Роман Невыносимый глава Глава 50

Игнат

Пульс стучит по вискам бешеным набатом.

Бам-бам-бам…

Считаю эти удары. Ничего кроме них не слышу. Нет ничего больше, кроме них. И войны в моей голове. Она же, тупая сука, никогда не заканчивается.

Бам-бам-бам…

Физиономия, прежде нагло ухмыльнувшаяся на мой прямой вопрос о дочери прокурора, превращается в мясо. Первый хруст сломанного носа — отдельно, его тоже не слышу. Сожалею лишь о том, что Андрей Полонский слишком слабый, х*рово сопротивляется, отпора никакого — тупо отключается.

Бам-бам-бам…

Сам виноват. В отличие от меня, прекрасно помнит ту ночь. И Таю тоже узнает. Еще до того, как озвучивает вслух, по глазам определяю и по его злорадной ухмылочке все то, что меня интересует. К тому же, я прекрасно помню о наличие его хобби, которое шикарно вписывается во все то, что я слышу там, в туалетной комнате. Пока возвращаюсь с первого этажа на второй, уже знаю его будущий ответ и мой сопутствующий приговор.

Бам-бам-бам...

Переключаюсь на мужа его сестры. У того выдержки больше. Падает лишь после второго удара. Терпит еще несколько. Правда, подвывает и визжит, как девка сопливая. Никакого достоинства. Да и откуда ему взяться? Те, кто на досуге тешит свое внутреннее дерьмо, подпитывая его унижением других, достоинством не обладают.

Бам-бам-бам…

Сколько этих ударов? Сбиваюсь со счета. Не утихает то, что жрет изнутри, подобно сорвавшемуся с цепи зверю. Наоборот. Раскаляется с каждым новым ударом все ярче и отчетливее. Даже когда это все становится полнейшей бессмыслицей. С таким же успехом можно лупить по мешку с песком. Хотя я и тогда не останавливаюсь. Стоп-кран отказывает. Бессмыслица же. Зачем прекращать? Пусть выйдет уже. Избавлюсь. Разве что…

— Игнат. Игнат. Хватит. Слышишь? Не надо так больше. Все хорошо, — доносится сбоку дрожащим голосом от Таи.

Кто ее сюда, бл*дь, пустил вообще?!

Хрупкая ладошка касается моего запястья, привнося новые краски в мир, залитый красным. Бледная. В самом деле дрожит. Смотрит на меня, словно затравленная лань. Заставляя представлять на месте этих двоих слабоумных ублюдков себя самого. В ее глазах я тоже чудовище. Тот, кто сломает, на кусочки разорвет, сожрет и не подавится. Не сказать, что безосновательно она меня опасается. Но если прежде меня все устраивало, то теперь… Х*р его знает, почему, но часть меня отказывается мириться с этим. Несмотря на то, что другая часть меня же в самом деле не просто готова сломать, разорвать, сожрать, но и жаждет этого ничуть не меньше, нежели всего остального.

Чтоб не смотрела так.

И чтоб не ждала и не надеялась, когда я стану лучше.

Просто потому, что не стану.

Них*ра я не такой, каким она меня желает и пытается видеть.

Я — то самое зло, что даже хуже всех остальных.

Те двое — паршивый, но проходящий эпизод в ее жизни.

От меня х*р избавишься.

Почему не понимает?

Создает очередную войну в моей голове.

Всю ее перепачкал. Фарфоровая кожа обагряется красными разводами, стоит коснуться. Как отражение всех ее надежд на лучшее во мне, которые я обязательно испорчу. Тонкая шея, скулы, платье, стоимостью с квартиру. Похрен. Кажется, не только мне. Ей тоже все равно. Не целую. Жадно выпиваю. Забираю ее воздух. Впиваюсь в пухлые губы до боли. Чтоб помнила, с кем имеет дело. Хотя это совсем не так срабатывает. Девчонка, наоборот, забывается. Настолько, что ловлю ртом ее тихий стон, прежде чем поднимаю и уношу из зала. Раз уж все равно помешала и придется на время отложить финал своей расправы.

На улице холодно. Тая снова дрожит. Усаживаю ее в машину, включаю обогрев. За руль сам сажусь, хоть и не моя машина. Эту обычно Семен водит. Свою я оставляю слишком далеко от выхода, и сейчас совсем не хочется возиться еще и с этим. Остальное остается тоже на охране. Им разжевывать не надо. И сами знают.

— Рассказывай. Все то, что ты сказала Василисе. По порядку. Подробно. С самого начала. Я хочу все знать. Даже самую незначительную мелочь, — озвучиваю, прежде чем тронуть машину с места.

Только что расслабленная, она снова тут же напрягается. На меня вовсе не смотрит больше. К окну отворачивается.

— Нечего рассказывать, — отвечает негромко мрачным голосом. — К тому же, ты там был, все своими глазами видел.

Последнее сказано с язвительными нотками. И мне приходится сцепить зубы крепче, чтоб не нагрубить в ответ.

— Я уже говорил тебе, я не помню ту ночь. Был слишком пьян, — сосредотачиваюсь не на том, как она со мной огрызается, а на дороге, тем более, что нога непроизвольно давит на педаль газа сильнее, и скорость повышается куда выше, нежели следует.

— Выглядел вполне себе трезвым, — повторно язвит Тая, обнимая руками плечи. — Да и это же твои друзья, тебе лучше известно, как они развлекаются с девушками. Вряд ли в моем случае было что-то новое.

На меня по-прежнему не смотрит, только пальцы сильнее впиваются в кожу, оставляя следы, выдавая ее эмоциональное состояние. А руль скрипит под моими ладонями ничуть не тише, чем заново стиснутые зубы.

— То есть рассказывать не будешь. Ладно.

Х*р с тобой. Сам все выясню. Тем более, что в чем-то все-таки права. Как эти козлы развлекаются, я знаю. Пусть они мне и не друзья. Друзей у меня, как известно, вообще нет. Лишь враги.

— Да что рассказывать? — срывается она вдруг на крик, разворачиваясь ко мне, пылая яростным взором своих блестящих от слез глаз, так похожих сейчас на драгоценные камни. — Что?! Как они схватили и утащили меня в ту комнату? Как забавлялись моим страхом и бессилием, пока я в безуспешной попытке снова и снова пыталась вырваться и убежать от них, а они довольно смеялись и повторяли “Кричи громче, сучка”? Как раздевали и трогали везде, а я ничего не могла с этим поделать? Это я должна рассказать? Это ты хочешь услышать? Это? Да пожалуйста! Слушай! Они перехватили меня в коридоре вип-комнат и насильно затащили в одну из них. Сперва стянули верх платья, чтобы избавиться от лифчика. Затем задрали подол. Я сопротивлялась, из-за чего трусы просто порвались по швам. И кстати, это больно, когда прямо на тебе рвут белье. Но им наоборот было весело. Они толкнули меня на диван. Муж Полонской схватил руки и завел мне их за голову, удерживая в таком положении, пока другой избавлял меня от остатков трусов, а третий участник оставлял на моей груди кучу своих слюней. А потом… — ненадолго замолкает, шумно вдыхая и выдыхая, вновь отворачиваясь к окну, и дальнейшее проговаривает уже нереально спокойным голосом. — Потом они достали эти свои причиндалы… — очередная пауза. — Тогда же в комнате появился ты и спас меня от них, — сокращает концовку. — Вот и вся история. Надеюсь, рассказ понравился.

П*здец, как понравился, не то слово. Я вообще в последнее время предпочитаю исключительно все то, что вдалбливается мне в мозг раскаленной арматурой. Наверное, именно поэтому поднимаю скоростной режим еще выше. Заставляю себя вновь концентрироваться на вождении. Автомобиль едет куда быстрее других машин, лавирует между ними, пересекает двойную сплошную, задерживается на встречке опасно долго. Нет, в самоубийцы записываться не собираюсь. Но остро необходимо зацепиться за что-то другое, заодно избавит от желания развернуться и вернуться к тому, от чего отвлекла меня Тая. Да и… что уж там, них*ра не срабатывает. Стремной красной лампочкой, подобно спятившей сигналке в моей голове, мелькают лишь вероятные картинки того, о чем она рассказала.

— Третий?

— Да. В тот вечер их было трое.

— Имя знаешь? Как выглядел, помнишь?

Оборачивается обратно ко мне и заметно хмурится.

— Они не называли мне своих имен. Помню, что тоже брюнет. А вот на лицо совсем обыкновенный. Увижу, узнаю, а вот так, по приметам, ничего сказать не могу. Разве что, он из тех, кто легко теряется в толпе. Если тебе, конечно, это о чем-то говорит. Еще он единственный, кто был более-менее со мной мягок. Даже пытался возбудить. Обещал, что потом я еще сама буду их просить оттрахать меня, — усмехается, брезгливо кривясь. — Как знать, может у него и правда бы все получилось, не помешай ты, — дополняет безразличным тоном.

Пока она говорит, память услужливо перебирает список фамилий из числа окружения Полонского и его родственничка. Может, он и дебил в большинстве своем, но с кем попало так развлекаться не станет, а значит вычислить не так уж и сложно.

— Они знали, кто ты? Что ты прокурорская дочь.

Вот теперь она смотрит на меня с удивлением.