Роман Грешник. Вернуть бывшую глава Глава 40

— А вот и наш малыш, — протягивает мне сына медсестра. 

Взяв его на руки, прижимаю к своей груди. Мой Саша. Мой родной, любимый. Наклонившись, вдыхаю его запах глубоко в легкие. Боже... Боже! Какой же он красивый. 

Укутанный в голубое одеяло малыш вдруг открывает глаза. Маленькое сморщенное личико, темные брови, прямо как у Рамиля, и шелковые черные, как смоль, волосы. Сын начинает плакать, а меня пробивает дрожь. Почему он плачет? 

— Чшшш, ну ты чего? — мои губы касаются его лба. 

Я с непониманием смотрю на девушку в белом халате. 

— Не волнуйтесь. Это же ребенок. И он, конечно же, будет плакать. 

Успокоила прямо! 

Несмотря на то, что Саша родился на несколько недель раньше, врач уверил, что с ним все хорошо. Роды прошли намного лучше, чем я ожидала. Не так, как я себе представляла. Думала, буду днями страдать от боли. 

— Скажите, а из моих... — осекаюсь, кусаю нижнюю губу. — Из моих родственников никого нет? 

Есть, конечно. Свекровь. Она единственная, кто пришел навестить меня в больнице за все пять дней, которые я провела тут. И Алена разок, потому что я попросила принести мне мой телефон, который я забыла дома. У нее проблем по горло, так еще и со мной возится. 

Рамиля нет сейчас, не было и за все время. Лариса Петровна не говорит ни слова. Отмахивается постоянно, уводит тему в другую сторону. Якобы Рамиль сматался в командировку, но я не верю! Несмотря на настойчивость, я осталась без ответа! 

Ладно, допустим, свекровь говорит правду. Но почему Чернов даже не звонит? 

Каждый раз перед глазами всплывает картина той ночи. Звуки выстрелов, которые набатом стучат в голове, не дают покоя. Неужели Рамиля действительно ранили? Но почему тогда лицо свекрови каменное? Ни один мускул не дергается, когда я об этом спрашиваю! Да, я вижу, что у нее нет настроения. Улыбается, всматриваясь в мое лицо, но как только отворачивается, так она сразу же меняется до неузнаваемости!

И вот сегодня нас выписывают из больницы. Мы сидим в салоне автомобиля. Сашка у меня на руках, одетый в белый комбинезон, спит.  А свекровь рядом. Макс тоже не появился на протяжении всего времени. Даже сейчас за нами приехал водитель Ларисы Петровны. 

От обиды и бессилия я чувствую себя беспомощной. Хочется спрятаться от всего мира и взвыть от злости. От тоски. Где он? Где?! Чувствую что-то неладное. Чувствовала все пять дней! Ведь он обещал не отпускать меня. Обещал, черт возьми! И не отпустил бы, если бы не произошло что-то ужасное! А оно произошло! Да только все вокруг молчат! Дозвониться до Рамиля я так и не смогла, а Макс не отвечает! 

— Лерочка...

— Пожалуйста, Лариса Петровна! — перебиваю ее, потому что явно будет врать, чтобы я успокоилась. Ведь видит, как слезы текут по щекам. — Не нужно! Я не ребенок. Или говорите как есть. Или вообще ничего не говорите. Не нужно лгать! Я могу вас задеть грубостью! 

Она сжимает мою руку, замолкает. Я же отворачиваюсь к окну. Больно. Оттого, что у меня нет никого, кто мог бы поддержать. Есть только свекровь, и она скрывает от меня... Но я уверена, Рамиля точно ранили! 

Как только оказываемся дома, кормлю сына грудью и, уверившись, что он спит, укладываю в детскую кроватку. Тихо выхожу из комнаты. Лариса Петровна сидит на диване и плачет, ежеминутно  вытирая слезы со щеки. Забираю телефон со стола и также незаметно направляюсь на кухню. 

Звоню Максу. Он, к моему удивлению, наконец берет трубку. 

— Открывай дверь. Поднимаюсь к тебе, — единственное, что говорит. 

Я даже не отвечаю. Прорычав в пустоту, швыряю телефон обратно на стол и иду в коридор. Открываю дверь и выхожу. Скрестив руки на груди, прижимаюсь спиной к стене и жду, когда  остановится лифт и Макс выйдет из него. 

— Где Рамиль? — Максим даже не успевает поздороваться. — Клянусь, я тебя убью, если начнешь валять дурака! 

— Я в командировке был. Честное слово. 

— Прекрати! — повышаю голос. — Я спрашиваю, где Рамиль. Мне-то какое дело, где был ты?!

— Привет, — дверь Аленкиной квартиры открывается, и она, вялая и замученная, смотрит то на меня, то на Макса. — Поздравляю вас! Наконец выписали. Но тут выяснять отношения — не самый лучший вариант. Пойдемте в квартиру. Если он не расскажет, — косится на Макса, — я тебе расскажу, где твой муж. 

Макс невесело усмехается. Бросает взгляд на мою дверь. 

— А тетя Лариса там? — кивает туда же. 

— Ален, что это значит? — игнорирую Макса. — Что случилось с Рамилем? — голос подрагивает. — Ален?! 

— Он ранен. В больнице. Просто поговорить с тобой не решались. Ты же ведь грудью кормишь Сашу.... Нервничать нельзя, и все такое...

— Черт возьми! Да вы меня с ума свести хотите? — кричу, обхватив голову руками.  — Максим, какого черта, твою ж... Отвези меня к нему! Немедленно, Максим! Иначе считайте меня мертвой и больше не стучите в мою дверь! Ясно тебе?! Я. ХОЧУ. УВИДЕТЬ. РАМИЛЯ! 

— Лер, давай зайдем внутрь и там поговорим. Я не знаю, что творится на самом деле с твоим бывшим... — замолкает Алена, прикусывая нижнюю губу. — Я просто видела вашу машину в ту ночь. И собственными глазами видела, как в него стреляли. Но раз все так спокойны, значит, с ним все хорошо. 

Я даже не смотрю на Алену, зато готова свернуть шею Максиму, потому что он снова молчит, будь он неладен! 

— Да все хорошо с ним. Я не против, отвезу, конечно же. Но за ребенком кто присматривать будет? — заходит в квартиру. 

Я буквально вбегаю в спальню, оставив Макса наедине со свекровью, закрываю за собой дверь. Подхожу к кроватке Саши и долго рассматриваю его ангельское личико. Он так сладко спит, что хочется взять его на руки и расцеловать. Но мне нужно торопиться. Переодеться и любым способом попасть в больницу. 

— Ален, ты можешь присмотреть за малышом пару часов? Я быстро, — оказавшись в гостиной,  заглядываю в зеленые глаза подруги, хоть и жду на самом деле ответа не от нее, а от свекрови. 

Алена неопытная. Знаю, она не справится, да и вижу испуг в ее глазах. Она сглатывает, переводя взгляд на Ларису Петровну. 

— Я присмотрю, — говорит свекровь дрогнувшим голосом. — Прости, Лера, но сын... Он не хотел, чтобы ты его видела в таком состоянии. 

Я настолько зла на нее, что даже короткое «спасибо» выдавить из себя не могу и... В каком он состоянии?!  Единственное, что я сейчас хочу, так это увидеть Рамиля. 

— Я тоже останусь, — говорит соседка. — Вернешься, поговорим с тобой. Буду ждать.

Я лишь киваю, на ватных ногах шагая в сторону коридора. Тянусь, чтобы взять свою куртку, и только сейчас замечаю висящее на вешалке пальто Рамиля. Он в тот день настолько переволновался, что и верхнюю одежду забыл. 

— Боже, — шепчу себе под нос, сжимая в руках пальто. — Какая же я дура! 

А ведь изначально поверила, что бывший действительно в командировке. 

Сижу в салоне автомобиля, задыхаясь от слез. Прислоняюсь лбом к окну. Значит, стреляли в него, но мне было настолько больно, что я, кроме собственной боли, ничего вокруг не видела.  Он же не подавал виду...

— Две пули. Одна попала в плечо, вторая — чуть ниже, — говорит Максим, выруливая на трассу. — Он много крови потерял. Ждал, пока сын родится, а потом отключился. 

— Почему Лариса Петровна так со мной? И ты! — по щекам текут слезы. Впиваюсь ногтями в ладонь, чтобы хоть как-то унять обиду и боль внутри себя, но у меня не получается. — Сложно было сказать как есть? 

— Лер, прекрати плакать. Он нормально себя чувствует. Я рано утром приехал и первым делом примчался к нему. Врачи не выписывают — рано еще. Через недельку-две будет в строю. 

— Максим! — чуть ли не кричу на него, оборачиваясь. — Ты так говоришь, будто это пустяк какой-то. Он несколько дней в больнице! А я ни черта не знала! Смотрела на букет роз и ждала его... Думала, он реально... Дьявол! Кто же цветы посылал? Ты? 

— Захаров, — пожимает плечами. — Перед отключкой твой Рамиль приказал ему, чтобы тот букеты тебе каждый день посылал, — усмехается. — А если серьезно...  Касьянов сделал самую огромную ошибку в своей жизни, за что уже начал расплачиваться. Он за решеткой. Все за решеткой, Лера, кто был причастен к разрыву ваших отношений, ну и... той ночи. Мать Милы сдала его, когда узнала, что он собрался сбежать. 

Я с трудом понимаю слова Максима.  Кроме Рамиля я ни о чем думать не могу. Знала бы я в тот день, что он ранен... 

— В смысле все? — тихо спрашиваю, потирая лицо рукой. 

— В прямом смысле, Лера. Даже сестры Рамиля. И это он сам так захотел, а Тимур согласился, чтобы больше к вам лезть не смели. 

Да, я понимаю... Я видела. Он пожалел! Но, черт возьми, мне сложно простить его, как бы сильно ни любила! 

Встряхиваю головой, чтобы избавиться от всех мыслей, которые спутались в голове. Откидываюсь на спинку сиденья и дышу. Часто и глубоко. 

По телу пробегает дрожь, когда вспоминаю, как Рамиль сжал мою руку и пообещал не отпускать. И не отпустил! До того момента, пока не родился Саша. А сейчас... Сейчас я сама еду к нему в больницу. Господи, как же колотится мое сердце в груди. 

— Мне все это не нужно, Максим. Единственное, чего я хочу, так это спокойной жизни. 

— С Рамилем? 

Хороший вопрос, ответ на который я не знаю. Да, с одной стороны, я никогда не смогу забыть его поступки. Слова. Но с другой...  Растить малыша, но при этом жить с его отцом в разных домах? Общаться как ни в чем не бывало, но и не подпускать к себе близко... Чего я хочу? Если я его не люблю, если он мне отвратителен, то почему я не была против того поцелуя, который он оставил на моих губах в ту ночь? 

— Спокойную жизнь, Максим. Разве с Рамилем это возможно? 

— Скоро ты возьмешь свои слова обратно, — хмыкает. — Обещаю. 

Я игнорирую его слова. 

Буквально через пятнадцать минут мы оказываемся в больнице. 

Дрожащими пальцами сжимаю  ручку двери палаты, в которой лежит бывший, и тяну ее вниз. Ничего не слышу, кроме бешеного стука своего сердца. В горле застревает ком, и я никак не могу его сглотнуть. В таком состоянии я Рамиля никогда не видела. Бледный как полотно. Отросшая щетина покрыла подбородок. Челка закрывает лоб. 

Пищат какие-то приборы. Замечаю капельницу. Лекарство по трубочке бежит в катетер на его левой руке. 

— А если бы он умер? — шепчу себе под нос. — Тогда тебе стало бы легче, Лера?

Ответ на этот вопрос я знаю. Однозначно нет. Тогда зачем отталкивать? Может, стоит все-таки дать нам второй шанс? Ведь жизнь жестокая штука. Сегодня она есть, завтра ее может не быть. Нужно просто хотя бы попытаться откинуть обиду в сторону и подумать о сыне. О нашем сыне. 

Господи, помоги разобраться со своими чувствами…