нормальное, что нашел — «Василий Теркин», — прошептал Игнат Семенович.

— Вы читали Василисе в ее первую ночь любви Твардовского?

— Зато произведение какое! И ей понравилось, — расплылся в улыбке мужчина.

— Понравилось, это точно, — усмехнулась я, глядя на счастливую Василису.

Последний месяц лета не радовал солнечными деньками. На улице уже было прохладно, и в воздухе пахло осенью. Но погода за окном никого не беспокоила, когда в доме, наконец, воцарились мир и покой. Мама все же приняла наши с Максимом отношения и прямо заявила, что не возражает против того, чтобы мы были вместе. Конечно, Макса мало волновало ее мнение, тем не менее, он заметно успокоился, когда получил ее благословение.

Отец сдружился с Софи. После того, как они вместе приготовили на обед суп из ложки, малышка записала его в свои новые друзья и вечером повела знакомить с дедовым ослом Бубликом. Конечно, компанию им составил Игнат Семенович, так переживавший за своих брошенных животных. Мама и Василиса занялись ужином, дав возможность нам с Максимом побыть вдвоем.

— Все хорошо идет, да? — спросил он, усаживая меня к себе на колени.

— Вроде… Как бы мама снова что-нибудь не выкинула, — вздохнула я и уткнулась лицом в его шею.

— Не волнуйся. Она приняла меня, а дальше свыкнется, — он поцеловал меня в макушку и крепче обнял, — Тань, о тебе уже знают в нашей организации.

— Да? — встрепенулась я и посмотрела на все такого же невозмутимого Максима, — и что?..

— Поздравили, что я решил остепениться, — засмеялся он.

— Расскажи мне об этой организации, — попросила я, и Максим нахмурился, готовясь отказать, — знаю, что не можешь, но расскажи хоть что-нибудь. Раз теперь и я с этим связана, то есть же у меня право иметь хоть какое-то представление об этих людях.

— Они не хорошие, но и не плохие люди. Среди них есть всякие. Мы имеем определенную власть, а наша сила дает право вершить судьбы. У нас свои законы и своя мораль, как ты догадалась, отличная от общепринятой, — Макс посмотрел на мое напуганное лицо и довольно ухмыльнулся, словно ждал такой реакции, — семейные традиции у нас в почете, поэтому, когда мы с Люсей расстались, мое решение не поддержали.

— А Люси знала об этой организации? Ты ей показывал центр связи? Давал все эти инструкции по эвакуации? — дрожащим голосом вопросила я, чувствуя, как от волнения начинают покалывать пальчики на ногах.

— Нет. Счел, что ей еще рано узнавать обо всем, а потом… хм… потом стало поздно. Но это и к лучшему. Она не такая смышленая, как ты. Не думаю, что Люся с полной серьезностью восприняла бы мои слова. Для нее все это было бы игрушкой.

— Макс…

— Что?

— Как это… убить человека? — я задала тот самый вопрос, что мучил меня со времени плена. Тогда я поняла, что способна убить. Не представляю, как жила бы с этим, но точно знала, что смогла бы это сделать.

— Ты точно хочешь слышать ответ? — он за подбородок поднял мое лицо и посмотрел в глаза. Я была напугана, взволнована, но полна решимости идти до конца.

— Когда я была у тех людей, когда они меня били, когда я боялась не защитить от них Софи…

— Освобождение. Вот что чувствуешь, когда лишаешь жизни такого урода, — отрезал Макс и неосознанно до боли сжал мое бедро. Завтра наверняка останутся следы. Но кто думает о завтра?

— Освобождение…

— Не сразу. И даже не через пару лет, — Макс прикрыл глаза, глубоко вдохнул и шумно выдохнул, — освобождение приходит не каждый раз. Есть те, кто остаются с тобой навечно. Они как камни на шее, тянущие на дно. С ними приходится жить, мириться с их лицами, приходящими во снах, криками, что никогда не забудешь. Я не люблю убивать, но еще больше не люблю заставлять других это делать.

В горле застрял вопрос, который я не задала, заведомо зная, что он не ответит. Вопрос, почему он это делает.

— Прости, что завела этот разговор…

— Нет. Я рад. Рад, что смог хоть кому-то об этом рассказать. Знаешь, Тань, у меня есть страх. Я боюсь потерять способность чувствовать, боюсь проснуться в один день не человеком, а безжалостной машиной, — отчеканил он, словно попрекая себя за это, как будто уже стал таким.

— Не думаю, что это возможно, — я легко провела ладонью по его щеке, но Макс перехватил мою руку.

— Возможно. Если бы тебя не было. И не только я об этом знал. Думаешь, Володька отступил только во имя дружбы?

— Володя?

А ведь он говорил мне, только я не поняла…

Ты мне нравишься. Безумно нравишься. Уверен, что мы сможем все преодолеть и быть счастливы вместе. Но сейчас я смогу без тебя, а вот Макс — нет.

— Почему?..

— Это тебе должен говорить он, а не я…

— Он видел, что ты делаешь меня лучше. Ты нужна мне рядом, Таня. Ты — мой воздух…

Максим поднял меня на руки и отнес в постель. Он стал медленно расстегивать пуговицы на моей блузке, покрывая поцелуями шею, ключицы, грудь… Любовь не просто витала в комнате, она пронизывала нас обоих. Я телом, сердцем и душой желала мужчину, от которого еще полгода назад бежала бы без оглядки. Для меня Макс стал самым дорогим, значимым, лучшим, и было плевать, что он убийца. Мы почти занялись любовью, но настойчивый стук в дверь помешал.

— Папа! Таня! — под лай Пончика в комнату вбежала радостная Софи, неся в руках небольшой зеленый тазик.

— Простите, помешали, — стараясь восстановить дыхание, проговорил запыхавшийся Игнат Семенович, пытавшийся, видимо, притормозить внучку.

— Смотрите! — малышка, не обращая внимания ни на деда, ни на наш растрепанный вид, поставила на кровать тазик, в котором барахтался, стуча коготками по пластмассе, маленький ежик.

— Только не говори, что это новый питомец, — страдальчески протянул Максим, поднимаясь с кровати и наспех застегивая рубашку.

— Нет, деда не разрешил, сказал, что в лес отпустим, но сначала молочком напоим. Василиса уже готовит ежику ужин. Николай Борисович и Виктория Ивановна тоже ждут в гостиной. Пойдемте смотреть, как он будет кушать молочко!

На столик в центре гостиной малышка взгромоздила тазик с ежонком. Василиса передала девочке блюдце молока, и она поставила его рядом с маленьким колючкой. Под негромкое чавканье я посмотрела на Максима, внимательно наблюдавшего за дочкой, на родителей, так трепетно держащихся за руки, на улыбающуюся Василису и проказника Игната Семеновича, уверенного, что никто не видит, как он пробрался рукой под рубашку возлюбленной и поглаживает ее спину… Это был полный любви, счастливый семейный вечер. Последний на долгие месяцы.

***

Тишину ночи нарушила противная вибрация телефона. На часах было два сорок два. В три тридцать наш вертолет поднялся в воздух…

Уже рассвело, но тяжелое свинцовое небо создавало ощущение нескончаемых сумерек. К горлу подкатила тошнота, с трудом подавляемая разжевыванием кисло-горькой мятно-лаймовой жвачки. В такую погоду обычно хотелось спать, но ни грамма сонливости не осталось. Разве можно хотеть спать, когда жизнь родного, любимого человека висит на волоске?

Удушающий больничный запах, чьи-то шаркающие торопливые шаги… Мои. Сразу не поняла. Пронзительно громкий, неприятный и крайне возмущенный возглас «оденьте бахилы!». Наденьте, тетенька, наденьте! Не мешало бы научиться правильно говорить, а потом уже строить недовольные гримасы.

— Таня, бахилы, — Макс протянул мне скомканный синий комочек, и я, не поблагодарив, стала торопливо его разворачивать.

— Сорок пять рублей. За три пары. Сорок пять, — санитарка дергала Максима за рукав, словно он вор, собиравшийся украсть никому не нужные дешевые бахилы, которые порвутся через пару десятков шагов, — молодой человек, сдачи с пятидесяти нет. У вас разменных не будет?

— Оставьте сдачу себе, — Максим уже натягивал синие чехлы на свой сорок пятый, но я не стала его ждать.

Поднявшись на второй этаж, я увидела их. Но даже слов приветствия не нашлось. Почему-то вдруг я перестала торопиться, будто больше было незачем. Порывистый ветер распахнул незапертое окно, и деревянная рама с грохотом ударилась о стену, отчего по стеклу пошла трещина. Спертый медикаментозный воздух смешался с запахом начала осени. Этим утром лето ушло, забирая с собой счастливые беззаботные деньки, оставляя себе на смену сырость, холод и боль, заглушить которую не получится годами. Только спустя пару десятков лет воспоминания об этом августовском утре не заставят слезы навернуться на глаза. Лето прошло, и в нем остался маленький мальчик, который так сильно хотел жить, но об этом желании нам не суждено было узнать.