Роман Замуж за незнакомца глава Глава 35

Кирилл выводит меня через запасной выход прямиком на задний двор.

— Тут запасная парковка для… личного транспорта.

На полукруглой площадке несколько автомобилей. Кирилл, словно сомневаясь, думает несколько мгновений и все-таки выбирает тёмно-серый большой и надёжный внедорожник, снимает машину с сигнализации и, распахивает водительскую дверь, быстро озираясь по сторонам.

Без страха, паники или суеты. Просто сканирует местность, считывает информацию. Почти залипаю на него, но тороплюсь занять пассажирское сиденье.

— Я впервые с десяти лет еду куда-то без охраны, — признаётся, заводя мотор, и это кажется самым главным признанием в наших странных отношениях.

За спиной медленно закрываются ворота. Стоит выехать на широкую дорогу с «мягким» элитным асфальтом, машина срывается с места, несмотря на свои внушительные габариты.

Меня будто бы отбрасывает назад, впечатывает в кресло, и я инстинктивно хватаюсь руками за сиденье, хотя это лишнее — ремень безопасности держит крепко.

За окнами проносятся деревья, кусты, обочина превращается в длинную пёструю ленту, и я зажмуриваюсь, чтобы не стошнило.

— Потому Илья меня редко за руль пускает, — в голосе слышится усмешка.

— Потому что ты самоубийца?

— Лихач, — кивает, а на лице всё ещё ни единой эмоции.

От него волнами исходит напряжение — кажется, протяни руку и коснёшься толстой стены, сквозь которую не пробиться. Сейчас мне открывается новая грань личности этого мужчины — жёсткого и жестокого, сконцентрированного и взрывоопасного.

— Нам долго ехать?

— Тебе хватит, чтобы рассказать, — напоминает, а я ёрзаю на сиденье. Смотрю строго вперёд, губу закусываю, не зная, с чего лучше начать, чтобы не запутаться окончательно, а щёку обжигает пристальный взгляд. Мы как раз останавливаемся на выезде перед шлагбаумом, а палка поднимается вверх целую вечность. — Тина…

— Не дави, пожалуйста! — гневно вскрикиваю и оборачиваюсь к Кириллу, но он опять топит в пол педаль скорости и мчит вперёд. — Ты нас убьёшь, безумный!

— Нет, — безоговорочно и категорично. — Ладно, я понял. Тебе нужен допинг.

Безошибочно ориентируясь на пустой дороге, Кирилл сворачивает вправо и через незаметную с первого взгляда дорожку выезжает прямиком к небольшому магазинчику. На вид это просто кирпичная коробка, довольно потрёпанная временем, над железной дверью висит выкрашенная синей «подъездной» краской вывеска, на которой крупными буквами написано название — «Екатерина».

Господи, будто специально.

Мы здесь — единственные посетители на четырёх колёсах, а из транспорта ещё есть приставленный к кирпичной стене велосипед и почему-то лыжи. Кто в это время года, когда лето только-только вступает в права, может ходить на лыжах?

— Выходи, — Кирилл распахивает дверцу, нависает, загораживая массивной фигурой мир, и смотрит на меня сверху вниз.

— Зачем?

— За допингом.

— Я тебя решительно отказываюсь понимать.

В ответ Кирилл лишь хмыкает, на лице впервые проступает эмоция, но она так быстро прячется за непроницаемой холодной маской, что не успеваю её считать.

Кирилл протягивает мне руку, я подаюсь вперёд, вылезаю из машины. Муж не торопится идти. Между нами расстояние — какие-то жалкие миллиметры, и я чувствую сквозь слои нашей одежды, какое горячее тело у Кирилла. Прикладываю руку к его груди, сердце бьётся гулко, сильно, и это биение судорогой течёт по моей кисти, по предплечью, в локоть. Кирилл кладёт ладонь поверх моей, сжимает крепко и, развернувшись, тащит за собой в магазин, а я едва поспеваю.

Внутри сумрачно, пахнет мучной пылью, пролитым пивом и конфетами. Жмурюсь, привыкая к освещению, а Кирилл подводит меня к стойке, уставленной коробками со сладостями, и указывает рукой на стеллаж за спиной полноватой блондинки в цветастом платье и переднике.

— Девушка, дайте нам бутылку вон того вина, шоколадку с цельными орехами, два килограмма пряников, две ватрушки и пакет томатного сока. А, ещё минеральной воды бутылку.

— Сигареты? Пиво?

— Да, пачку вон тех. Да любых, господи! — рявкает Кирилл, когда девушка начинает перечислять марки сигарет.

Она икает, хватает со стойки первую попавшуюся пачку и запихивает заказ в шелестящий синий пакет.

— Кирилл, ещё яблок, — говорю, и продавец без лишних слов взвешивает килограмм ярко-зелёных, наверняка ещё до оскомины кислых.

В машине Кирилл ловко продавливает ключами пробку, наливает вина в большую чашку, которая каким-то чудом оказалась в машине и протягивает мне.

— Выпей, тебе надо.

С ним невозможно спорить, и я делаю глоток неожиданно вкусного вина, а Кирилл отламывает большую дольку шоколада, абсолютно молча, протягивает мне. Мы остановились чуть дальше от магазина, в небольшом чахлом перелеске, а за тонированными стёклами тишина и покой. Вино щекочет язык, царапает горло, а шоколад растекается во рту горьковатой сладостью.

— Иногда в таких крошечных затрапезных магазинчиках продают на удивление приличные продукты, — констатирует факт Кирилл и бросает в рот кусочек шоколада. Отхлёбывает прямо из пакета томатный сок, размашисто стирает кроваво-красные «усы», а взгляд его всё время блуждает по моему лицу. — Ты же услышала? Дима — мой брат. Двоюродный.

Делаю ещё один глоток вина, растягиваю паузу, но бесконечно она длиться не может.

— А это точно? В смысле, там не могло быть какого-то другого Димы? Ну, охранник какой-то или работник?

По взгляду тяжёлому понимаю, что нет, не могло.

— Вы с ним очень близки?

— Не так как с Захаром, но достаточно. Он почти ровесник моего Младшего, они дружат.

— Это очень плохо, — распахиваю рот, как умирающая рыба, глотаю спёртый воздух, а Кирилл нажимает на кнопку, опускает рядом со мной стекло. — Спасибо, душно очень.

— Мне надо понять, насколько всё плохо, — говорит, в голосе появляется сталь, но Кирилл тянется ко мне рукой, проводит костяшками пальцев по скуле, смягчая тот эффект, что производит на меня. — Это важно, Тина.

Я допиваю вино, ставлю чашку на торпедо, растираю озябшие ладони и говорю, глядя прямо перед собой, фокусируюсь на маленькой птичке, которая прыгает по автомобилю, что-то выискивая на поверхности металла:

— У меня есть подруга, её Катя зовут. Нам по восемнадцать было, поехали в ночной клуб, дурочки. Сами не знали, на что нарвёмся. Папа… он запрещал, а мне бунтовать хотелось. Ну, знаешь, как это бывает, когда в голове юношеский кисель, а почти ничего нельзя? Я сбежала, — признаюсь и тру губы нервным жестом, но они слишком онемевшие, едва шевелятся. — Это неважно, ты прости. Мысли путаются, я много лишнего говорю.

Кирилл снова наливает в мою чашку вина, но на этот раз порцию поменьше, и я беру, не глядя, но пить не тороплюсь.

— Ты говори, я слушаю.