Роман Разрешаю стонать глава Глава 44

– Нет. Все отлично.

Я нацепила на лицо бесстрастное выражение. Такое же, какое цепляла во время визитов прежнего босса, когда он сообщал, что повышения зарплаты не будет.

– Идея была не самая лучшая, – Эд тряхнул головой. – И... Я скажу бухгалтерии, чтобы перечислила компенсацию... За белье.

Его взгляд остановился на выглядывающем в разрезе правом чулке. С затяжкой. Длинной. До самой стопы.

– Не нужно ничего компенсировать.

Этот гад все же умудрился сделать мне больнее, чем уже было.

Хотелось заорать, чтобы он засунул свою компенсацию себе в задницу. Впервые в жизни стало жалко, что нет во мне здоровой бабской любви к скандалам. К швырянию в мужиков чего-нибудь тяжелого. К крикам, после которых дверь захлопывалась с обратной стороны. И можно спокойно разреветься в одиночестве.

В наличии была только гордость. Дурная, нездоровая. Которая мешала даже просто отстать и толкала вперед. Словно и правда ничего не случилось. Будто внутри не падали бомбы. И жизнь продолжалась... такая же, как и прежде.

***

В чем женщины на самом деле сильны, так это в дурацкой штуке под названием рефлексия. Простым языком – сама придумала, сама обиделась.

Именно этому «приятному» развлечению я посвятила остаток дня. Половину ночи. И первые часы утра.

Почувствовав неладное, Данька ходил за мной хвостиком. Вместо мультиков он попросил сложить с ним пазлы. После еды без напоминания убрал за собой посуду. А перед сном даже сам почистил зубы.

Хотя бы один из моих мужчин понимал мое состояние и не усугублял. Второй же... после того как мы расстались в ресторане, я не получила от Басманского ни одного сообщения. Ни даже уже привычного пожелания «спокойной ночи» с подробным описанием того, что именно должно мне сниться.

Этот специалист по компенсациям молчал! Совсем! Я знала, что он в сети. Вероятно, был чем-то занят. Но его занятость никак не касалась одной недалекой особы, которая своими нелегкими мыслями раскатывала себя похлеще асфальтоукладчика.

Раскатывала я по всем правилам женской обиды!

Первым, как только попала домой, на меня обрушилось самоуничижение. Я ругала себя за контракт, который подписала сдуру, в состоянии аффекта от слишком большой дозы эндорфина. Вспоминала, наверное, все синонимы слова «проститутка». Смывала с себя косметику и под шум воды ревела белугой.

Следующей меня накрыла волна гнева. Тут я уже, не подбирая слов, кляла себя и Басманского одинаковыми эпитетами. Мысленно писала ему сообщение о том, что увольняюсь. Так же мысленно бросала в лицо заявление «по собственному желанию». И снова ревела. Опять в ванной. Сказав Даньке, что плохо почистила зубы.

Третья стадия, как маньяк, подкралась ко мне ночью. Спать не хотелось совсем. Две коричневые бронебойные таблетки валерьянки проскочили без эффекта, будто аскорбинки. Глаза бодрым взглядом пялились в потолок, а на душе играл оркестр под названием «И как я дальше буду жить?».

Репертуар не баловал большим ассортиментом композиций. Чаще всего звучали народные хиты: «Зачем он так со мной?», «Как стереть из памяти наш день?», «Дура, ничего не изменилось!» и суперхит «Так, как прежде, уже не будет».

Эмоции тянули в разные стороны.

Я то ощущала себя виноватой, что не остановила Эда в туалете. Можно же было прикрикнуть, вырваться, направить в него струю холодной воды.

То злилась на него, что слишком жестко показал мне мое истинное место. Любовница на ставку.

То ломала голову над тем, что же с ним произошло. И почему мой всегда внимательный, щедрый, понимающий мужчина вдруг превратился в чужака.

С ума сойти можно было от такого балагана в черепной коробке. К середине ночи я даже чуть не пошла третий раз «чистить зубы».

Однако настоящее веселье началось утром.

Морально я была все тем же трупом, только уже в новой стадии – смирения и прощения. А внешне...

В зеркале отражалась какая-то древняя старуха. С мешками под глазами. Серым лицом и бледными губами. Кофе, который мог хоть немного спасти, почему-то не лез в глотку. Шутки ведущего из утреннего шоу не веселили. И на мобильном телефоне висело новое сообщение: «Привет. Я на два дня уехал в командировку. Все встречи отменяются».

Этот гад, этот паршивец, этот мерзавец и скотина переиграл меня даже в прощении. Нимб светился, как прожектор на стадионе. Крылья за спиной уже махали, чтобы скорее перенести к нему и забыться. А он... Он отчалил! На два дня. Именно сейчас.

На миг неадекватная часть меня снова проснулась. И в ответ Басманскому чуть не улетело сообщение: «Скатертью дорога!». Трясущимися руками я даже успела набрать его. Но мозги очень быстро, без осечки встали на место.

Вместо задуманной фразы ушло стандартное: «Здравствуй. Хорошей дороги». И без сахара во рту стало сладко.

***

Следующие два дня превратились в настоящее испытание. Разучившаяся отдыхать в рабочие дни, я банально не знала, чем себя занять.

После дня разговоров и постоянных объятий сын утром сам попросился в садик. Данькин идеально удобный для тисканья плюшевый кролик к вечеру среды стал бесформенной подушкой с ушами. А Лизка, та самая Лизка, которая всегда приезжала, когда намечались какие-либо изменения в моей жизни, не ехала!

Она будто не чувствовала, что мне нужна ее помощь. Или... по-садистски вынуждала дозреть до чего-то в одиночестве.

До чего дозревать, я не понимала. За два безумно длинных дня без Басманского от моей злости не осталось и следа. Я выкипела, как забытый на плите чайник. Разочарование, обида – все стало казаться незначительным и второстепенным. Единственное, что поменялось, – четкое осознание скорого конца моего эротического отпуска.

Осознание это родилось внезапно. Вместе с прощением. Озарило, как ножом по сердцу, но тут же прижилось. Спокойно, без нервов и слез. Возможно, потому, что плакать было уже нечем.

Странные оказались эти три дня. Будто адский экспресс-тренинг для нервной системы. Хотя и повода-то особого не было. Так, быт, обычные для двоих недомолвки и вагон ожиданий, которые до этого таились где-то в депо, а тут внезапно выкатились во всей красе.

Чтобы вернуться к себе нормальной, мне оставалось только дождаться утра четверга, получить сообщение и поехать к Эду.

Ничего сложного! Всего-то несколько оборотов часовой стрелки. Но, когда и после них от Басманского не пришло никаких вестей, я сделала то, что не делала никогда.

Можно было написать. Через вайбер, телеграм или скайп. Но я позвонила. Указательный палец сам потянулся к значку звонка, и останавливать себя я не стала.

Абонент ответил после третьего гудка.

– Привет, Лен, слушаю.

Я готова была услышать любой тон от удивленного до раздраженного, но в голосе Эда отчетливо звучала растерянность. Фонила прямо. Такая непривычная, что сбивала с ног.

– Привет. Что-то случилось? – волнение нахлынуло само.

– Ох, черт... Прости, не написал тебе утром.

– Если опять скажешь, что все в порядке, я...

– ...не скажу, – он прервал меня сам.

– Командировка, что-то еще? – Я чувствовала себя туристом, оказавшимся на зыбком болоте. Шаг не туда, и провалишься. А если стоять – засосет.

– Я вчера вернулся. С делами все нормально.

– Тогда с чем?

В трубке послышался вздох. Короткий. А потом Эд все же произнес:

– У меня сын заболел. Понять не могу, что с ним.

Если бы я не сидела, сползла бы сейчас по стеночке. Сын. Такой же малыш, как и у меня. Только чуть старше. Он рассказывал. Еще хвастался, какой популярностью тот пользовался у женского пола. Настоящий Басманский.

– Мне приехать? – идея возникла спонтанно. Только проговорив ее, я поняла, что предлагаю.

– Да не надо. Я вызвал доктора, – к растерянности в голосе добавилась еще какая-то нотка. Усталость? Недоумение?

– Повторяю свой вопрос. Мне приехать?

Ни вздохов, ни пауз больше не было. Стоило договорить, как тут же пришел ответ:

– Да.