Роман Золушка за тридцать глава Глава 27

Так мы и ехали минут десять в тишине, пока я не разревелась, как та несчастная Золушка, сбежавшая от принца в полночь. Невоспитанно, горько и самозабвенно.

Эскин успокаивать меня не спешил. Он сидел задумчивый, молчаливый и недовольный. Иногда сигналил обгоняющим нас автомобилям, что-то бурчал о спешке и грустно вздыхал. В мою сторону даже не смотрел.

Без жалости со стороны долго плакать оказалось неинтересно, запал быстро пропал, оставив после себя пустоту в голове и пудовые мешки под глазами. Так, чуть замочив платье солеными каплями — свидетелями моего невероятного горя, я затихла, лишь изредка позволяя себе шмыгнуть припухшим носом в ожидании маломальского сочувствия.

— Ты как? — спросил Данила, наконец, проникнувшись ситуацией и протягивая мне чистый идеально белый платок.

Прислушавшись к себе, даже сделала удивительное открытие: после слезоизвержения голова потяжелела, но от сердца отлегло. Исчезла та грызущая острыми зубками тоска, от которой хотелось выть на луну, громко патетично вопрошая у вселенной: «За что мне все это?!»

— Ну? — Данила толкнул меня локтем в плечо. — Полегчало?

— Небдого, — ответила гнусаво, но вполне бодро.

И чего я раньше так не делала? Нужно записать в ежедневник: «Плакать по четвергам. Лучше всего за несколько часов до сна, вместо успокоительного. И чтоб никто не жалел — ВАЖНО!»

— Расскажешь, что было? — Данила сделал тише радио и посмотрел с интересом, уточняя: — Макс тебя послал?

— Нет.

— Не расскажешь или не послал?

— Второе. Но говорить об этом я пока не готова. Еще разрыдаюсь снова, а платков у тебя больше нет, скорее всего.

— Есть бумажные салфетки в бардачке, — не собирался отвязываться Эскин. — Целая пачка.

Я устало вздохнула.

— Ты невыносим.

— Зато ты прелесть, — Данила сверкнул белозубой улыбкой. — Противоположностям, говорят, хорошо друг с другом. Рассказывай, в честь кого потоп устроила?

Вообще, я никогда не была сверхобщительной. И даже среди просто общительных не числилась со школы, предпочитая довольно-таки узкий круг друзей-подруг многочисленным знакомым. К тридцати годам и вовсе осталась Анька да пара девчонок из других городов, встречи с которыми стали все реже; и мне хватало. Остальные в жизни были проходящими людьми: сегодня мы здороваемся, а завтра забываем друг друга, заменяя на других.

С Эскиным эта моя жизненная философия дала трещину, потому что он втерся в доверие в первые же минуты знакомства, а на третий день стал знать столько, что опасно стало оставлять его в живых…

В общем, побрыкавшись для порядка, я сдалась и рассказала Даниле все подробности событий этого вечера, происходивших в его отсутствие.

— И он остался с Мариной, — подвела я итог. — Наверное, повез к себе…

— Наверное, — равнодушно пожал плечами Даня.

За что сразу получил от меня злой, полный негодования взгляд.

— Бесчувственный сухарь! Мог бы сказать, что все не так, — пробурчала, отворачиваясь. — Никакого сочувствия…

— Не понял, — Даня усмехнулся, — а ты что же, переживаешь по этому поводу?

Я пожала плечами, продолжая смотреть в окно на ночную Москву и грустить.

— Да быть не может. — Эскин чуть сбавил скорость и свернул в мой двор. — Из-за чего тебе волноваться, Кир? Даже если они трахаться поехали, какое тебе дело? Ты же сама ему сказала, что ничего не хочешь. Отшила мужика, прямо заявив, что ему с тобой не светит. И молодец. Он же с невестой, а ты вся правильная, с принципами. Пусть знает…

Я посмотрела на Эскина, нервно сжимая в руках его платок.

— Да, пусть знает!

— Вот! — он со значением поднял вверх указательный палец.

Я помолчала и взорвалась:

— Ты что, намекаешь, будто это не он дурак озабоченный, а я идиотка, не знающая, чего хочет?! — спросила, прищурившись.

— Нет, конечно. Чего мне намекать? Я прямо говорю: определись с собственными желаниями, а уже потом решай, как быть. А то мечешься, как ненормальная, со своими закидонами. То люблю, то убила бы.

— Никогда не говорила, что люблю. — Снова отвернувшись, нарисовала на запотевшем окне сердечко и быстро его стерла.

— Значит, терпеть не можешь? — спросил Эскин. — Тогда тебе точно должно быть все равно, где Макс сейчас и с кем. Так ведь?

— Так.

— Отлично. С этим решили. Дальше вот что: приглашай меня к себе. Будем смотреть кино и пить виски.

— У меня нет спиртного. Шампанского немного осталось, и все.

— Значит, не зря я бутылку с приема уволок, — хмыкнул Данила. — Заметь, тебе не предлагаю, алкоголизмом буду заниматься в одно лицо. А ты будешь слушать мое нытье, сколько хватит терпения. Проверим, друг ты мне или мимо проходила.

Я заинтересованно посмотрела на Аполлошу.

— Ты что, ныть умеешь?

— Еще как. Пойдем, покажу.

Что ж, противиться, само собой, не стала — меньше всего хотелось остаться одной и вновь предаваться унынию. Лучше посмотреть на Эскина в роли несчастного любовника — вот уж чудо из чудес!

Квартира встретила нас прохладой и уютом. Переступая порог, я сразу ощутила прилив сил и бодрости. И хотя время было уже не детское и кровать должна была привлекать гораздо сильнее кухонной плиты, пошла варить себе кофе.

— Я бы поел, — бросил мне в спину Данила, снимая ботинки.

— Я бы тоже, — ответила уже у холодильника. — Твой хваленый прием оказался фуфлом. Даже тарталетки малюсенькой съесть не дали…

— Мы рано ушли.

— Нет, это твой Гарик вредитель. Не понимает, что в тридцать лет у женщин самый пик роста организма, нам нужно много питаться, чтобы не съедать мозг мужикам.

Данила вошел в кухню и остановился, не сводя с меня горящего взгляда.

— Ты видела его? — спросил Эскин, выставляя на стол красивую бутылку, полную алкоголя. — Вы правда встречались?

— Правда. — Я выкладывала на стол все, что нашла из более-менее съедобного, приговаривая: — И не встречались, а он на меня напал. С расспросами. При этом отнял тарталетку — единственное мое утешение в этот жуткий вечер.

— Ой, Кудряшова, — нервно отмахнулся Данила, — не томи! Что Гарик говорил?

— Познакомиться решил, видишь ли. — Я присела на стул и потянула Эскина за руку, чтоб присоединялся. Сунула ему палку колбасы, нож и доску для резки.

Аполлоша пробежался по еде расфокусированным взглядом и грустно констатировал:

— Значит, просто познакомиться…

Я закатила глаза, поняв, что, пока все не расскажу от и до, Данила не успокоится. Пришлось напрячь память и выдать мини-спектакль, чтобы показать, как все было. Причем Эскин вечно перебивал, уточняя, какое было у Гарика лицо. А голос? А глаз вот так он прищуривал? А ноздри раздувал? А…

— Все! — я стукнула ладонью по столу и отняла колбасу, решив нарезать ее сама. — Больше мне добавить нечего. Если хочешь, чтобы я сказки сочинять начала, так и скажи. Ну подходил ко мне твой мужик, наводил справки. Разозлился и ушел.

— А раньше ты мне про это сказать не могла?

Данила расплылся в самой счастливой улыбке, облокотился на стену и, схватив кусок салями, закинул ее в рот. Медленно прожевав колбаску, подмигнул мне и алчно осмотрел маленькую кухню со словами:

— Ну, где здесь рюмки?

— Наверху, на полке над раковиной. Мне не надо.

— Я тебе и не дам. Слышал, ты совращаешь невинных мужчин в состоянии опьянения, а я как раз такой. Рисковать собой не дам, а вот напиться сам рискну. Нужно расслабиться.