Роман Маша и мажор глава Глава 50

Когда-то, в другой жизни, я любила рисовать на берегу. Ветер шумит в кронах деревьев, ивы тянут ветви к воде, лицо овевает прохладой, а карандаш скользит по бумаге, рисуя ажурную листву и рябь на воде.

В тот день я тоже рисовала, сидя на покрывале у воды, когда тишину разорвал рев мотора. Машина – яркая, блестящая, дорогая - пронеслась вдоль поля и затормозила метрах в ста от меня. Из нее высыпала шумная компания – три девушки в красивых платьях и два парня. Мажоры.

Люпиновое поле как раз зацвело, и фотографы и блогеры уже потянулись за красивыми кадрами для Инстаграма. Девушки, восторженно щебеча, побежали по полю. За ними устремился один из парней, с фотоаппаратом на шее. А другой, постояв у машины, направился к берегу.

Я застыла, в надежде, что он меня не заметит. Похоже, парень всего лишь искал кусты, чтобы справить нужду. А нашел меня.

- Привет! – лениво ухмыльнулся он и скользнул по мне взглядом, который заставил вздрогнуть. – Что рисуешь?

Я молча захлопнула блокнот.

- Да ладно, покажи. – Он настойчиво протянул руку. Не привыкший к отказам, избалованный и испорченный мальчишка. Одни часы на его руке стоят столько, сколько деревенским за год не заработать.

Я спрятала блокнот за спину и вскочила на ноги, собираясь уйти. Но он преградил путь.

- Ты что, малышка, немая?

Серые глаза сверкнули льдом, и я поежилась. Теплый июнь вдруг превратился в стылый ноябрь, и по открытым плечам побежали мурашки.

- Дай пройти, - тихо сказала я.

Казалось бы, что может случиться? На другом берегу рыбачит сосед дядя Витя. Не нападет же на меня мажор при свете дня! Но интуиция вопила об опасности, и мне хотелось со всех ног бежать от этого красивого парня в модных шмотках.

- А ты меня нарисуй, - ухмыльнулся он. - Понравится, как нарисуешь, тогда отпущу.

- Тебя твои друзья не потеряют? – разозлилась я.

- Не, - он лениво махнул рукой. – Это надолго. Пока две тыщи фоток не отснимут, не успокоятся. Как раз успеешь нарисовать мой портрет.

- Я не рисую портреты. - Я попыталась его обойти, но он снова преградил дорогу.

Ему было скучно, пока его друзья делали фотографии. Он искал забаву, и он ее нашел. Меня.

- Просто у тебя не было хорошего натурщика, - самодовольно заявил он.

Он стеной стоял на пути, и мне было некуда деваться. Я бросила быстрый взгляд на другой берег: дядя Витя по-прежнему рыбачил. Если что, позову на помощь. А пока попробую справиться сама, не маленькая.

- Ладно, - сдалась я, вынимая блокнот из-за спины, - только стой спокойно.

Почеркаю карандашом для вида, а когда он расслабится или отвлечется на телефон, проскочу мимо. Не будет же он за мной гнаться! А там и дядя Витя защитит.

Карандаш осторожно скользнул по листу, затем все смелее. Я увлеклась и не заметила, как набросала целый портрет. Очнулась от голоса мажора.

- Неплохо, малышка. А говорила, не рисуешь портреты.

Пока я наносила последние штрихи, он подкрался ближе и теперь нависал надо мной. Интуиция снова завопила об опасности. Я бросила взгляд на другой берег и заметила, что сосед дядя Витя ушел. А значит теперь я могу рассчитывать только на себя.

Рисунок мне удался, но мне не хотелось оставлять его на память. Хотелось скорее от него избавиться. Я выдернула листок с портретом и протянула мажору.

- А теперь дай пройти.

- Не могу. Я же тебя еще не отблагодарил.

Его рука резко схватила меня за талию, другая до боли сжала ягодицу. На мне были джинсы, но я почувствовала себя обнаженной и беспомощной.

- Пусти! – придушенно прошептала я, глядя в ненавистные серые глаза, которые уже все решили.

- Тебе понравится, малышка. – Он толкнул меня на расстеленное на траве покрывало.

- А ну руки от нее убрал! – раздался голос дяди Вити.

Спасена!

- Шел бы ты, дядя! – Мажор злобно прищурился, поворачиваясь к нему.

- Это ты, щенок, катись в свою Москву! – Голос мужчины дрогнул, выдавая опьянение. Рыбалка для него была поводом сбежать от жены и маленьких детей, и сейчас он порядком набрался.

Мажор почувствовал его слабину и кинулся в драку.

Я вскрикнула, когда они сцепились. Мажор наносил удары зло, сильно, ожесточенно. Дядя Витя, пошатываясь, отступал к воде.

- Прекратите! Хватит! – Я заметалась между ними.

Мажор с силой пнул дядю Витю ногой в живот. Раздался шумный всплеск. Мужчина упал в воду.

А мажор развернулся и зашагал прочь, потеряв интерес к нам обоим.

Я бросилась к берегу и помогла дяде Вите выбраться. Там было неглубоко, но вода в июне была ледяной. Сосед матерился и был весь мокрый.

Я ждала, пока он выжмет плащ, выльет воду из рыбацких сапог и снова их обует. А когда мы вышли на дорогу, машина мажора резко развернулась и покатила в сторону города, подняв столб пыли.

До самого дома дядя Витя чихал. К вечеру у него поднялась высокая температура. А через неделю он сгорел от пневмонии.

Его жена Клавдия считала меня виноватой в смерти мужа. Сначала она повадилась брать у матери в долг, напирая на то, что ей нечем кормить детей. Мама отдала ей все, что копила на мою учебу в Москве. Я последний год училась в школе и планировала поступать следующим летом. А когда в декабре у нас закончились деньги, Клавдия убедила маму взять для нее кредит. Возвращать долг она не собиралась, и теперь он висел на нас с мамой. А проценты капали быстрее, чем мы обе успевали зарабатывать.

Все это я на одном дыхании рассказала Громову. А он внимательно слушал меня и ни разу не перебил. Только когда я замолчала, взглянул на меня строго и как будто с досадой.

- Маша, Маша… - Он качает головой, а я съеживаюсь, чувствуя себя убийцей.

Тем более ошеломительными звучат его слова:

- Ты же ни в чем не виновата!

- Он умер из-за меня, - повторяю я слова тети Клавы, которые звенят в ушах.

Она повторяла их так часто, приходя к нам домой, что даже по ночам, ложась спать, в полной тишине я слышала их. Крик тети Клавы, как заколдованный, бился о стены, а я вздрагивала и натягивала одеяло на голову. Но голос никуда не исчезал. Она много чего еще кричала. И что я бы не развалилась, если бы дала мажору, а ее Витя тогда бы остался жив. И что приличные девочки сидят дома, а не шастают по берегу реки, ища приключений на свою тощую задницу. И что я жива, а ее Витя гниет на кладбище, а дети остались сиротами. И только деньгами можно было на время заткнуть тетю Клаву и заставить ее уйти.

- Его жена – шантажистка. А вы с матерью – идиотки, - жестко бросает Громов. – Ладно, свое отдали. Но кредит зачем надо было брать?

Я молчу, подметая взглядом пол. Разве у нас был выбор?

- Сколько? – спрашивает Громов, и я не сразу понимаю, о чем он. - Сколько ты должна?

Я называю сумму.

- Мог бы догадаться, - бормочет Громов. – А я еще удивился, почему ты тогда так быстро назвала цену.

Он напоминает о нашей сделке при первой встрече, когда я согласилась встречаться с его сыном.

- Сейчас еще проценты набежали, - уныло замечаю я.

- Это теперь не твоя забота, - отрезает Громов.

Я в недоумении поднимаю глаза. В смысле, не моя?

- Твой долг я выплачу, - спокойно обещает он. Как будто речь о копеечной сумме. Впрочем, для него она, наверное, такой и является. – Тебе надо было сразу мне все сказать.

- Вот так сразу, при первом знакомстве? – вырывается у меня.

Он бы тогда выставил меня за порог и запретил за километр приближаться к Дэну. И правильно бы сделал, кстати. Так и должен был поступить любящий отец.

- Ты умная девушка, Маша, - Громов усмехается. – Умная девушка, которая по глупости угодила в большие неприятности. Твоя соседка, если так о муже пеклась, могла бы вызвать к нему врача, а не ждать, пока он загнется дома от пневмонии…

Я вздрагиваю. Странно, что такая мысль не пришла мне в голову. Тетя Клава кричала о том, что из-за меня ее муж сгорел в считанные дни. Но ведь она действительно не вызывала к нему врача и даже не пыталась вылечить. Может, потому что не хотела? Когда дядя Витя выпивал, он часто колотил тетю Клаву, и она спасалась от его пьяного гнева у нас дома. Может, его смерть стала для нее не горем, как она пыталась нас убедить, а освобождением?

- А еще больше вопросов у меня к твоей матери, - строгим тоном продолжает Громов. - Ведь кредит брала она?

Я киваю.

- Ладно, с кредитом разберемся. Не переживай.

- И что я буду должна вам за это? – настороженно спрашиваю я.

Громов пристально смотрит на меня, как будто оценивая, что с меня можно взять, и я вспыхиваю, чувствуя себя обнаженной перед ним.

- Мне – ничего, - говорит он. - Что касается моего сына…

- Не волнуйтесь, - перебиваю я, - он меня больше никогда не увидит.

Громов ведь любящий отец, и его желание оградить сына от девушек с большими неприятностями мне понятно.

Но Громов меня удивляет.

- Почему же? Дэн только о тебе и говорит. Я еще никогда не видел его таким влюбленным.

- Вы сейчас шутите? – выдыхаю я.

- Я знаю своего сына. И ты продолжишь с ним встречаться и делать его счастливым. Если, конечно, ты сама этого захочешь. Не за деньги. По-настоящему.

Разве я могу ему отказать, когда он спас меня от коллекторов и выплатил за меня долг? Я быстро киваю.

Громов качает головой.

- Нет, Маша, ты не поняла. Ты ничего не должна мне. Если тебе не нравится Денис, только скажи. Я знаю, мой сын не подарок. Но если он тебе хоть немножко нравится, дай ему шанс. Он может стать хорошим парнем. С тобой.

Хороший парень проводил бы меня до дома, мелькает мысль у меня в голове. Хороший парень не дал бы меня в обиду коллекторам. Это Дэн должен был спасти меня. И тогда это он сейчас сидел бы напротив меня на кухне. Он, а не его отец… А, собственно, что Громов делал возле моего дома?

- Как? – вырывается у меня. – Как вы очутились у моего дома?

- Мимо проезжал, - невозмутимо отвечает он.

- Вы что, следите за нами? За Дэном? – доходит до меня.

Я вспоминаю, как Дэну почудилось, что он видел отца в парке. А потом мне самой показалось, что я заметила Громова на ВДНХ, когда мы катались на роликах. Сегодня Дэн расплачивался по карте – его нахождение было легко отследить. Салон красоты и бутик совсем рядом. Если Громов был неподалеку, он мог заехать на эту улицу и увидеть нас, ждущих такси. Так вот чей взгляд сегодня сверлил мне спину!

- Не слежу. – Он понимает, что я ему не верю, и больше не считает нужным скрывать. – Присматриваю.

У меня вырывается нервный смешок. Да этот олигарх больной! Или помешан на контроле. Или очень любит своего сына. Папа-наседка – такое вообще бывает? Бывает, понимаю я, глядя в его серьезные зеленые глаза. Если воспитываешь сына один и если ребенок – единственное, что осталось на память о любимой женщине. Но не только это я вижу в его глазах, там есть что-то еще, какая-то тайна…

- Вы же понимаете, что это ненормально? – в смятении бормочу я.

- Дэн – все, что у меня есть, - тихо говорит он.

А я думаю о том, что если бы Громов не следил за сыном, то моя встреча с коллекторами скверно бы кончилась. Мне повезло, что бизнесмен настолько одержим своим сыном. И еще повезло, что он не поехал за такси Дэна, а тронулся следом за мной, когда я вышла из такси. Черная машина, которая проезжала мимо моего дома перед самым нападением, это же его машина! Наверное, он заметил в зеркало заднего вида, как меня схватили коллекторы…

- Так что, Маша? – спрашивает Громов. – Нравится тебе мой Денис?

Какой странный у нас разговор. Как в театре абсурда. И я киваю – ведь именно этого от меня ждут.

- Хорошо. Тогда собирай вещи и поехали.

- Куда? – Я растерянно смотрю на него.

- Мне понадобится несколько дней, чтобы уладить дела с твоим долгом. А пока поживешь у нас.

- Как это у вас?

- Здесь тебе небезопасно. А я не хочу, чтобы с девушкой моего сына что-то случилось. - Громов встает из-за стола и включает чайник, как будто это не он у меня в гостях, а я у него.

- А что мы скажем Дэну? – вырывается у меня.

Мужчина замирает и хмурится.

- Денис не должен ничего знать о долге и о том, что на тебя напали. Договорились?

Громов пристально смотрит на меня, и я понимаю, что он имеет в виду и свою помощь мне. Я киваю.

- Лучше, если это он сам предложит тебе пожить у нас, - говорит он. – Сегодня переночуешь у меня на квартире.

- Как, у вас? – пугаюсь я. - Где?

- У меня есть квартира в Москве, - устало объясняет он. – Я иногда ночую в ней, когда задерживаюсь допоздна в офисе или во время непогоды.

- А вы сами тоже будете ночевать там? – опасливо уточняю я.

- Нет, я поеду домой.

Я успокаиваюсь, а Громов продолжает:

- Завтра позвонишь Дэну и скажешь, что хозяйка выгнала из квартиры и тебе некуда идти.

- А если он не предложит?

- Тогда напросись сама, ты же умная девочка.

Я выхожу, оставляя Громова с закипающим чайником.

Собираюсь быстро, вещей у меня немного. Стараюсь не думать о том, на что я согласилась. А какой у меня выбор? Уж лучше уехать с Громовым, чем снова столкнуться с коллекторами. Чтобы снять хотя бы комнату самой, у меня нет денег. Вот подзаработаю, тогда…

Я швыряю в сумку футболки, джинсы, пижаму, белье, тапочки. Складываю туда же сегодняшние обновки. Без бумажных пакетов они занимают не так много места. Забираю в ванной комнате зубную щетку и расческу.

Громов еще пьет чай, а я уже готова.

- Так быстро? – Он смеряет взглядом мою небольшую спортивную сумку. «Так мало?» - спрашивают его глаза, но он ничего не говорит вслух. Поднимается из-за стола, споласкивает чашку. По нему и не скажешь, что олигарх.

- Какая из них твоя?

- Что? – не понимаю я.

Громов кивает на полку с посудой над мойкой.

- Чашку не забыла?

- Моих тут нет. Это Олины и хозяйки, - признаюсь я, чувствуя себя последней нищенкой.

- Тогда поехали.

Он первым выходит из кухни, а я бросаю последний взгляд на стены с пожелтевшими обоями в цветочек, на старомодный кухонный гарнитур и истертый задолго до нас с Олей линолеум. Эта неуютная квартира за два месяца так и не стала мне домом, как не стала мне подругой соседка Оля. Я не буду скучать.

Но что-то мне подсказывает, что я еще пожалею, что согласилась на предложение Громова.