Роман Твои не родные глава Глава 23

Я должна была рассказать тебе. Должна… и не могла. Я боялась, что ты меня возненавидишь, боялась, что запрешь меня в психушку, как говорила Лена… А потом Бог все же меня наказал, и я потеряла все… все, кроме тебя. Я так испугалась, что следующим будешь ты. И приняла решение… когда-то мать Лены давала мне лекарство – сильное снотворное. Я приняла его полчаса назад. У меня уже онемели пальцы, и мне не хватает воздуха. Я скоро умру, сынок… Но прежде чем это случится, я хочу попросить у тебя прощения. Прости меня, прости мне все, что я тебе причинила, я просто до безумия любила тебя… и если когда-нибудь ты увидишь Анну, скажи, что я каждую ночь становилась на колени перед образами и умоляла ее простить меня. Скажи ей это. Хотя такое никто не прощает. И я себя никогда не прощу. Прощай, сынок. Я надеюсь, ты будешь счастлив, когда меня не станет… и догадаешься сам, какая гадюка живет в нашем доме».

Я сунул сотовый в ящик стола и обхватил голову дрожащими руками. Я пока не знал, что мне делать дальше. Не знал, потому что был слишком раздавлен, меня размазало и раздробило мне все кости, и я еще не мог собрать себя по кусочкам. Я разберусь с этим чуть позже. Я должен вначале попытаться встать на ноги и сделать первый вздох. Потом я решу, как казню Лену… какой будет ее смерть. Встал из-за стола и вышел из кабинета… Сам не понял, как пошел к Маше. А перед глазами лицо Ани стоит, как плачет, как руки заламывает и клянется, что девочка моя, что никогда и ни с кем, а я… я ничем не лучше своей матери. Жестокий конченый эгоист, не видящий дальше своего носа, ослепленный ревностью и ненавистью.

Маша спала в кровати с зажжённым ночником. На какое-то мгновение я отвлекся от своих мыслей и невольно застыл на месте. Рядом с девочкой сидела та самая кукла, которую она вышвырнула когда-то. И тут же лезвием по нервам… а ведь я ее покупал другому ребенку. Тому, которого уничтожили моя мать и Лена.

Я прилег рядом с девочкой и закрыл глаза, нет, сон ко мне не шел, меня колотило ознобом, меня по-прежнему швыряло в ледяной пот. Хотелось орать и крушить стены, разбить на хрен все руки в кровь. Но вместо этого я смотрел в потолок и прислушивался к дыханию Маши. Для меня после всего, что я узнал, ничего не изменилось… она водралась в мое сердце и поселилась там, в тех лохмотьях, которые от него остались. И я не знал, что будет дальше, что будет завтра, когда я приеду к Ане и посмотрю ей в лицо… смогу ли вообще смотреть. Сесть за руль, разогнаться до бешеной скорости и… в стену. А потом мысли о том, что так поступил бы последний трус и слабак. Я должен жить с этим. Это мое личное проклятие, и я это заслужил. Я позволил, чтоб с моей маленькой девочкой все это произошло. Я слишком верил своей матери и я.. я изначально не был достоин Ани. Никогда не был… я знал это с самого начала, что она слишком святая, чтоб быть со мной, а потом эта святость вдруг покрылась грязью, и я не смог этого вынести. Я лежал рядом с Машей и ощущал, как вместо крови по венам течет серная кислота, она медленно, но верно сжигает меня, я даже чувствую запах горелой плоти.

Нет, я не винил себя, это было бы как-то по-детски. Испытать чувство вины за какие-то ошибки, за какие-то неверные шаги. То, что я сделал, ошибкой назвать нельзя – это непоправимое уродство. Я изуродовал свою жизнь, ее жизнь, я отказался от нее… и бросил один на один с этим кошмаром. Виноват ли я? Конечно, нет. Я не виноват. Я уже казнен. Вчера меня приговорили и расстреляли. Только не до конца. Оставили корчиться в агонии, извиваться и орать от боли.

Я не знал, как буду просить у нее прощения. Она мне сказала, что такое не прощают, и она права. И у меня, наверное, язык не повернется просить это самое прощение. Не стоило впускать ее в свою жизнь много лет назад… стоило дать ей сбежать от меня без оглядки. Не охотиться на нее зверем, не ставить ловушки. Но я бы не смог, я и сейчас не смогу ее отпустить. Не смогу дать уйти. Буду побитой псиной шляться где-то рядом и рычать на каждого, кто посмеет подойти.

Но я лучше перегрызу себе вены, чем опять причиню ей боль. Среди ночи проснулась Маша. Поднялась, посмотрела на меня сонными глазами, а потом перебралась мне на грудь и обняла за шею. И дрожь начала отступать… сердце не так сильно скручивало в камень. Она несколько минут лежала на мне, а потом вдруг приподняла голову и снова на меня посмотрела. Тыкнула мне в грудь пальчиком, потом себе в грудь и губами сказала «папа».

Я усмехнулся, а в глазах что-то запекло, начало жечь так, что стало плохо видно ее сонное личико. Она не ложилась, словно чего-то от меня ждала, и я вдруг неожиданно сам для себя сказал:

– Да, я твой папа.

А утром мне позвонили и сообщили, что Аня пришла в себя… Ад только начинался.