Роман Развратная глава Глава 55

Сижу, читая я сказки и были,

Смотрю в старых книжках умерших портреты,

Говорят в старых книжках умерших портреты:

«Тебя забыли, тебя забыли»...

(с) Михаил Кузмин

Российская Империя. Времена правления Екатерины Великой

Счастье пьянило. Дышать одним воздухом с Ним, ощущать на себе Его взгляд, чувствовать быстрое прикосновение Его руки – все это делало Меланью пьяной и безумно счастливой. Ей не нужно было пить шампанское, чтобы ощущать на языке покалывание сотен пузырьков. Достаточно было поцелуя. Его поцелуя.

— После ужина вы нам почитаете, княгиня.

Меланья вздрогнула и подняла взгляд от тарелки. Ужин проходил в полнейшей тишине, раздавался лишь тихий стук столовых приборов. Муж начал вставать с постели. Крепостные помогали ему передвигаться. Сегодня они впервые собрались все вместе. Князь, Евдокия Романовна, Меланья и… Меланья даже смотреть боялась на Костю. Он сидел по правую руку от нее и совершенно спокойно ел. Иногда Меланья чувствовала на себе его горячий взгляд, но не позволяла себе ответить тем же. Присутствие мужа требовало от нее всей выдержки. Она непозволительно расслабилась. Поддалась слабости. Пила запретное счастье жадными глотками, предчувствуя, что скоро этот колодец пересохнет, и она останется погибать в пустыне. Каждую ночь Костя проводил в ее спальне. Каждую ночь они предавались преступной, но такой сладкой и спасительной любви. Она рассказывала ему о своем детстве в отчем доме, об увлечении медициной и мечтах исследовать весь мир. Костя внимательно слушал каждое слово. Иногда он тоже говорил… О своей службе императрице. О том, что это стало смыслом его жизни. Еще он рассказал ей, что очень любит море, корабли. Потому и ушел служить на флот. Они спали вместе. Проспались на рассвете, чтобы еще раз заняться любовью. А затем Костя покидал ее спальню. Очень часто по ночам его мучили кошмары. Он покрывался потом, его била крупная дрожь. Меланья будила его поцелуями и нежными прикосновениями. Он не хотел отвечать на ее расспросы. Но как-то все же неохотно признался, что ему снятся османский плен и пытки. Меланья старался обнять Костю как можно крепче, и тогда он засыпал, положив голову ей на грудь и сжав в объятиях с такой силой, что на теле потом оставались синяки.

— Вы меня слышите, Меланья?

Муж смотрел на нее своими мерзкими узкими глазенками и что-то жевал. Меланью передернуло от отвращения.

— Конечно, Ваша светлость. Я почитаю.

— Чудесно.

Меланья поспешила снова уткнуться в тарелку, лишь бы не смотреть на него. Она поймала темный взгляд Кости. Он медленно подносил вилку ко рту. На лице – холодная бесстрастная маска.

— Я надеюсь, ты уже начал вникать в дела поместья? – Князь переключил внимание на сына.

— Я уже готов перенять бразды правления. Осталось дождаться вашей кончины.

— Константин! – Евдокия Романовна театрально схватилось за грудь. – Побойтесь Бога! Что вы такое говорите о своем батюшке?

Князь усмехнулся:

— Он все никак не может простить мне дешевый гроб.

Меланья тряслась от страха. Ее одолевало дурное предчувствие. Костя ненавидел отца едва ли ни больше, чем она. Но так открыто выказывать ему это…

— Отец прав, Евдокия Романовна. Я рассчитывал на пышные похороны и реки слез.

— Боже, вразуми их! – Евдокия Романовна неистово крестилась, все ее морщины ходили ходуном. – Ваша светлость! – Она повернулась к Меланье. – Облагоразумьте хоть вы их, голубушка.

Меланья почувствовала дурноту. Она едва смогла сдержать рвотный позыв. Все съеденное просилось наружу. Страх за Костю превратил сердце в загнанную лошадь. Она неловко поднялась из-за стола. Стул с грохотом упал на пол.

— Что вы себе позволяете? – Муж с презрением смотрел на нее.

— П-прошу п-простить меня…

Меланья пошатнулась. Все вокруг закружилось в диком вихре. Она успела увидеть встревоженное лицо Евдокии Романовны. А затем ощутила горячие руки Кости на своей талии. Сквозь платье, корсет и сорочку, они обжигали кожу, даря тепло и прогоняя лихорадочную дрожь. Как же хорошо…

***

Рубашка все еще пахла Павлом. Его туалетной водой. Его кожей. Вика лежала в кровати, закутавшись только в нее. Чокнутая. Но у нее не было сил выпутаться из широких рукавов. Он что-то сделал с ней. Сломал какую-то стену, проник и заполнил собою все пространство ее тела, головы и души.

Она понимала: у него случилось что-то важное. Серьезное. Иначе бы он не ушел. Или ушел? И вернется ли? Вика сжалась в комок, обняла колени и уткнулась носом в воротник рубашки. Бурые пятна крови, которая когда-то текла в его теле… Теперь эти капельки принадлежали ей. Если он больше не вернется, то у него останутся ее отметины. Царапины на спине. Хотя бы несколько дней, но он будет помнить о ней. И покусившиеся на него девушки будут знать, что он пришел к ним от другой женщины. От той, которую он ласкал настолько горячо и безудержно, что она истерзала его спину в кровь.

Вика вдруг подумала о его татуировках. И о его фантазиях. Десять лет прошло, а он помнил… А что если, она не просто его блажь? Что, если она для него что-то более серьезное, чем блажь? Что-то более важное, чем прихоть? Что если позволить себе упасть в Пашу, как в омут. С головой. Утонуть в нем. Но если от чувств к Роме ей удалось излечиться относительно легко, то с Павлом не получится. Он наиграется с ней, потешит свое эго и самолюбие. А потом найдет молодую и красивую. И ей, Вике, не останется ничего иного, как медленно засыхать. Он в тысячу раз хуже Ромы. В миллиард. Он сумасшедший. Безумный. Совершенно без тормозов. Он – опасность и соблазн. Но самое ужасное то, что сопротивляться ему невозможно. Вика чувствовала: для нее он идеальный. Тот самый «мужчина мечты». И если она позволит себе поддаться чувствам, то больше никогда не выберется из этого омута. Павел уже пустил корни в ней, как огромное дерево, способное разрушить даже скалу. Ей нужно вырвать его как можно скорее. Изрубить, иссечь, чтобы не прорастал в ней одержимым чувством. Но Вика понимала, что опоздала. Опоздала на целую вечность. Так есть ли смысле сопротивляться? Он выбил на себе стихотворения, которые она когда-то читала на уроках. Он даже помнил, во что она была одета. И как себя вела. Так может… Может, ей позволить себе жить? Сделать свою жизнь такой, какой всегда мечтала. Довериться Павлу. Если он напишет или позвонит, она ответит. Она обязательно ответит.

***

Павел не позвонил. И не написал. Он вообще как будто пропал. Все воскресенье она подходила к окну, выглядывала в надежде увидеть машину Павла, но на улице было пусто. Как быстро она ему надоела. Может, написать ему первой? Или позвонить… Спросить, не разобрался с проблемами? И не может ли она ему чем-нибудь помочь? Ведь он же ей помогал. Вика едва не рассмеялась. И чем же она ему поможет?

Понедельник оказался сущим адом. Всю ночь Вике снились сны, по которым можно было снимать фильмы для взрослых. Во сне она вновь была развратной княгиней, соблазнившей пасынка. И ни капли об этом не сожалела. Вика проснулась в пять утра, возбужденная, покрытая горячей испариной. Плоть жадно пульсировала, требуя грубых резких движений. Требуя Павла. Больше Вика не сомкнула глаз. Как только она пыталась уснуть, в воображении тут же вспыхивал одержимый страстью зеленый взгляд. Перед глазами стояли татуировки с витиеватыми строчками. Она промучилась час. Но лучше первой прийти на работу, чем и дальше пытаться сбежать от дикой жажды. Ей хотелось быть с Павлом. Хотя бы услышать его голос. Удостовериться, что не придумала его страсть. Его желание к ней. Тело до сих пор сладко ныло после секса. Было больно ходить, кое-где на коже проступили синяки, в которых узнавались отпечатки его пальцев. Но Вика ни о чем не жалела. Ей давно не было так хорошо. Ей вообще никогда не было так хорошо.

Все, что было с Ромой, – бледное подобие, пародия на страсть. Больше похоже на тяжелую повинность. С обеих сторон.

С Пашей Вика погрузилась в головокружительный омут. Безумие. Сумасшествие. Необузданность. С ним можно было быть самой собой. Не стесняться своих желаний. Не бояться показаться смешной, глупой и неумелой. В руках Павла Вика чувствовала себя желанной. Хуже того, она чувствовала себя единственной. И это ужасно. Потому что она хотела повторения. Ждала новой встречи. Готова была сама идти к нему, лишь бы снова ощутить на себе его руки и укутаться в его ядовитый зеленый взгляд. Вике хотелось доставить ему такое же удовольствие, какое он доставил ей. Хотелось сделать для него что-то необычное. Поразить его. Прогнать из его головы всех женщин, на которых он научился всему тому, что проделал с ней.

Так и не придумав, что делать, она выбралась из кровати.