Роман Ты задолжал мне любовь глава Глава 932

Лицо Виктора сильно округлилось, подбородок зарос черной бородой, придававшей ему мужественности, что, вероятно, было сделано для маскировки, брови также были раскрашены в мутно-белый цвет. Если бы, войдя внутрь, он не направился прямо к нам и не сел напротив, я бы ни за что не смогла связать мужчину передо мной с прежним отчетливо женоподобным мальчиком.

Кроме потрясения, мое сердце наполнилось иронией. Выйдя из тюрьмы после менее чем трех лет заключения он потерял часть своего характера, но вот Люба чуть не умерла, а жизни тех невинных простых людей, вовлеченных во все это и в итоге подвергшихся химическому заражению, были разрушены.

Ах, боги действительно несправедливы.

— Сколько лет, сколько зим, – первым нарушил молчание Виктор несколько мрачным голосом, пустыми глазами со скрытой едва различимой улыбкой глядя на нас.

Раньше я обманывалась его безобидностью и неизвестно, сколько раз попадала впросак.

— Если позволите, я бы сказала, что ничего страшного, что мы не виделись, – холодно ответила я, не собираясь быть с ним вежливым.

Коновалов опустил голову, и уголки его губ поднялись в улыбке над самим собой. Мужчина промолчал, не зная, что ответить. Его злые поступки достигли крайних пределов, а он так легко улыбается – я правда не могла поверить, что так долго позволяла Любочке общаться с ним.

— Предупреждаю тебя, впредь не смей приближаться к моей дочери. – Я стиснула зубы, вспомнив о том, как девочка страдала, а ногти практически впились в мясо ладоней.

Разум подсказывал мне, что, какой бы ни была цель этого мужчины, его следует изгнать из нашего мира. А Виктор, откинувшись на спинку стула, спокойно посмотрел на меня и медленно сказал:

— Эта фраза тебе не кажется смешной? Я – отец Любы, так разумно ли запрещать мне приближаться к ней?

— Ты не отец. – Поняв, что он что-то замышляет, я скрипнула зубами от ненависти и с уверенностью продолжила. — Люба – это наша с Русланом дочь, она не имеет к тебе никакого отношения.

Коновалов невозмутимо улыбнулся:

— Да ну? Так, может, я могу получить заключение по результатам теста на установление отцовства, и тогда, как думаешь, сможет ли закон признать наши с ней отцовско-дочерние отношения?

На этих словах мое сердце внезапно упало, а брови невольно нахмурились. Действительно, этот мужчина так долго скрывался в международной школе, что получить от Любочки такие генетические материалы, как волосы и ногти для него было легче легкого. Он предвидел, что однажды мы обнаружим его, и давно подготовился к тому, чтобы официально иметь возможность приблизиться к Любе.

«Тук-тук!» – согнув пальцы, Давид изо всех сил дважды ударил по столу и, приблизив к собеседнику свое потемневшее лицу, угрожающе сказал:

— Ты сам прекрасно понимаешь, что говоришь. Тут тебе не Петербург, и уж тем более не тюрьма, никто тебя не защитит.

Внешне мой брат не был добряком, а его гримаса могла заставить детей плакать от страха, однако Виктор остался равнодушен, и даже посмотрел на него в ответ, издав коварный фальшивый смешок:

— Конечно, понимаю. Москва, тут земля на вес золота, за миллион можно купить человеческую жизнь и заставить человека исчезнуть навеки, способов полно, верно?

Даже спустя три года, глядя в его мрачное лицо, я ощущала неизжитый страх, отчего инстинктивно нахмурилась еще сильнее. Жизнь в тюрьме, где не видно белого света, не смогла заставить его трепетать перед этим миром, напротив, он как будто стал еще более наглым.

Давид не ожидал, что его угроза окажется бесполезной, отчего изменился в лице и несколько рассердился. Противники, разделенные столом, смотрели друг на друга, и атмосфера стала напряженной.

— Просто скажи, в чем твоя цель, – не желая больше тратить время впустую, перешла я к сути дела.

Только тогда Коновалов отвел взгляд и перевел его на меня. Мгновение подумав, мужчина размеренно ответил:

— Эмилия, мы с тобой никогда не были противниками, ты не должна ощущать ко мне такую неприязнь. Я просто хочу быть рядом с Любочкой на протяжении ее взросления и компенсировать некогда нанесенный ей вред.

— Ты ошибаешься, с того момента, как ты включил ее в свой план мести, между нами тут же возникла непримиримая вражда, – практически мгновенно возразила я. — Ты слишком безумен, ради одного умершего ты украл счастье так многих невинных людей, с чего это ты вдруг решил, что у тебя есть право компенсировать нанесенный вред?

Виктор глубоко вздохнул и посуровел.

— То, что я был должен всем этим людям, я вернул в тюрьме. Если этого недостаточно, Коноваловы постараются по максимуму все компенсировать. Я ошибся всего раз, а ты уже приговариваешь меня к «смертной казни».

— Что за бред ты несешь? – Давид был не в силах выслушивать все это и от гнева выпучил глаза. — Смертная казнь, мать твою, абсолютно заслужена! Три года ты прекрасно себя чувствовал на казенных харчах, а Люба стояла на краю гибели. Пусть даже все закончилось хорошо, но в будущем ей все равно придется принимать лекарства для поддержания здоровья, этот вред ты компенсировать можешь?!

Сказанное Давидом вертелось у меня на уме – будь то физическое здоровье или душевное, от Виктора девочка получала лишь страдания. А мужчина некоторое время пристально смотрел на моего брата, пока в его глазах, наконец, не всплыло выражение испытываемых мучений.

— Тогда я не знал, что Люба – моя дочь, я тоже страдаю и просто хочу получить возможность заботиться о ней. Я обещаю, что буду общаться с ней, не раскрывая своего статуса, и ни за что не дам ей вспомнить то, что произошло тогда.

Коновалов сделал паузу и, сплетя пальцы и положив руки перед собой, опустил голову, погрузившись в глубокие размышления.

— В последнее время я совершенствую свои знания в психологии, у меня неплохие результаты – Люба постепенно доверилась мне, никто кроме меня не подходит на роль ее врача, я уверен, что мне нужно лишь немного времени, чтобы сделать ее прежней беззаботной девочкой…

Не дав ему возможность закончить, я перебила:

— Не нужно. Скажи мне, если бы Люба не была твоим ребенком, ты вел бы себя так же?

Я прекрасно помнила, что дети многих живших поблизости тогда пострадали из-за химического загрязнения, и, если Виктор действительно раскаялся, то он должен был компенсировать этот вред далеко не только Любе.

Мужчина, похоже, не ожидал, что я задам такой вопрос, поэтому обомлел, и лишь спустя долгое время ответил:

— В жизни нет никаких «если». Фактически, Люба – это наша с Марией дочь, моя плоть и кровь, я не могу отказаться от заботы о ней. Я знаю, что вы уже перевели ее в другую школу, если вы хотите таким способом препятствовать нашим с ней встречам, тогда я проведу ДНК-тест и подам в суд.

Наконец-то он раскрыл свой тайный козырь. Отлично, не добром – так силой, люди с серьезными замыслами пользовались одинаковыми приемами.

— Подашь на нас в суд? Попробуй… – рассердился Давид, собираясь встать и начать угрожать собеседнику, но я торопливо схватила его за угол одежды под столом, давая ему знак успокоиться.

Виктор, нисколько не испугавшись, по-прежнему оставался хладнокровным.

— Забыл поздравить тебя, Эмилия, двойня, я искренне рад за тебя. Думаю, Мария тоже знает об этом, и где-то там ощущает спокойствие. Однако ты должна заботится о собственных детях, к тому же, ты разведена, а у Любы сейчас самый активный возраст, так что с тобой ей будет некомфортно. Отдайте мне ее, и все останутся довольны и рады.

— Чушь! В семье Афанасьевых десять с лишним человек, как мы можем плохо заботиться о ребенке! – Давид, взорвавшись от гнева нецензурной бранью, вырвался из моих рук и с грохотом встал. — Сообщаю: даже если Мила и прислуга будут плохо заботится о ребенке, то есть еще я, дядя, и даже не думай мне тут строить планы на Любу!

Он немного взбудоражился и на мгновение перестал контролировать громкость своего голоса, который в кафе, где играла только легкая музыка, прозвучал слишком неожиданно, из-за чего многие люди посмотрели в нашу сторону.