Роман Табу на вожделение. Мечта профессора глава Глава 41

Юля

В ответ на ее вопрос Артем доверчиво кивнул. Машинально. Искренне.

Но уже в следующий миг насупился. Что происходило сейчас в детской голове, сложно сказать. Однако в глубине его широко распахнутых, неестественно сверкающих глаз мелькнула тревога. И грусть. Бесконечная вселенская грусть. Губы мальчугана задрожали. Плечики поникли.

— Не уходи! — прошептал он дрогнувшим голоском.

Столь простые слова пробили брешь в ее душе. Большущую. Сквозную.

Острым осколком впились прямо в сердце. Пронзая плоть. Обжигая нутро.

Собственные эмоции уже не поддавались контролю. Взяли верх над разумом.

Дабы не пугать ребенка, Юля улыбалась, настойчиво игнорируя слезы, стекающие по щекам. Она не могла остаться. Это было выше ее сил. Но как сказать об этом мальчугану, который смотрит на нее, как на божество?

— Так нужно, Артем! — нежно погладила его по волосам.

— Я… я буду хорошо себя вести! — почти мольба.

— Ты тут ни при чем! — стыдливо растерла по щекам соленую влагу.

— Ну, останься! Я покажу тебе свою комнату!

Пытаясь избавиться от комка в горле, она отрицательно покачала головой.

— У меня сегодня очень много дел…

Артем замолчал, опустив голову. О чем-то задумался.

Юля нетерпеливо переспросила:

— Какой у вас адрес? Мне нужно вызвать такси!

— Не скажу! — обиженно.

Тяжело вздохнув, девушка распрямилась. Поняла, что попусту тратит время.

— Ладно, — произнесла, крепче вцепившись в свою сумку, — на доме должна быть табличка. Сама узнаю. Пока, Дон Жуан! Слушайся дядю!

Мысленно досчитав до трех, Попова тихонько прошмыгнула в коридор.

Из соседней комнаты по-прежнему доносились приглушенные голоса.

Но теперь беседа матери с сыном велась на более повышенных тонах, судя по всему.

Однако Юля не имела больше никакого желания вслушиваться в слова.

Крадучись, она на носочках двигалась в сторону прихожей, ощущая себя самой настоящей воровкой. Даже внутренности от волнения липли к позвоночнику да стягивались узлом. И все шло хорошо. Она преодолела почти половину пути. Но внезапно раздался громкий детский топот.

А за ним возмущенный, полный отчаяния вопль:

— Марат, она уходит! Уходит! Юля уходит!

Сердце остервенело загрохотало в груди. Выброс адреналина в кровь казался запредельным. Катастрофическим. Она понимала, что поступает глупо, по-детски. И тем не менее, уже не таясь, со всех ног рванула в прихожую.

Ее трясло. Жестко колошматило, если быть точнее. Но выбора не было.

В поисках своей обуви Юля принялась осматривать прихожую лихорадочным взглядом. Но увы. Паника опутывала ее своим ледяным коконом. Девушка смотрела во все глаза, но никак не находила туфли.

«Где они? Где? Не вижу! Где? Черт!»

В тот самый миг, когда Попова окончательно решилась продолжить путь босиком и даже взялась за ручку входной двери, в прихожую влетел Каримов. Злющий, словно сам дьявол. Опасный. Грозный. И такой взволнованный, что у Юли защемило сердце. В глазах вновь защипало.

— Далеко собралась? — прозвучало глухо. Предостерегающе.

— Мне… пора! — промямлила она в ответ, пытаясь отвернуться.

Пытаясь избежать его продирающего до мурашек взгляда.

И пытаясь совладать с этим проклятым дверным замком.

— Юля?

— М-м-м?

— Посмотри на меня!

— Нет!

— Почему?

— Я тороплюсь!

***

Он оказался рядом в два крупных шага. Не особо церемонясь, развернул лицом к себе и резко приподнял ее подбородок, вынуждая подчиниться.

Увидев ее покрасневшие глаза и припухшие веки, Марат нахмурился.

Заскрежетал зубами и задышал так надрывно, что Юле стало не по себе.

— Что именно ты слышала? — огорошил внезапным вопросом.

Ибо не был дураком и сразу обо всем догадался. Но облегчения ей данный факт не принес. Стало только хуже. Горло будто невидимой рукой стиснули.

Болезненный спазм усилился. Цепляясь за последние крупицы самоконтроля, Юля раздраженно скинула с себя его ладонь. Слишком уж сильно столь невинное прикосновение жгло кожу. И оголяло без того напряженные нервы.

— Я… нет! Ничего! Не слышала… я просто хочу…

— Пташечка?

— Дай мне уйти! — тихо, одними губами. — Пожалуйста!

Ничего не объясняя, Каримов отнял у нее сумку.

— Что… ты делаешь? — беспомощный стон. — Верни!

Но мужчина оставался непреклонен. И по-прежнему суров.

— Артем! — рявкнул он так сильно, что содрогнулись стены дома.

Мальчуган тут же показался из-за его спины.

Не глядя, Марат всучил ему ее вещи и строго велел:

— Живо спрячь это в своей комнате! И не выходи оттуда, пока я не позову!

— Я все равно уйду! — пообещала Юля, едва их оставили наедине. — Босиком! Без обуви! Без телефона! Без денег! Но… уйду!

Проигнорировав сей яростный выпад, мужчина трепетно провел костяшками пальцев по ее щеке и мягко повторил свой недавний вопрос:

— Что ты слышала?

Эта нечаянная и совершенно неуместная нежность окончательно ее сломила.

— Ничего! — закричала Юля, пытаясь оттолкнуть его от себя. Со всей мочи. Со всей дури. Со всей злости, на которую только была способна. — Ничего!

И когда Марат не сдвинулся ни на шаг, девушку накрыло лавиной горечи, обиды и разочарования. Все, что накопилось в душе, вырвалось наружу.

Спрятав свое пылающее лицо в дрожащих ледяных ладонях, Юля зарыдала.

Громко и отчаянно. Закатилась так, будто испытывала нестерпимую боль. Так, будто по живому ее резали, не позаботившись об анестезии.

Каримов мгновенно припечатал ее к своей груди. Стиснул в объятиях, абсолютно не контролируя свою силищу. Свою животную мощь.

— Не надо, малышка! Успокойся! — бормотал он, покрывая ее лицо порывистыми поцелуями. — Прошу тебя! Умоляю, Юля!

— Не хочу! — жалобный всхлип. — Не хочу оставаться здесь!

— Придется! — бескомпромиссно. — Я не отпущу тебя! Не смогу!

— Это я не смогу! Я! Неужели ты не понимаешь?

— Юля…

— Твоя мать считает меня шлюхой! — закатилась вновь, ощущая, что воздух заканчивается в легких. — Она считает…

— Ш-ш-ш! — мужчина принялся яростно целовать ее прямо в губы, мокрые от слез. — Не говори так! Не рви мне сердце! Мы оба знаем, что это неправда! Мы знаем, что ты – только моя девочка! Только моя! Что я – единственный, кто тебя касался! Плевать на все остальное! Слышишь? Плевать!

— Нет, не плевать! Не плевать! — взвизгнула она, отчаянно цепляясь за его плечи. — Как мне теперь отмыться от этого клейма? Кожу с себя содрать? Если даже твоя мама считает, что мы… что я с тобой… из-за оценок, то что же в институте будет? Все именно так и решат! Будут издеваться и пальцем в меня тыкать! Подумают, что я своим телом… Боже! Марат, я умоляю тебя… я тебя умоляю, ничего для меня не делай! Не разговаривай с Маркеловой по поводу моей стипендии. Я не хочу. НЕ ХОЧУ! Я сама со всем справлюсь! У меня есть работа. Я проживу и…

Каримов встряхнул ее, точно тряпичную куклу, пытаясь привести в чувство.

— Послушай меня! — прогромыхал, практически оглушая. — Послушай внимательно! Ты осознаешь, кто я? Или напомнить? Да любой, кто посмеет просто косо на тебя посмотреть или хоть чем-то обидеть, вылетит из универа так быстро, что и опомниться не успеет! Ты вообще в состоянии понять это?

— Марат…

— Все, девочка! — невесомое прикосновение его губ к ее глазам заставило вибрировать от напряжения. — Все! Доверься мне. Просто доверься и ни о чем не думай. Я все решу сам. Успокойся! И дыши. Дыши глубже!

***

Его зомбирующий шепот действительно немного успокаивал.

А бешеное биение сердца за его ребрами порождало в душе необъяснимый трепет. Смаргивая слезы, Попова прижалась щекой к груди своего профессора. Почувствовав, что силы покидают ее, он подхватил Юлю на руки и понес в дом. Выходя из прихожей, они едва не налетели на Таисию Семеновну. Очевидно, на этот раз она подслушивала их. На женщине не было лица. И хоть Юля еще толком не пришла в себя после столь мощного эмоционального срыва, ее покрасневшие глаза все же заметила.

— Сынок? — осторожно окликнула она Марата.

Но тот лишь сухо рыкнул, даже не удостоив ее взглядом:

— Не сейчас!

— Но я хоте...

— Дай мне остыть!

— Прости ты меня, дуру старую! — крикнула Таисия Семеновна им вслед. — Не знаю, что нашло на меня! Я ведь не думала, что у вас все…

— Тебе пора!

— В каком смысле?

— В прямом! — холодно отчеканил Каримов, осторожно перекладывая Юлю на диван.

Усевшись рядом, он усадил девушку к себе на колени и принялся насухо вытирать ее лицо от слез.

— Марат? — ошеломленно. — Ты с ума сошел? Ты что такое говоришь?

— Поезжай домой, мама! — непреклонно. — Поезжай!

Женщина судорожно вздохнула, хватаясь за сердце.

А потом тихо произнесла:

— Юля…

— Я не разрешал тебе разговаривать с ней! — предостерегающе.

— Да прекрати ты уже, в конце-то концов!

— Ступай!

Мать посмотрела на него с сожалением.

Но в итоге смиренно кивнула:

— Как скажешь, Марат. Как скажешь. Схожу только за Артемом.

— Артем никуда не едет!

— По… почему?

— Потому что он у себя дома! — Каримов припечатал Таисию Семеновну таким взглядом, что дурно стало даже Юле. — Погостил, и хватит!

— Марат…

— Ключи оставишь на тумбочке в прихожей!

— Ключи? Какие еще…

Когда до нее дошел смысл его слов, ее глаза неестественно заблестели. Поджав губы, она осуждающе покачала головой, будто отказываясь верить в реальность происходящего.

А потом тихо произнесла:

— Да, ты определенно знаешь, как и чем именно наказать свою мать!

— Моя мать прекрасно знает, что заслужила свое наказание в полной мере!

— Сынок…

— Отцу привет! — равнодушно отозвался Марат.

Не обращая на нее больше никакого внимания, мужчина обратился к Юле:

— Успокоилась, пташечка?

Испытывая жуткую неловкость под пристальным взглядом его матери, Попова все же медленно кивнула. И услышала властное:

— Вот и славно! Пойдем-ка наверх. Тебе нужно хорошенько умыться.