Роман Замуж за незнакомца глава Глава 33

Даже зная, что Игнат вывел Тину в безопасное место, не могу расслабиться. Злости внутри так много, что её можно грузить и вывозить фурами.

— Найдите мне Алиева, — рявкаю в трубку. Горло немеет, я кашляю, а молчаливый Илья гонит на предельной скорости, лавируя в поворотах, обгоняя и деликатно подрезая.

Он не пустил меня за руль, даже слушать не стал. Сейчас, когда мои руки трясутся от ярости, а чёрная пелена застит глаза, признаю, что не зря доверяю ему столько лет. Профи!

Надо же было Архипову именно сегодня заняться документами. Отвлёк меня, старый хрен, расслабил. Грешные мысли рождаются в голове. Вдруг Архипов повязан с Алиевым? Вдруг это какая-то мощная хитрая схема, которую я не могу раскусить? Вдруг всё это — звенья одной цепи?

Но нет. Во всём должна быть логика, а иногда банан — это просто банан. Совпадения случаются, но одно я понял в дороге точно: кто-то доложил Алиеву, что я уехал. Он знает, что мы вернулись на родину, и никакими тупыми фотками в инсте Рустама не проведёшь. Значит, что? Значит, рядом крыса?

В это верить не хочется, но такой вариант всегда на повестке, его ни в коем случае нельзя исключать. Шелудивый котята в любом помёте случаются — это жизнь.

Оборачиваюсь, вглядываюсь в дождливую морось за окном. На безопасном расстоянии движется машина охраны, я набираю номер Игоря, и он тут же принимает звонок.

— Игорь, думай шустро. Кто у тебя там новенький? Может, я кого из внимания выпустил?

Игорь молчит всего несколько секунд, прежде чем ответить:

— Есть пара ребят. Помнишь прошлогодний аврал? Тогда взял нескольких. Но я их проверил!

— Возможно, недостаточно. Или не в том месте копал.

Игорь дышит в трубку рвано. Ему не нравится, когда я на его некомпетентность намекаю. Только я никогда не намекаю — не мой стиль.

— Игорь, соберись. Не время сопли жевать. Думай!

Сбрасываю вызов, звоню Игнату — мне надо знать, что с моей женой всё в порядке. Мне на загородный клуб плевать, пусть хоть в пыль разлетится. Но мне не плевать на эту женщину. Забралась, зараза, под кожу, ничего с этим не сделаешь.

— Кирилл, — шелестит её голос в трубке, а я цепляюсь крепко за поручень, чтобы на крутом повороте с сиденья не вывалиться. Илья так гонит, что даже ремни безопасности не спасут.

— Испугалась?

— Не успела, — смеётся, а на заднем плане слишком много суеты, криков,

При звуках её голоса в груди растекается опасное тепло. Оно заставляет сердце грохотать со страшной силой, а ещё улыбаться. Чёрт, вокруг творится пиздец, а я улыбаюсь.

— Сильные девочки не боятся, — говорю, готовый выпрыгнуть из машины, когда впереди показывается поворот, ведущий к загородному клубу.

— Очень даже боятся, — в усмешке слышится горечь. — Ну, либо я слабая.

Ей неловко за свои эмоции, она пытается их замаскировать смехом, но она помнит свою истерику, как утешал её, как по спине гладил, и это её на части разбивает. Будто боится быть слабой, показать кому-то, что может быть сломленной. Не борцом, а просто женщиной.

— Приехали, — говорит Илья, но я и сам вижу столпотворение на приличном расстоянии от клуба, машину МЧС, суетящихся перед забором людей.

Вылетаю из машины, ищу глазами Тину. Меня кто-то останавливает, хотят что-то доложить, но для начала мне нужно найти в этом хаосе свою жену. Услышать её, почувствовать.

Я нахожу сначала Игната. Он курит, жадно втягивая дым, а на кончике сигареты растекается магма. Тина сидит прямо на земле, уткнувшись острым подбородком в колени, раскачивается из стороны в сторону, смотрит в одну точку.

— У тебя шок, — рухнув рядом, заглядываю в её бледное лицо, а она улыбается мне. Смотрит осмысленно, только очень печально.

— Я в порядке, Кирилл. Хорошо, что ты пришёл.

И тянется ко мне, словно только во мне её спасение. Ошарашенно смотрю поверх её головы, Игнат отворачивается, отходит на приличное расстояние, мешать не хочет, подключается к обсуждение других парней, а Тина трётся носом о мою шею, поджигает невинной лаской мою кровь.

— Я ждала тебя, — выдыхает в ключицу, а я резко поднимаюсь на ноги, тяну её в сторону от всего этого пиздеца, завожу в лес. Там тихо и безопасно, если уйти далеко. И мы уходим, и плевать на разрывающийся от звонков телефон.

Всё потом, когда дрожащая Тина так доверчиво льнёт ко мне.

— Кирилл, страшное случилось, — шепчет, задевая горячими губами шею, а меня насквозь прошивает электрическим разрядом, кровь бурлит болезненно.

— Всё хорошо, ты в безопасности.

— Никто не в безопасности, пока он на воле.

— Ты об Алиеве?

Я прислоняю Тину спиной к дереву, вглядываюсь в лицо, ищу признаки шока или безумия, но она на редкость ясными глазами на меня смотрит. Внимательно и серьёзно.

— Я видела его, — произносит и тычет пальцем в мою грудь. — Он рядом. Рядом, слышишь?

Нет, точно с ума сошла.

— О ком ты, чёрт тебя дери?!

— О Диме, — заговорщицки сообщает и взмахивает рукой куда-то в сторону. — Он подонок. Я убью его, слышишь? Задушу. Ты будешь меня проведывать в тюрьме?

Всхлипывает, глаза закрывает, а я, обалдевший от сказанного, целую Тину.

Дима? Он же… он же мой двоюродный брат и лучший друг Захара. Мать его. Только этого не хватало.

Да ну, не может быть! Дима? Он не безгрешный, как и все мы, как и Архипов, но изнасилование? Это что-то совсем на него не похожее...

Закрываю глаза, сжимаю пальцами переносицу, надавливаю до ярких пятен, которые расползаются под веками.

— Кирилл, что такое? — Тина говорит так тихо, что я не сразу понимаю, что ко мне обращается.

— Нет-нет, нормально всё, — провожу пальцами по её скулам, а они острее обычного. — Ты очень похудела.

Тина хмурится, она растеряна, а ещё бледная. Мне не нравится, что вся эта ситуация так сильно по ней бьёт, но и изменить пока ничего не могу. Одно знаю: теперь здесь небезопасно, а ещё рядом определённо есть крыса.

Мне нужно отправить Тину в безопасное место. Настолько безопасное, что о нём буду знать только я один. Ни Игорь, ни верный Илья, ни кто-то ещё, а уж тем более Дима, которого она почему-то боится, презирает и обещает убить.

Вокруг нас только лес. Он шумит ветвями, растекается в воздухе терпким смолистым запахом, живёт своей жизнью, вечный.

Во мне много злости, а Тина так близко, так сладко пахнет. Её аромат можно разливать по флаконам и продавать, используя вместо афродизиака. И меня снова ведёт, и связные мысли покидают голову. Остаётся только голод, адреналиновый приход и желание обладать.

Тина хочет что-то сказать, но все разговоры потом. Сейчас я хочу её поцеловать.

Набрасываюсь на её губы, сминаю их в жёстком поцелуе, собственнически за плечи обхватываю, впечатываю хрупкое тело в свою грудь, рычу, не сдерживаясь, когда Тина вперёд подаётся, обвивает шею тонкими руками.

— Сегодня я не смогу быть нежным, — предупреждаю, подхватываю её бедро и поднимаю ногу, раскрываю Тину для себя. — Прости.

Я больше не способен генерировать осмысленные слова — сил и терпения остаётся лишь на то, чтобы двигаться, и вся энергия, всё желание стекают вниз, концентрируются в одной точке. Я такой твёрдый, что больно. Пальцами провожу по белью, влажному и горячему, надавливаю, а Тина всхлипывает, за плечи мои держится, а взгляд уплывает, его застит туман.

— Ты не поверил мне? Но я его видела, — губу закусывает, жмурится, ногтями в плечи впивается.

Я больно жалю её поцелуем, до привкуса крови на языке, а Тина шипит рассерженной кошкой, страстная моя девочка. Сама не знает, какой вулкан внутри неё прячется, но я достаточно женщин повидал, чтобы суметь разглядеть алые искры, что разлетаются кругом.

Проникаю языком в сладкий рот, тараню, мучаю. Весь мой гнев, моя сдерживаемая ярость и разочарование — всё это отходит на второй план, меркнет, теряет значение.

— Я разберусь, — выдыхаю ей в шею, а Тина дрожит, сильнее льнёт, будто ей, как и мне, это так же необходимо.

Она горячая, мокрая, и я отодвигаю её бельё в сторону, проникаю пальцем внутрь, и эластичные стенки дрожат вокруг, сокращаются. Такая готовая, несмотря на всё, и похрен, что это адреналин туманит разум.

Она меня хочет, ничего больше меня не волнует.

Я опускаю её бедро, снимаю брюки, а Тина заводит руки за спину, держится за ствол дерева, и напряжённые плечи дрожат, выдавая её нетерпение. На стриптиз уходит несколько мгновений, и вскоре Тина остаётся без белья тоже.

— А если нас кто-то увидит?

— Я его просто убью.

И я не шучу.

Шорох пакета, латекс по коже, и я снова раскрываю Тину для себя, а она всхлипывает, когда вхожу в неё резко, на всю длину. Прости, девочка, я не всегда умею быть ласковым.

Она вскрикивает, закрывая рот ладонью. Смотрит на меня ошарашенно, глазами круглыми прожигает дыру.

— Больно? — замираю, а на лбу испарина, мне трудно держать себя в руках.

Головой мотает, и это, словно призыв к действию. Я срываюсь с цепи, двигаюсь размашисто, напористо, выходя каждый раз почти полностью и тут же врезаюсь на полном ходу, до упора, до сладких судорог на пояснице. Тина стонет, подстраивается под бешеный ритм. Её кожа становится солёной, влажные тёмные волосы облепили лоб.

Поднимаю её вверх, не выходя заставляю обхватить меня ногами, меняю угол проникновения, а Тина всхлипывает, дрожит, её кожа горячая и влажная, пахнет чем-то сладким.

— Кирилл, мне страшно, — бормочет на ухо, снова всхлипывает, а я держу крепко, но она всё сильнее дрожит и крепче за плечи хватается, уже не сдерживая стона.

Увеличиваю темп, превращая секс в бешеные скачки. Это безумие, но, господи ты боже мой, какое оно сладкое, терпкое, с привкусом адреналина и запрета. Мой голый зад увидит любой, кто сунется сюда, и я прячу за собой Тину, чтобы уж её не увидели. Это ведь тоже защита? Забота, о которой говорила Тина? Трахнуть свою жену в лесу и закрыть спиной от случайных взглядов — прямо поведение джентльмена.

Смешно. Я кусаю Тину, оставляю след на скате плеча, на вогнутой линии, от которой так сладко пахнет уже солью и почему-то снегом. Как зверь, который метит территорию, лениво царапаю зубами острые косточки, выступающие под кожей похудевшей Тины.

Ещё несколько толчков, и дальше полечу в пропасть. Но я хочу, чтобы не только мне было хорошо, я не собираюсь, чтобы трах этот бешеный воспринимался как насилие. Просовываю руку под нами, нахожу заветную горошину клитора. Она утопает во влаге, я кружусь около, надавливаю, сдавливаю, растираю смазку пальцами, совершенно теряю связь с реальностью, когда Тина выгибается, не отводя взгляд. Я тону в её мутных глазах, как в топком болоте, а сердце грохочет безумно, заглушает все звуки.

На долгой протяжной ноте вскрикивает, удивляется своей реакции, бьёт пятками меня по заднице, а я оставляю синяки на её бедре, впитывая всей длиной — от головки до яиц — пульсацию её вагины, сокращение мышц, обжигаюсь её горячей кожей.

Тина кончает, заливая мои пальцы горячей влагой, и я говорю себе «пора», и изливаюсь в презерватив, наполняя его своим семенем, и шальная мысль пронзает мозг.

Я не хочу этих преград, хочу кончить в неё. В свою горячую страстную девочку. Окончательно сделать своей. Целиком и полностью. Навечно.

Лишь бы только она бояться перестала.