Роман Замуж за незнакомца глава Глава 54

— Папа, ты слышишь?! Океан шумит! — наш сын Рома тянет меня за руку, упорно тащит к волнующимся лазурным водам и так сильно напоминает в любви к океану свою мать, что не могу не улыбнуться.

— Шумит и ладно. Что в этом такого?

— Шумит! — упирается малец, грозно нахмурив брови.

Он похож на меня, такой же упорный и сильный. Мой сын до мозга костей, а ещё внук своего почившего много лет назад деда. Олег Раевский не отпускает меня, проявляется в чертах моего сына, упорно проглядывает в каждом его жесте.

Я и так тебя не забыл, папа. Не надо так рьяно о себе напоминать.

Подхватываю сына на руки, кружу его, а Ромка беззаботно хохочет, заливается смехом, жмурится от яркого солнца. У него тёмные волосы и чернильно-чёрные глаза, а ещё тяжёлый характер, хотя ему всего три.

— Пойдём, маме ракушек соберём? — предлагаю, и сын важно кивает, выпутывается из моих объятий и бежит к берегу.

Мы на райских островах уже пять лет. Живём, радуемся каждому дню, наслаждаемся счастьем. Я люблю свою жену — в этом убедился на все тысячу процентов, когда она четыре года назад оставила на моей подушке тест на беременность, а сама убежала к океану, дурочка. Будто испугалась, что могу не принять факт её беременности.

Иногда женщины очень странные. В своих страхах и сомнениях очень забавные.

В то утро я смотрел на тест, глазам своим не верил. Гуглил даже, пытался понять, не померещилось ли мне. Не померещилось, потому что интуиция и каждый сайт в интернете упорно твердили одно: я скоро стану отцом.

— Тина, блин! — я поймал её, метушливую, на берегу, сгрёб в охапку и долго держал в объятиях, боялся выпустить и разрушить момент.

— Я теперь не Тина, — бурчала мне в шею, шутливо отталкивала, боролась.

— Плевать, что там в документах написано. Ты моя Тина, моя самая главная любовь.

— Первая любовь?

— Единственная.

Я целовал её, слетевший с катушек, слизывал солёные слёзы с лица, говорил, что всё будет хорошо.

— Я рядом, мы со всем справимся.

Беременность была лёгкой, сладкой какой-то. Я гладил живот Тины, разговаривал с мелкой фасолиной, плавающей внутри, читал ей сказки. Чёрт, я никому никогда не читал, а сыну захотелось. Верил, что это будет мальчик, да он в итоге и родился.

— Я ненавижу тебя, Раевский, — орала Тина, рожая, а я нервно смеялся и напоминал, что никакого Раевского не знаю, а сам по себе я Михайлов.

— Хитрый какой, — выдохнула Тина и засмеялась.

Так родился наш сын, самый классный пацан на свете.

— Папа, вот такая ракушка маме понравится? — Рома тычет в меня обломком ракушки, а я киваю. — Я ещё поищу! Чтоб у мамы их ещё больше было!

Рома убегает, а меня обнимают любимые руки.

— Мне понравится, — шепчет на ухо Тина и трётся носом о моё плечо.

— Мы даже не сомневались.

— Мама! — Рома бежит к Тине, она присаживается на корточки, целует Ромку в пухлую щёчку, а сын оглушительно смеётся, счастливый, пугая низко пролетающих птиц. — Мамочка, я для тебя ракушки собирал! Они почти такие же красивые, как и ты. Но ты красивее!

— Ты же мой зайчик, солнышко моё, моё счастье, прелесть, — Тина зарывается носом в сладкую макушку нашего сына, вдыхает его неповторимый аромат, жмурится.

Я плюхаюсь на песок, смотрю на них, растекаюсь счастливой лужей.

Жалею ли я, что однажды оставил всё позади?

Нет.

Я жалею лишь, что не додумался сделать это раньше. Но тогда ведь у меня не было бы Тины, да? Моей самой лучшей в жизни женщины. Единственной и неповторимой.

Тина ловит мой взгляд, вспыхивает румянцем. Она стала старше. Зрелой и сочной. Но до сих пор краснеет, стоит мне посмотреть на неё.

— Я люблю тебя, — шепчу, но она слышит меня. Знаю, что понимает, сердцем чувствует.

— Я тебя тоже, — отвечает не словами, но взглядом.

Я заваливаюсь на песок, смотрю в небо цвета индиго, а океан шумит, расслабляет. Меня переломала жизнь, превратила в чудовище. Шрамы на моей спине никогда не исчезнут, как и память об отце. Но я, Кирилл Раевский, сумел выпрыгнуть из последнего вагона, чтобы хотя бы попытаться изменить свою жизнь.

И кажется, это у меня получилось.

— Папа-папа, — кричит Ромка и падает на меня сверху. — Ты самый замечательный папа.

— А ты самый замечательный сын, — сгребаю Рому в охапку, обнимаю и прижимаю к своей груди, крепко, до сдавленного писка. — Я люблю тебя.

Тина садится рядышком. Играется с песком, молчит. Я раскрываю глаза, ловлю её в фокус, а она бледная и серьёзная.

— Что такое? — протягиваю руку, заправляю тёмную прядь за ухо. — Ты заболела?

Тина смотрит на меня, молчит.

— Мне не нравится, когда ты такая тихая. Не провоцируй, могу разозлиться. Оно тебе надо?

— Помнишь, ты говорил, что сначала сына тебе рожу, а потом дочь…

— Тина!

— Я беременна, — выдыхает, а проснувшийся Ромка поднимает голову и серьёзно спрашивает:

«А что такое белемена?»

— Это значит, дорогой мой сын, что скоро у тебя будет сестра, — целую сына в тёмную макушку, пахнущую солнцем. — Или брат. Неважно!

Тина отворачивается, смотрит на океан, такая красивая и безмятежная.

— Папа обрадуется, что у него ещё один внук будет. А ещё, может быть, скоро Катя к нам приедет. Она уже почти здоровая.

— Тина, блин! — злюсь, а Ромка, как маленький мужчина, убегает, чтобы не мешать родителям выяснять отношения. — Подумай хоть раз о себе.

— Я думаю, — улыбается и обхватывает ладонями моё лицо. — Ты правда хочешь ещё детей?

— Тина…

Я целую её, нежно и ласково. За прошедшие годы я научился быть нежным, потому что с Тиной иного не хочется. Моя сильная слабая женщина, любовь всей моей жизни, заслужила, чтобы её берегли, ласкали и трепетно над ней тряслись. Сейчас, по прошествии пяти лет с нашего побега, я стал немного другим. И такой Кирилл Раевский даже мне немного нравится. Он, знаете ли, неплохой парень.

— Я люблю тебя, — Тина прижимается ко мне, обнимает за талию, а я прикрываю глаза, впитывая запах Тины и спокойную энергетику любимой женщины.

Мы сидим на берегу, в нескольких метрах плещется океан, а наш сын бегает, ловя солнечные лучи пухлыми ладошками.

Вот оно, моё счастье. Огромное, как солнце. Шумное, как океан.

Ради него стоило отказаться от всего.