Роман В клетке со зверем глава Глава 37

Если у ребенка есть талант или способности к чему-то, взрослым следует это поощрять. Некоторое время назад мне пришлось столкнуться с родительской ошибкой, когда властная мать запретила своему сыну делать то, к чему у него лежала душа, и кончилось все трагично.

В школе, где я работала, учился парень, довольно своеобразный, про таких говорят «не от мира сего». Тем не менее, Виталик, так звали ученика, всегда отлично вливался в разные школьные компании, одноклассники уважали его, хотя и подшутить могли. Виталик всегда любил литературу. С раннего детства он читал классику, имел свое нетривиальное мнение о серьезных произведениях и не боялся его высказать. Неоднократно парень участвовал в городских и областных олимпиадах и почти всегда приносил школе медали. Кроме того, Виталик стал писать сам. Публикуя свои рассказы сначала в школьной газете, а потом в районном издании, мальчик снискал популярность и среди сверстников, и среди учителей.

Часто бывает, что человек с гуманитарным мышлением с трудом осваивает точные науки. Так случилось и с Виталиком. Как бы ни мучился парень, математика и физика никак ему не давались, что совсем не устраивало его маму. Ираида Александровна была женщиной строгой. Она преподавала высшую математику в одном известном столичном ВУЗе и никак не хотела примириться с тем, что ее сын решил посвятить себя литературе. Женщина все время твердила сыну, что мужчина должен быть технарем, если хочет добиться чего-то в жизни. С седьмого класса Виталик постоянно занимался с матерью точными науками, сумел успешно сдать ЕГЭ и поступить в ВУЗ, выбранный матерью. Вот только счастья парень не получил.

Мать запрещала сыну размениваться на «писанину», как она называла творчество Виталика. По ее мнению, свободное время мальчик должен был посвящать занятиям по специальности, правда, следить за временем сына она уже не могла. Из-за плавающего расписания и занятий в разных корпусах Ираида Александровна не знала, когда именно оканчиваются пары у Виталика. Он же, оставшись без постоянного контроля, загулял. Как и требовала мать, бросил писательство, а в свободное время все чаще прикладывался к бутылке.

Через год после того, как Виталик закончил школу, я случайно встретила его на улице и не узнала. Когда я устроилась на работу, его класс уже был выпускным и историю у них вела Римма Антоновна, но пару раз я замещала коллегу. Виталика я знала хорошо еще и потому, что он помогал мне готовить праздник ко дню учителя. Парень всегда мне нравился, и мы неплохо общались на внеклассных мероприятиях, но в тот вечер, если бы он сам не обратился ко мне, я бы прошла мимо.

— Татьяна Николаевна! Здрасьте! — заплетающимся языком обратился ко мне парень.

— Виталик?! — удивилась я, — что? Что случилось с тобой?

— Все в порядке. Просто не пошел сегодня в универ. Скучно там, знаете…

— И ты решил выпить? — недовольно поинтересовалась я.

— Бывает, Татьяна Николаевна… Но я это… Несерьезно все. Может, вам сумки поднести? — он посмотрел на два забитых продуктами пакета у меня в руках.

— Спасибо, Виталик, мне не тяжело, — возразила я, но парень сам взял у меня из рук пакеты.

Пока мы шли до моего дома, Виталик рассказывал о своей жизни. Так я и узнала, что на новом месте он не прижился, однокурсники не хотели понимать бедного парня с его тягой к литературе, по профильным предметам он отставал, а сдать сессию смог только благодаря маме. От отчаяния его спасала бутылка… Я искренне хотела помочь молодому человеку, даже пошла к его матери, но та и слушать меня не стала. Она обвиняла сына в неблагодарности, лени и прочих пороках, отказываясь признать свою собственную ошибку.

Увидев тягу Софи к рисованию, оценив ее успехи, заметив блеск в глазах при разговорах об искусстве, я поняла, что этот талант в малышке нужно развивать. Я сидела на ее кроватке и смотрела, как старательно девчушка рисует.

Звук отъезжающей машины сообщил, что Люси наконец уехала. Я никак не могла выбросить из головы то, что услышала внизу. Игнат Семенович сказал, что взял ее из детского дома, но мне бы подобное и в голову не пришло. Да и Макс как-то обмолвился, что он из простой семьи, а вот Люси, скорее всего, благородных кровей. Куда сильнее меня встревожило ее обвинение в адрес бывшего свекра, будто тот разрушил ее брак. Снова я услышала, что именно из-за Игната Семеновича Максим стал тем, кем является сейчас. Но что же произошло? Возможно, я смогу помочь Максу, если узнаю правду? От размышлений меня отвлек стук в дверь. Салим пришел сообщить, что ужин на столе и нас с Софи уже ждут.

В столовой уже сидели Максим и Игнат Семенович. Снова поздоровавшись, я заняла свое место, в то время как Софи подбежала к папе.

— Ну, все, малыш, давай кушать, — я усадила ее на стульчик и стала накладывать ароматную рыбу, приготовленную Василисой.

— А мы завтра поедем в музей? — тут же поинтересовалась Софи.

— Завтра понедельник, по понедельникам музеи не работают, а вот послезавтра, если папа отпустит… — я перевела взгляд на Максима.

— Ну, я же обещал, — вздохнул он.

— Спасибо, папочка! — обрадовалась малышка, — а можно, мы Пончика с собой возьмем?

— Милая, собачки не любят музеи, — улыбнулась я и посмотрела на щенка, который, едва услышав свою кличку, тут же прибежал и сел у стула своей маленькой хозяйки.

— А вдруг Пончику понравится? — не унималась девочка.

— Принцесса, если вы возьмете с собой собаку, то вас не пустят в музей. Только представь, что он там устроит!

— Ладно, — вздохнула девочка, — просто ему скучно дома.

— А мы, чтобы он не скучал, завтра пойдем с ним в гости к Игнату Семеновичу. Пусть он поиграет с Шариком, Бубликом и Василием.

— Ура! Деда, можно?

— Конечно, Сонечка.

На самом деле, я очень хотела навестить Игната Семеновича совсем не из-за Пончика. Всю ночь я думала, как начать разговор о Василисе, а потом разузнать про Люси. Все случилось само собой. К нашему приходу мужчина накрыл стол, достав свои наивкуснейшие соленья, поставил самовар, а заодно налил две рюмки клюквенной настойки.

— Вот и я могу вас вкусно накормить, — гордо сказал он.

— Да, деда! Но только ты не умеешь так картошку делать, как Василиса, а грибы у тебя очень вкусные. Надо вам вместе готовить.

— Эх, деточка, она не захочет, чтобы я помогал ей, — грустно вздохнул мужчина.

— Извините, что вмешиваюсь, но я в курсе того, что у вас произошло, — шепнула я.

— Вот как? — удивился он, — Васька рассказала?

— Да, рассказала.

— Ну и что ты теперь думаешь? Не виноват же я! Я к ней с душой, такое предложил, а она нос воротит.

— Что предложил? — вмешалась Софи, облизывая ложку.

— Сердце свое предложил Василисушке нашей, а она не берет, — скорбно сказал он.

— Сердце? — недоверчиво переспросила Софи, — но разве так можно? Ты же умрешь тогда, а я не хочу, чтобы ты умер. Правильно, что Василиса не взяла.

— Дело в том, малыш, что так говорят, если чувствуют к человеку большую симпатию. Василиса нравится Игнату Семеновичу, а он ей, только она боится в этом признаться, — объяснила я малышке, а заодно и упертому мужчине.

— Нравлюсь? Она так сказала? — воодушевился он.

— Да, но предлагаю это обсудить, когда Софи отправится к Бублику.

После сытного обеда мы пошли во двор, Софи гордо маршировала, ведя на поводке Пончика и рассказывая ему о животных Игната Семеновича. Мы же с хозяином фермы немного отстали, чтобы поговорить.

— Игнат Семенович, вы поймите Василису, после ее признания вы стали вести такие активные и весьма прямолинейные действия, что напугали ее.

— Ну, а как мне быть? Я чуть разума не лишился, как узнал, что Васенька еще не тронута! Сразу понял, моей будет!

— И именно этим ее напугали. Для женщины в любом возрасте подобное нелегко, а чем старше она становится, тем тяжелее.

— И что же делать? Или она ждет до свадьбы? Я, Танечка, жениться не собираюсь. Глупо уже в нашем возрасте.

— А преследовать женщину с неподобающими предложениями не глупо? — разозлилась я, — вы бы поухаживали за ней, на свидание сводили, а там уже и обсудили все, а вы прямо сообщили, чего хотите.

— Да я уже немолод для свиданий… — вздохнул Игнат Семенович и опустил взгляд, но я только фыркнула:

— Ну что такое вы говорите? Сильный, здоровый мужик… Для этого вы годный, а для свиданий старый?

— Ты как говоришь со мной?

— Так, как вы заслуживаете! Что, правда глаза колет? Все вы, мужчины, одинаковые! Скажите, если бы Василиса согласилась, что бы дальше вы стали делать?

— Что делать? Ну, не знаю… приходил бы к ней изредка, к себе бы приглашал.

— То есть, сделали бы ее своей любовницей? Ее, женщину, которая столько лет себя хранила?

— Да, нехорошо как-то.

— Вот именно! Определитесь сначала для себя, чего хотите, а там уже и посмотрим, как вам поступать. Но предупреждаю, если к Василисе у вас ничего серьезного, то прекратите все ваши поползновения.

Игнат Семенович нахмурился, раздумывая. Видимо, у них это семейное — Максим, Софи и дедушка, все хмурились одинаково. Конечно, я понимала мужчину: ему в таком возрасте тяжело решиться на ухаживания, как в молодости, но и для Василисы все не просто так. Я помню тот трепет, с которым ждала своей первой близости, но я тогда была школьницей, по уши влюбленной в своего парня. Мы тоже долго решались, готовились. Я боялась… Боялась боли; того, что наши отношения изменятся; что Андрею не понравится; что узнают родители, в конце концов. Что же говорить про Василису?

Несмотря на солнышко, на улице было еще прохладно, поэтому гуляли мы недолго — и в доме поскорее уселись за стол, чтобы выпить горячего травяного чая. Софи с нами было неинтересно, и она устроилась на мягком ковре возле нас играть с Пончиком. Щенок уже заметно подрос, грозя вырасти в большую псину, но все так же обожал свою маленькую хозяйку и с удовольствием играл с нею.

— Игнат Семенович, вы простите, что спрашиваю, но вчера я слышала ваш разговор с Люси.

— Когда это? — испугался мужчина.

— Вы напугали Софи своей ссорой, я спустилась, чтобы вас осадить, но вы меня и не заметили, — призналась я.

— И ты осталась послушать? — недовольно поинтересовался он.

— Не специально, но кое-что услышала… Люси ведь из детдома?

— Она убьет, если тебе расскажу. Люська жутко стесняется этого, — вздохнул Игнат Семенович и замолчал. Я подумала, что тема закрыта, но он вдруг продолжил, — на самом деле, не совсем так. Она осталась без родителей почти совершеннолетней — немного совсем до восемнадцати оставалось. Ее отец хирургом был. Как-то Максимку лечил, когда у того перелом был открытый. Его тогда оперировать хотели, но Ларионов, так фамилия его, не дал. Ногу Максимке спасли, все срослось, как надо, и без операции. Вышло так, что Ларионов и его супруга погибли, а Люська осталась одна. Родня, что у нее была, отказалась от опекунства, зачем им лишний рот… Ее поместили в детский центр, а там, знаешь ли, несладко. Я удочерить Люсеньку не мог, а вот брать к себе на время мне позволили. Она приходила к нам на выходные и праздники, иногда даже в будни разрешали. Что там, год всего?

— И тогда она с Максом познакомилась? — осторожно поинтересовалась я.

— Да, влюбилась в него, только он не смотрел на нее особо, — отмахнулся мужчина и подлил нам в чай кипятка, — Максимка тогда любил девочек постарше, поопытнее, да и Люська красавицей не была, но девчонка хорошая, работящая…

Слова Игната Семеновича никак не вязались у меня с образом той Люси, что я знала. Холеная красавица с холодным высокомерным взглядом никак не ассоциировалась с хозяйственной дурнушкой.

— Потом Максимка уехал поступать в институт, и Люська в город вернулась, в родительскую квартиру. Она меня тогда почти каждые выходные проведывала, всегда привозила что-то: то тортик, то колбаску какую вкусную. А на новый год позвал ее отмечать к себе, и Макс приехал со Славкой. Они как раз сдружились на первом курсе.

— Так когда Слава познакомился с Люси, она еще не была с Максимом?

— Нет, но он сразу понял, что ловить ему нечего. Люська похорошела за эти месяцы, и Макс внимание на нее обратил. Так и сошлись они. Потом сын в ее квартиру переехал, они стали жить вместе, а я и радовался.

Игнат Семенович поднялся из-за стола, отошел к плите и поставил на огонь большую кастрюлю. Он тяжело вздохнул, и я поняла, что сейчас рассказ подошел к самому тяжелому моменту…

— Знаешь, Танюш, я ведь служил, и отец мой служил, а дед воевал в Великой отечественной. Я всегда считал, что мужчине нужна армия. Максим мог бы не идти, у него в институте была военная кафедра, но я настоял.

— Так он пошел служить по своему желанию?

— Он пошел служить по моему желанию… — с горечью произнес Игнат Семенович и сел на стул, закрыв лицо руками, — этого я не могу простить себе.

— Не можете простить, что Макс ушел служить? Но почему?

— Максимка хорошо себя показал, его даже перевели в элитное подразделение, где, кроме него и Володьки, который тоже был не из богатых, служили дети всяких шишек. Не знаю, с кем именно он там сошелся, но после того, как отслужил, один из его друзей пригласил у себя погостить… Погостил… Вернулся Максим другим человеком. Он заставил Люсю продать квартиру и переехал с ней сюда. Потом и меня перевез.

— Получается, Максим познакомился с кем-то, кто дал ему эту жизнь?

— Да, и тогда Макс сильно изменился. Он перестал быть таким открытым и жизнерадостным, как раньше. А еще все эти деньги, машины, дома… Люська очень переживала, но Макс ее не слушал. Они поженились, потом появилась Сонечка, но только счастья у них в браке не было. Они постоянно ругались. Люся стала спускать кучу денег на одежду, свою внешность, операции — все, чтобы внимание мужа вернуть. Даже имя решила изменить на французский манер. Всех заставила звать себя Люси. Она сильно изменилась, и я в этом виноват… Правда, все ее старания оказались напрасными… Все равно развелись.

— И Люси обвинила вас?

— Потому что, если бы не я, Максим был бы прежним. Жили бы мы как раньше, просто, но счастливо. А теперь? Кем стал мой сын? Мне страшно подумать, что он делает.

— Но вы не виноваты! — я подошла к Игнату Семеновичу и крепко обняла его, — вы же не знали, что так все выйдет.

— Если бы не я со своей армией…

— Но ведь это не в армии Максима таким сделали, виноват тот, кто его заставил или уговорил заняться тем, что он делает.

— Люся не простила мне, что я отобрал у нее Максима сначала на полтора года, а потом и вовсе… по моей вине он стал другим.

— Все равно, она не должна была так говорить с вами, тем более, после всего, что вы для нее сделали.

— Я не виню ее, хотя ее заносчивость меня изрядно раздражает. Ты вот не такая. Может быть, и она, будь помягче, смогла бы брак сохранить. Если бы больше слушала и меньше говорила, если бы давала, а не требовала… Но что уж тут говорить?

Мы вернулись домой к ужину. Софи была в отличном настроении, а вот я все возвращалась мыслями к разговору со стариком. Мое отношение к Люси сильно изменилось. Если раньше я просто ее терпеть не могла, то теперь во многом понимала. Ей тоже пришлось несладко, ведь Максима она искренне любила…

— Таня, ты будто не здесь, все в порядке? — спросил он за ужином, нарушив молчание.

— Да, все хорошо, просто немного устала, — через силу улыбнулась я.

— Вы с принцессой в музей с утра?

— Да, как и в прошлый раз, встанем пораньше и поедем.

— Хорошо.

Больше мы не разговаривали. Мы с Софи раньше ушли спать, потому что завтра предстоял ранний подъем. Максим выделил нам из охраны Петю и Сашу, как и в прошлый раз, а Дмитрий довез нас до метро. На этот раз мою девочку не впечатлила подземка — Софи уже не разглядывала станции и пассажиров и всю дорогу говорила только о музее.

Величественное здание на Волхонке с античными колоннами внушало благоговейный трепет и невольную гордость за то, что в центре столицы есть такой музей. У ворот Софи притормозила и с удивлением посмотрела на Пушкинский. Потом нерешительно сделала шажок, но вновь остановилась. Я видела, что малышка хочет что-то спросить, но не решается.

— Милая, что такое? Ты передумала или испугалась?

— Таня, я что-то не понимаю, — прошептала она, — это что, и есть музей?

— Да, моя хорошая, и не только это. Видишь эти соседние здания? Они тоже относятся к музею, но сегодня мы пойдем только в основное.

— А это точно музей? Ты ничего не путаешь? — недоверчиво переспросила Софи.

— Конечно, а почему ты спрашиваешь?

— Просто ты сама показывала мне картинки с такими зданиями и говорила, что это греческие храмы. А тут музей.

— Софи, ты заметила схожую архитектуру? Умница моя, но это действительно музей. Дело в том, что многие заимствовали архитектурные элементы античности, — я взяла кроху за руку и повела ко входу.

— А Третьяковская галерея совсем не похожа на этот музей! — продолжала девочка.

— Конечно! Галерея, где мы с тобой были, расположилась в доме, который когда-то принадлежал семье Третьяковых. Они там жили, а это здание построено специально, чтобы стать музеем.

— А кто его построил?

— Клейн Роман Иванович, тогда еще молодой архитектор, а вот основателем музея является профессор Московского университета Иван Владимирович Цветаев. Чтобы все это построить, потребовалось целых четырнадцать лет, начиная с конца девятнадцатого века.

— Так давно? — удивилась Софи, а мы тем временем подошли ко входу.

— Да, и сначала это был Музей изящных искусств имени императора Александра III при Императорском Московском университете. Позже он был выведен из подчинения университету, а затем и переименован в Государственный музей изобразительных искусств.

— А что он не был Пушкинским сразу? — забыв про нашу конспирацию, вмешался Саша.

— Нет, Пушкинским он стал вообще только в конце тридцатых годов двадцатого века.

— А я и не знал.

— Вот так! А теперь — за билетами.

Мы подошли к кассе, и я протянула приятной даме в музейной форме свою кредитную карту, куда Максим перевел деньги на нашу прогулку.

— Нам, пожалуйста, три взрослых и один детский, — улыбнулась я старушке, которая, опустив очки, смотрела куда-то мне за спину.

— Три взрослых? А этот великан не с вами или не идет? — скрипучим голосом поинтересовалась она.

Не понимая, о ком говорила билетерша, я повернулась и увидела в дверях музея улыбающегося Максима.

— Папочка! — Софи бросилась к нему и гордо подвела его к кассе, — бабушка, это не великан, а мой папа.

— Четыре взрослых и один детский, — учтиво произнес Максим, протягивая свою карточку.