Роман Дикарка, я тебя запомнил! глава Глава 232

Тимофей пристально взглянул на девушку так, словно пытался просканировать ее, словно ничего не должно было остаться незамеченным им. Голос звучал низко и хрипло, но в нем слышалось смирение и почти молитва.

Мужчина сегодня был одет в темный костюм и выглядывающую из-под него белую рубашку, а крепкую шею обвивал серебристо-серый галстук. Он него веяло какой-то благородной, аристократической элегантностью, что очень сильно контрастировало с его молящим тоном. Она прекрасно знала, что этому мужчине всегда было чуждо такое смирение и робость, но найдется ли человек, который не показал бы слабости перед лицом такого сильного чувства, как любовь?

Виктория чувствовала, как колотится сердце, словно пытаясь вырваться наружу, но, в итоге, наружу вырвались лишь противоречащие ему слова:

– Тимофей, тебе нельзя так себя вести. Нам нельзя…

– Неужели, что бы я ни сделал, ничего не выйдет? Ты только скажи… Только скажи, что, и я тут же все устрою. Вика, я не шучу, я как никогда серьезен… – и он действительно сейчас был с ней честнее, чем когда-либо еще. Даже глаза его смотрели на собеседницу так уверенно и серьезно, что заставили ее смутиться. Девушка ощутила, что теперь ее сердце стало таким же безумным, как вырвавшаяся из клетки птица. Оно скакало в груди, ударяясь о грудную клетку, вплоть до того, что она чуть не ответила мужчине, поддавшись этому минутному импульсу. Она боялась… по-настоящему боялась, когда он вел себя так серьезно и смотрел так пристально. Но, ничего не ответив в итоге, она заставила себя отрицательно покачать головой.

– Я спрашиваю в последний раз: мы правда не сможем вновь быть вместе? – спросил мужчина, подняв на нее глаза, взгляд которых выглядел сосредоточенным и глубоким, а хрипотца в горле стала еще заметнее и грубее.

– Да… – почти шепотом выдавила Виктория, чей голос тоже сорвался на хрип.

Тимофей сильно сжал ее в объятиях со спины, крепко и отчаянно. Ее слова пронзили его в самое сердце, словно тысячи заточенных серебряных игл, и боль эта была еще нетерпимее, чем можно было вообразить. Он вложил в руки, обвивающие ее, столько силы, что девушка вдруг почувствовала, будто ее тело вот-вот станет одним целым с его. Довольно долго мужчина так и сидел, не издавая ни звука. Наконец, спустя продолжительную паузу, он произнес лишь:

– Ясно… – это было всего одно маленькое слово, которое, однако, смогло вместить в себя огромный смысл. Затем он отпустил ее, встал и распрямил свой костюм. Вновь надев на лицо маску чопорной вежливости и легкого равнодушия, он произнес, но при этом кадык его заметно дернулся. – Если этого ты хочешь, что же, я исполню твое желание. С этого момента я больше не стану приставать к тебе, не буду искать встреч с тобой, а даже если увижусь, притворюсь незнакомцем….

Стоило этим словам сорваться с его губ, Виктория осознала, что облегчения она так и не почувствовала. Нет, сердце заполнило нечто иное – тяжесть, такая нестерпимая, словно к груди ее привязали огромный, неподъемный булыжник.

Сделав первый шаг, Тимофей направился к выходу. Уже положив руку на дверную ручку, он остановился и обратился к ней еще раз, а в глазах что-то еле заметно замерцало:

– У меня остался последний вопрос. У тебя правда не было ко мне никаких чувств? Ни четыре года назад, ни сейчас, по их прошествии?

Виктория в шоке замерла, натянутая изнутри, словно струна, которая вот-вот порвется. И это натяжение отдавалась в теле глухой, нестерпимой болью.

– Ради тебя я отказался от прав на опеку дочери. Я пошел на компромисс и отпустил тебя. И с того момента я больше не лез к тебе. Теперь я хочу услышать в ответ правду и только правду. Думаю, хотя бы на это у меня есть право… – в этот раз голос мужчины звучал еще более хрипло, почти сорвавшись к концу фразы.

Раз уж они решили, что в будущем их более не будет ничего связывать, с этого момента можно ведь говорить правду, да? Можно отказаться от трепетных фраз в пользу пусть и жестокой, но искренности?

Прикрыв глаза, Виктория автоматически сжала в руках, доселе безвольно висевших по бокам, свадебное платье, медленно произнеся всего пару слов:

– Нет, не любила.

– Спасибо за ответ… – Тимофей вежливо поблагодарил и, немного помолчав, все-таки добавил. – Я скажу шоферу, чтобы отвез тебя обратно в отель.

Высказавшись, он развернулся и, вернув себе привычный равнодушный и высокомерный вид, церемонно вышел из комнаты, закрыв за собой дверь. В помещении мгновенно воцарилась звенящая тишина, которую нарушало лишь ее шумное дыхание. Одинокий, еле заметный поток колышущегося воздуха. Ощутив пустоту в сердце, девушка не смогла и дальше держать себя в руках. Глаза ее тут же покраснели, а в уголках их уже собрались слезы. Он ударил ее в самое больное место, и девушка, дав волю себе, ощутила, как слезы безумным потоком хлынули по щекам. В этот раз между ними действительно все кончено!

Она рыдала навзрыд, и уже вскоре весь макияж оказался испорчен, но ее это мало волновало. Спрятав голову в ногах, Виктория позволила себе плакать, сколько душе угодно.

Но в какой-то момент внезапно распахнулась входная дверь, и в помещение вновь вошел не кто иной, как Тимофей. Его статная фигура согнулась и, присев на корточки, он приблизился к Виктории, тыльной стороной ладони прикоснувшись к ее мокрым щекам, вытирая с них следы слез. Затем он спросил с сильной хрипотцой в голосе:

– Почему ты так грустно плачешь? Я ведь уже пообещал, что отпущу тебя…

Виктория остолбенела, явно никак не ожидавшая, что он вернется. Отвернувшись в бок, она, так и не поднимая головы, ответила гнусавым от плача голосом:

– Ты тут ни при чем. Мне просто нечаянно волосы в глаза попали.

– Вика, сколько еще времени ты собираешься мне врать, м? – на лице у него появилось до боли серьезное выражение, а потемневший, хмурый взгляд выдавал внутреннюю боль, тоску и беспомощность. Сильно нахмурившись, он продолжил. – У тебя волосы вон в какую прическу затянуты. Каким же образом они попали тебе в глаза, позволь узнать? Боже, ты бы сначала хоть врать научилась… Как я могу такую тебя отпустить-то, м…?

Но его теплые слова не только не успокоили ее, а, наоборот, спровоцировали очередную порцию всхлипываний. Зарыв голову в ноги, она произнесла приглушенным голосом:

– Ничего я не вру! Я всегда правду говорю, – в этот момент девушка прекрасно понимала, что уже все, что могло просочиться наружу, просочилось – ее мысли, чувства, эмоции.

– К чертям собачим такую правду! – в конце концов не выдержав, мужчина перешел на ругательства, и внезапно вслед за этим возникло желание пару раз шлепнуть ее по круглой попке, словно провинившегося ребенка. Мрачно взглянув на девушку, он спросил. – Неужели, тебе настолько претит мысль признаться в том, что я тебе нравлюсь?

К гадалке не ходи, ясно было, что мягкосердечность – его главная слабость.

– Нет! Нет у меня никаких чувств к тебе! Ни капельки… – заявила Виктория, по которой было видно, что утверждает она это, скрепя сердце и выуживая из себя слово за словом.

Сделав глубокий вдох, Тимофей попытался подавить рвущееся наружу раздражение. Постепенно вернув себе подобие душевного спокойствия, он резко заключил ее в объятия, усадив на крепкие бедра. Тонкие и ощутимо теплые пальцы скользнули вниз по ее шелковистым волосам. Он сдерживался так долго, что теперь, наконец, решил высказать все и сразу:

– Ты всегда такая упрямая, никак не научишься слушать других. Кто в течение четырех ночей подряд до свадьбы ложился спать в двенадцать часов? Кто все меньше разговаривал? Кто чем дальше, чем больше времени проводил в какой-то непонятной прострации?

Девушка замерла, а плечи неконтролируемо задрожали. Откуда… Откуда ему это известно?

– Годдард рассказал мне все. От него не укрылись твои неосознанные реакции и настоящие чувства. Он видит тебя насквозь…

В этот раз Виктория даже оторвала голову от ног, подняв ее, и взглянув на него опухшими, покрасневшими глазами:

– Но почему он рассказал об этом тебе?

– Потому что понимает тебя и твой характер. Он знает, что ты упряма, как баран. Знает, что ты чувствуешь вину перед ним, да и родители твои уже все приготовили к свадьбе, так что ты точно пошла бы дальше, не обращая внимания на собственные чувства. Вот только понимаешь ли ты, что ему нужны отнюдь не твои угрызения совести? – сделав небольшую паузу, он продолжил. – Поэтому свадьбу отменили. Она никогда не состоится. Это – итог нашей честной беседы с Годдардом.

Виктории показалось, что в это мгновение голова ее превратилась в одну большую бомбу, взорвавшуюся фейерверком мыслей. Она так и застыла, не способная справиться с нахлынувшим изумлением.

Что эти двое натворили за ее спиной?!