Роман Замуж за незнакомца глава Глава 14

— Пейте, — говорит Игорь.

Он, кажется, уже начал ко мне привыкать.

Протягивает мне крышку от термоса, и в нос ударяет терпкий аромат коньяка. От его резкости жмурюсь — мне не нравится запах, но стучать зубами от шока мне нравится ещё меньше. В голове плывёт туман, перед глазами в рассеянном свете фонаря пляшут тени. Они выплывают на меня, выпрыгивают из темноты, зовут за собой куда-то.

Я закрываю глаза, делаю большой глоток коньяка, носом воздух хватаю, и паника постепенно сходит на нет. После второго глотка от неё остаётся лишь покалывание миллионов иголок на коже, но зубы уже не стучат, а пальцы теплеют.

— Вы будете? — спрашиваю, протягивая Игорю остатки коньяка. Он отказывается, качнув головой, складывает руки на груди. — Вы очень бледный.

— Я всегда такой, — хмыкает и уходит, чтобы через несколько мгновений вручить мне плед. — Вот, держите. Садитесь в машину, в ногах правды нет.

— Тут может быть опасно?

— Просто садитесь в машину.

— Вам хочется быть с ним, а приходится меня сторожить? — на языке разливается горечь, и виной ей не дорогой коньяк.

Игорь ничего не отвечает, да мне и не нужны его слова. Я и так знаю, что не хочется опытному бойцу вокруг бабы топтаться. Кутаюсь в плед, допиваю коньяк и уже было собираюсь сесть в машину, потому что, в общем и целом, я послушная девочка, но резкий хлопок заставляет вздрогнуть. Я роняю «стакан», он жалобно звякает о щербатый асфальт. Игорь напрягается, всем телом в сторону подаётся — неуловимое движение, но мне, выросшей среди подобных ему, всё видно. Он готов лететь по первому свистку, по любому зову. Закрывать собою шефа, принимать на грудь все пули. На Игоре бронежилет скрытого ношения — похожий на обычную жилетку, спрятанный под тёмно-синим пиджаком. Броник делает Игоря ещё огромнее, внушительнее.

— Это выстрелы? — спрашиваю, хотя сама знаю ответы.

И, чтобы не вызывать гнев грозного бойца и не трепать никому нервы, прячусь в автомобиле. Удобно устраиваюсь на заднем сиденье, скидываю туфли, растираю уставшие от высоких каблуков стопы. Кто-то совсем рядом стрелял — эти хлопки я ни с чем не спутаю. Кто это мог быть? Кирилл? Наверняка.

Он страшный человек. У него пистолет за поясом, ледяные глаза и кривая философия. Кирилл даже не пытается казаться лучше, чем он есть на самом деле.

Я наслышана об отце Кирилла. Помню, как мой папа рассказывал кому-то из своих компаньонов о небывалой жестокости Олега Раевского. Он начинал в какой-то мелкой подростковой банде — обносили сельские магазины вдоль трассы. Потом, когда стукнули девяностые, масштаб вырос, и Раевский стал серьёзной угрозой для многих. Только не для моего отца — они как-то смогли найти общий язык.

Кажется, именно в этом корень нашего с Кириллом брака. Мой отец, несмотря на жестокость Раевского-старшего, всегда отзывался о нём с восхищением, что ли. Что-то между ними было, что не делало их врагами.

Я сворачиваюсь калачиком, а тепло от выпитого коньяка и пледа расслабляет. Закрываю глаза, проваливаюсь в зыбкий в сон, в котором совсем другие места и другие мужчины. Жестокие и злые. Мужчины, способные на насилие.

Я погружаюсь в своё прошлое. Окунаюсь в свою вину. Бросает в дрожь, но я снова пересматриваю "кино" без счастливого конца.

***

— Катя, блин! Куда ты?! — мне восемнадцать, а моя самая лучшая подруга убегает, смеясь.

Мы с ней на парковке ночного клуба, я впервые сумела выбраться из дома без надзора охраны. Но сейчас, когда вокруг так много чужих людей, мне неуютно.

Катя поправляет на ходу короткую юбку, заигрывает с каким-то парнем. Он очень взрослым кажется, и это… пугает. В конце концов, что ему нужно от моей подруги?

Я иду к ним. Хватаю Катю за руку, пытаюсь остановить от чего-то страшного. Интуиция орёт, что парни эти на тонированном Опеле — опасны. Им нельзя доверять. Но Катя — молодая и беспечная, ей всё ни по чём. Она хочет радоваться, жаждет приключений, эмоций.

Мы совсем разные, и я жалею, что Иры нет рядом. Она бы смогла остановить Катю, а я… я слабая, подруга меня не слушает.

Озираюсь по сторонам, а на парковке перед клубом слишком много посторонних. Зябко ёжусь, а Катя, счастливо смеясь, ныряет в автомобиль своих новых приятелей.

— Тинка, поехали с нами! Будет весело!

— Катя, может быть, домой? — пытаюсь остановить подругу, но она не хочет слушать. Катя хочет веселиться.

— Да ну, Тинка, не будь скучной! Что ты? Папаша твой не узнает, если ты немножечко отдохнёшь. Садись, а?

Но что-то меня останавливает. Не могу сделать последний шаг, не получается сесть в подозрительную машину. Не могу! И я делаю шаг назад, а Катя взмахивает рукой, прощаясь.

Остаюсь на парковке, и Опель срывается с места, увозя от меня Катю навсегда.

***

«Тинка, не будь скучной», — всё ещё звучит в голове голос подруги, но рёв автомобильных моторов неизменно глушит его. Даже сейчас, спустя шесть лет.

Так, надо успокоиться. Коньяк, конечно, сделал своё дело, расслабил немного, но навести порядок в голове и избавить от чувства вины крепкому алкоголю не под силу. Хоть три ведра выпей.

Я спускаю ноги, шевелю пальцами, растираю ладонями лицо. За границами безопасного убежища ходят большие серьёзные мужчины в бронежилетах под костюмами, переговариваются негромко, но слов не разобрать. Я быстро теряю к происходящему интерес и очень хочу на воздух — в машине слишком душно, но Кирилл, а после Игорь доходчиво объяснили: надо быть осторожной и сидеть, где велено. Нахожу в сумочке влажные салфетки, стираю размазанный макияж, избавляюсь от чёрных потёков туши и поплывший тональный крем. Простые механические действия успокаивают, дарят иллюзию нормальности.

Господи, когда же мы уже уедем отсюда? После странной погони, во время которой я только и могла, что молиться про себя, задыхаясь от острой смеси ароматов кожи, бензина и туалетной воды Кирилла, хочется только одного: поскорее оказаться в самолёте. Хах, забавно. Ещё утром бросало в дрожь от мысли о свадебном путешествии, а сейчас мечтаю попасть на самый далёкий необитаемый остров и, хотя бы несколько дней не думать ни о чём плохом.

Рядом с машиной Кирилл появляется как-то вдруг, словно из воздуха материализовался. Касается рукой дверцы, но открывать не торопится: отдаёт последние распоряжения охранникам. Спустя несколько минут, они рассаживаются по автомобилям, а в салоне нашей появляется запах крови и металла — Кирилл занимает место рядом. Я кутаюсь в плед, потому что с появлением в машине Раевского внутри становится холоднее.

Прикрывает глаза, голову запрокидывает, а я отодвигаюсь дальше — гнетущая тишина словно выталкивает меня из зоны комфорта Раевского. Кирилл кажется спящим, но кончики нервных пальцев подрагивают, выстукивают ритм на коленке.

— Ты собрала вещи? — голос совсем глухой, а на щеке дёргается мускул. Жилка на виске напряглась и пульсирует, а больше ничего эмоций Кирилла не выдаёт.

— Да, чемодан в комнате, в нём всё необходимое.

— Хорошо, Игорь его заберёт, а мы прямиком в аэропорт. Не хочу задерживаться в городе дольше. Тут становится опасно.

— Эти люди… ты выяснил, кто их послал?

— Пока нет, — голос Кирилла мрачнеет. — Но есть пара идей.

— Думаешь, это как-то со мной связано?

— Это связано с тобой, я не верю в такие совпадения, — произносит безапелляционно и наконец-то распахивает глаза. В полумраке салона его радужка непроглядно чёрная, а ресницы отбрасывают тени на щёки.

Ресницы у Раевского для мужчины неприлично длинные и густые, а кончики светлые, на солнце выгоревшие.

— Но отец ещё не умер!

— Вздремни, Тина. До аэропорта час пути.

И нет в его словах ни капли заботы. Лишь попытка заткнуть мне рот и переключить внимание, сменить тему. И, честное слово, я слишком устала, чтобы сопротивляться, но и спать не хочется, иначе прошлое снова всплывёт в памяти. Потому я достаю телефон, открываю мессенджер и в сообщении прошу Иру не забыть о моей просьбе. К Кате обязательно нужно сходить, она ведь совсем одна. После того, что с ней случилось, а сознание её сгорело, подобно лампочке, кроме меня к ней и не ходит никто. Даже родная мать как-то очень быстро сдалась, устав от того, что с дочерью не происходит никаких заметных изменений. Катя из милой смешной девочки превратилась в замкнутого ребёнка, который только и может, что целыми днями писать странные слова на клочках бумаги и складывать деревянные кубики, сидя в отдельной палате.

Жмурюсь крепко, зажимаю пальцами переносицу до лёгкого укола боли. Всё будет хорошо, она обязательно однажды поправится.

Илья занимает водительское место, впуская в салон запах сырости и табачную горечь. Кирилл, сведя брови к переносице, заводит руку назад и вытаскивает оружие. Кладёт пистолет на колено, крепко держа за рукоять, и есть в этом что-то завораживающее. Опасное и колкое, проникающее прямиком под кожу.

— В аэропорт, — коротко командует Кирилл, снова закрывая глаза.

И я, несмотря на перевозбуждение, всё-таки засыпаю, чтобы проснуться от прикосновения чужих пальцев к щеке.

Вскрикиваю, перепуганная, встряхиваю головой, а Раевский тяжело вздыхает. Так, мы всё ещё в машине, а Кирилл отстраняется и прячет пистолет в кобуру.

— Тина, пора бы уже привыкнуть.

— Я крепко уснула, — оправдываюсь, становится очень неловко за свою реакцию.

В конце концов, я не истеричка, но в последнее время сама начинаю в этом сомневаться.

— Приехали, — сообщает Кирилл, не глядя на меня, и вскоре, пройдя все процедуры, мы оказываемся на борту самолёта.

Пока ещё можно, я звоню отцу, вот только он не отвечает. Отделывается коротким сообщением, мол, прости, дочь, говорить не могу, занят.

Ночью? Чем он может быть занят? И не то чтобы я не знала, чем люди ночами занимаются, но это мой папа, он болен и у него нет никаких женщин. А ещё очень настораживает, что трубку не взял — такого не было никогда, даже в самые тяжёлые для него периоды.

Папа, папа, что же с тобой?