Роман Тот самый массажист глава Глава 92

Тамара Синицына всегда была себе на уме. Потому большую часть жизни спорила с противоположным полом. В яслях и садике била лопатками мальчиков по кепкам, чтобы знали место, а не ведёрко забирали и письку показывали. Не даром же все в одних колготках ходили. Так что за дискриминация по наличию бантиков? Вы это дело бросьте и лучше сами отдайте машинки.

А в школе дралась с мальчиками на переменах, часто не замечая разницы габаритов

и не делая поправок на записочки с признаниями в качестве жеста примирения. Выкидывала такие не глядя. Ведь помимо признаний, в тех же запискульках снова письки мелькали, но уже пририсованные. А что портфели ей таскали, так это их инициатива. Могла и сама вполне. Всё-таки сильная и независимая.

Но словно показывая ей на место в жизни, мальчики равенства не принимали. И только снова дергали за косички с бантиками красивыми. Правда, уже в старших классах. А получив люлей в углу, в ответ почему-то не били, только на грудь пялились. Так как назло к старшим классам росла быстрее, чем формировались мышцы на спине. Поэтому пришлось вдвойне налечь на спорт. Пресс, отжимания, приседания, бег – физрук доволен.

В рядовой муниципальной школе было не сладко бегать с дойками пятого размера, но стиснув зубы, держалась. Только традиционный рост груди продолжился и в школе милиции, став полным шестым с намёком на дальнейший рост. Что тоже привлекало немало взглядов. И записочки в шоколадки и цветы превратились.

Сама Тамара всегда считала, что не благодаря большой груди везло ей, как говорили многие злые языки с первым размером, а исключительно благодаря большому уму и проницательности.

Ведь этот самый ум и нестандартность мышления всегда выдвигал её вперёд, к инициативе, и ставил на ведущие роли. Плюс стойкий характер и чуйка, конечно. Минус последовательность.

Потому что если бы ещё и язык за зубами держала, давно бы нарожала полковнику, что метил в генеральскую академию, и ездила фотографироваться у кораблей в Севастополе, как одногруппницы. А что она? Так и продолжала стучать лопаткой ко кепкам, как в песочнице. Но уже в полку ДПС, пока жизнь вдруг не сделала последний реверанс и то ли повернулась к ней задом, то ли благословила – вообще не понятно!

Вот и в этот день последовательности Тамаре не хватало. Если с утра за завтраком она припрягла школьную подругу Зою в ЗАГСе «подыскать место в тесном графике для деда и бабки, пока совсем худы не стали», то уже к обеду всё плавно пошло по пизде мешалкой.

А всё так хорошо начиналось… Так Степан Степаныч с утра инвентаризировал консервы по комнатам и когда насчитал семьдесят три ящика, заявил за столом за завтраком:

– Нет, ну с закусью на свадьбу всё решили. Теперь самогона надо нагнать пару канистр и можно начинать. Соседа попросить надо, Сеню… А, когда свадьба? Он глядишь и успеет.

– Послезавтра, к обеду, – ответила Тамара, больше занимаясь розыском документов по комнатам, чем глядя на то, как дед проведывает округу.

С разведкой за хлебом на улицу сходить – это одно, а вот убеждать бабку, что брать больше пятидесяти упаковок гречи не разумно, так как можно не дожить до её окончания, это другое.

Не до стариков Тамаре было сейчас. Одно дело – «ускорение свадьбы в связи с особыми обстоятельствами». И совсем другое – подделка документов.

Это уже – статья. А не хотелось бы. Лучше оригиналы найти. И так много на себя взяла.

Поэтому всеми правдами и неправдами она устроила «генеральную уборку» на этаже, очень надеясь обнаружить документы на спятившую, но безумно богатую старушку. А та с разной периодичностью каждый час то посылала её то в пень, то просила почесать пятки, то спрашивала – чем пахнет гуталин? А сама улыбалась блаженно как пастор в детском хоре. Но через пару мгновений либо забывала о вопросе, либо предлагала посетить Мавзолей на выходных и воздать честь Ильичу… которого в следующий же час уже обвиняла в заложенных под государственность бомбах и войну на Фолклендских островах или вообще в Свазиленде.

Тамара, которая никогда и не слышала о такой стране, порой просто не знала, что ответить. И просто принимал бабку такой, какая есть. Соседи не жалуются и ладно. Только ключи от квартир подальше от её интереса, и окна открытыми не оставлять, а то не дай бой в лётчики потянет или ведьмой себя возомнит и шмыганёт со шваброй наперевес в окошко.

За время генеральной уборки, что как раз и заняла время от завтрака до обеда, Тамара всё обнаруженные продукты на кухню снесла. Запасы, что помимо ящиков были распиханы банками, пакетами, коробками по разным углам, антресолям и балконам, на нехилое НЗ тянули. Внушительный арсенал получился, хоть дачу заводи с подполом, хоть гараж с погребком, хоть гуманитаркой раздавай.

Дед, в обед тот чай попивая, и шпроты на хлеб намазывая, только заявил, глядя на уборку, звонки подруге и поиски документов:

– Слушай, Тамара. Ты деваха смышлёная. Да только и я пока ёбу не дал и пятки себе сам могу почесать. Так что давай сразу договоримся.

Тамара, тряпку на плечо повесив, на стол уселась. Считая банки с соленьями, вареньем и грибами у батареи, кивнула:

– Давайте, Степан Степанович.

– На этаже вроде и одна квартира, а вроде и четыре, – прикинул дед издалека. – Так как входа четыре. Так?

– Так.

– Ну так и давай на четыре квартиры её поделим. А то на кой хрен нам столько комнат? Что за буржуи стены снесли и перепланировку устроили? Счёт как за свет придёт – и сердечко встанет. Это же на коммуналке разориться можно!

– Разумно, Степан Степаныч, – смекнула Тамара и банку огурцов на стал поставила. – А как делить будем? Что… предлагаете?

– Ну как…как, – почесал бороду дед. – Это уже за бутылкой сходить надо и обдумать как следует, – добавил он и грибы рядом на стол поставил, за открывашкой в выдвигашку потянулся. – Слётай в магаз за поллитрой. А там и прикинем что мне, что тебе, что Володе. Он всё-таки нас свёл. Родной внук, а не хуй собачий с головой телячьей. Смекаешь?

– Смекаю. Свёл так свёл, – кивнула Тамара и в магазин тут же помчалась, на пороге уточнив. – Что предпочитаете? Хенеси? Асахи? Виски? Коньяк?

– Тома, что ты как маленькая? – ответил дед и даже несколько взгляд на груди задержал, поплямкал губами плотоядно. – Неси, что горит. Что не горит, тому давно не верю.

И Синицына сразу поняла, что лучше не пол-литра взять, а сразу литр. Всё-таки груди пока при ней, как истинный дар убеждения. Может и пополам поделят. Не до Володи совсем станет.

А может и делить ничего не придётся, если совсем далеко посмотреть. Главное – продержаться.

Но когда Тамара домой вернулась, звеня посудой в пакете фирменном, с последовательностью совсем плохо стало. Так как бабка в коридоре вокруг своей оси кружилась, сиськами себя как гироскутер уравновешивая по краям в балансе. На юлу даже немного похожа. А дед на кухне полуголый танцевал вокруг стола и батарейных припасов и кричал как обезумевший:

– Я – Степан! Кошкин сын! Я – Степан! Я Степан!

Тамара с сомнением на пакет посмотрела. Вроде и не начинали. Откуда столько веселья?

А затем к банке открытой с грибами подошла. А там грибы странной формы, зеленоватого оттенка и в воде мутной. Но больше крышка удивила с надписью на лейкопластыре: «урожайный 1986 год».

Тамара себя по лбу ударила и снова на табуретку присела.

Не хватало ещё стариков потравить. Тогда роскошные апартаменты на уютное место в камере сменит. Лет на пятнадцать, а потом уже всё равно будет.

– Володя! – закричала она в трубку, паники поддавшись. – Спасай, Володенька! А там хоть всё забирай! Ты – всё-таки внук!