Роман Голод глава Глава 21

— Только мою могучую спину, — успокаиваю. На что она хмыкает и устраивается удобнее между моих бедер.

— Нарцисс…

— Берешь глубоко, но не кусаешь, — учу я, уже предвкушая, как она будет сдавать экзамен.

Она берет банан в рот, достаточно глубоко, но тут же выпускает. Повторим. Раз, другой. И вот я уже неспешно трахаю ее рот бананом, ровно в том же ритме, что пытаюсь прорвать барьер одежды своим зажженным факелом. Дурею от этой интимной композиции и знаю, черт тебя дери, что еще ничего сексуальнее не делал. Никогда.

* Василиса *

Его мужской, мускусный аромат перебивал даже приторный запах банана. В какой-то момент я перестала понимать, где нахожусь и что происходит. Его губы уже во всю вылизывают шею.

Его руки нагло забираются в трусы.

И надо бы остановить его. Отругать за вопиющие, неприличное поведение, только вот тело давно живет своей жизнью. Томится. Страдает. Изнемогает.

У тела теперь есть хозяин, и это не я.

И пусть остатки разума еще теплятся на самом краю сознания, банан во рту, так мерно заходящий, перебивает все рациональные мысли. И в голове появляются отголоски воспоминаний, как глубоко и с каким удовольствием я принимала член в рот. Как давилась им, боялась прикусить обвитое венами совершенство.

Но член он твердый — сталь, покрытая шелковой пеленой, а банан быстро размяк.

Я уже хотела его проглотить.

— Не глотай.

Макар взял меня за голову, сильно задрал назад. А потом поднялся, наклонился и стал сцеловывать банан с губ и забирать часть мякоти языком изо рта.

Это было настолько дико, насколько интимно и порочно, что я просто замычала и стиснула бедра сильнее, опасаясь, что начнутся муссонные ливни.

— Хм, — ухмыльнулся мой Бог дождя после развратного приема пищи. — Вот и ужин. Очень сладкий ужин. А давай ты мне покажешь, где еще у тебя сладко.

Я сразу все поняла, вцепилась в руку, что уже нежно пробиралась все дальше.

— Не надо, не здесь…

Просить Макара о чем-то, как разговаривать с танком, стоя у него на пути. Бесполезно. Снесет, даже не заметит.

Интересно, а вчерашний барьер он снес? Интересно, а помнит ли он, что у меня еще все побаливает.

Впиваюсь ноготками глубоко в кожу. Его рука тут же замирает, а он шипит от боли.

— Я же попросила, не здесь, — цежу я каждое слово сквозь плотно сжатые зубы. Уже бесит его бесцеремонность.

Не можешь укротить свои инстинкты, бегом в зоопарк!

— Так бы и сказала, что не здесь, — совершенно обыденно убрал Макар руку. Но его наглости я только фыркнула.

От скромности он, конечно, не умрет, это стало ясно еще потому, как он указал на машину и заявил после того, как мы покинули ресторан.

— На заднем сидении машины тебя ждет подарок.

Макар еще что-то говорил, а я только думала. Надеюсь, завтра мое лицо не будет висеть на доске почета с пометкой: «Осторожно, долбанная извращенка!». Действия Макара, конечно, проигнорируют, слишком важная птица.

Осознавая себя, его слова, я шла под руку с Макаром, глотая капли моросящего дождя.

На улице уже стемнело и мне стало зябко.

Макар коротко на меня взглянул и, отпустив мою руку, сам открыл дверцу.

Какие мы сегодня галантные, — внутренне усмехнулась я и остро почувствовала его возбуждение.

Оно накатило на меня потоками энергии, смешиваясь с моей и взрываясь, превращаясь в новую звезду моего желания. И, наверное, именно оно, такое острое. Горячее. Растекающееся по телу ядом, не позволило мне разглядеть ухмылку в темноте вечера, не позволило мне увидеть ловушку.

На сидении не было ничего. Но сзади уже стоит Макар и, подхватив меня под попу, толкает вперед. Залезает следом.

— С ума сошел?! Парковка у ресторана!

— Стекла тонированные, — поглаживая мою попу через ткань платья, успокоил, казалось, от всего. — А трусы у тебя такие мокрые, что отпустить тебя голодной я просто не могу.

— Голодной?

— По мне, — рыкнул Макар, и его рука из нежной превратилась резко в хлыст и ударила меня.

— Ай. Так какой подарок был.

— Сейчас покажу, — прошептал он и стал медленно и протяжно задирать подол платья, словно разворачивая перед собой сладкую конфетку. Я предвкушающе улыбнулась. Не только, потому что надеялась на первый в жизни куни, но и от того, что по итогу его придется жестко обломать.

Пальцы погладили лайкру колготок, и уже в следующую секунду я вскрикиваю, чувствуя, как они тянут кожу, а потом треск ткани.

Его руки тут же уводят полоску между ног и касаются пальцами, ласкают промежность. То вверх, вытягивая из меня гортанный стон. То вниз, заставляя вскрикнуть:

— Ма-акар…

— Такая горячая, мокрая, для меня, — хрипит он и носом задевает половую губу, вынуждая меня дернуться и положить руки на прохладное стекло.

— Да, вот так, Малыш, прогнись сильнее, покажи свою киску, — говорил он мне прямо во влагалище, обдавая горячим кипятком дыхания. Его руки уже рвали трусы, схватили мою задницу.

Он буквально окунулся в мой горячий оазис и пил из него так долго и так смачно, слизывая языком буквально все, что меня разом заколбасило, затрясло, а те самые ливни стали горячими струями бить по нервным окончаниям.

Я мычала, стонала, чувствуя, как от приближения мощного оргазма темнеет в глазах, а сердце рвется ввысь.

Язык такой влажный, обжигающий жарил клитор, надавливал, вторгался внутрь, поражая, ошеломляя. Макар словно знал, где и как нужно жалить, словно делал это со мной много-много раз.

Так хочется, чтобы сделал снова. И снова. И снова. Лизал, всасывал, теребил клитор кончиком.

Мне не хватало какой-то доли, чтобы по моему телу как по струнам заиграло удовольствие.

Макар освободил из тесного плена рук мои бедра, но лишь за тем, чтобы взяться за косу одной, а второй схватить меня за грудь, бесстыдно массируя ее, оттягивая соски.

— О, боже, — сдавленно шепчу я и все….

Это, кажется, заставило вмиг взорваться все лампочки на панели моего самообладания. Я закричала, чувствуя, как по телу бьет сильнейший ток, как в голове взрывается вспышкой экстаз, как внизу живота вспыхивает настоящее, неугасаемое пламя.

Туман заволок глаза, и я почти не соображаю, пока Макар чиркает ширинкой и резко, почти грубо переворачивает меня на спину, широко раздвигая ноги.

Его член уже смотрит вверх, большой, прямой, точно такой же, как взгляд, которым по моему телу скользит Макар.

Грудь из платья вылезла, платье поднято наверх, а колготки и трусы просто порваны. Если когда-нибудь я подумаю о грязи и разврате, эта картинка встанет перед моими глазами первой.