Роман Ты задолжал мне любовь глава Глава 930

Когда я вернулась домой, было уже около десяти часов. Давид по-прежнему сидел в гостиной, а напротив него находился одетый в костюм человек – похоже, они обсуждали какие-то рабочие дела. Промотавшись весь день, я чувствовала себя немного усталой и, не желая лезть в их дела, уже собиралась подняться наверх, когда брат окликнул меня:

— Мила, подойди сюда.

— В чем дело? – спросила я, направляясь к ним.

Давид не ответил, а человек в костюме почтительно встал.

— Дело вот в чем, госпожа Афанасьева, что касается перевода Любочки в другую школу, нужно только ваше согласие, а также необходимо назначить время для оформления документов, чтобы вам удобно было все подписать.

— Люба хочет перевестись в другую школу? – не поняла я и, на мгновение обомлев, опустила голову и посмотрела на брата. — В чем дело? Все же в порядке, к чему ее переводить?

На лице Давида не было никакого выражения, и ответил он небрежно:

— Это я тебе потом объясню, сперва нужно обсудить с Иосифом Васильевичем время, процедура перевода в другую школу несколько хлопотная.

— Госпожа Афанасьева, вы – человек занятой, немного погодя велите своему секретарю отправить мне ваше расписание, а все остальное я улажу и извещу об этом вашего секретаря. Вот моя визитка, на ней указаны контактные данные. – Мужчина с простодушной улыбкой вручил мне свою визитную карточку.

— Понятно. – Взяв карточку и взглянув на нее, я узнала, что сидевший передо мной и со всем соглашавшийся Иосиф оказался заместителем директора некой знаменитой международной школы и, судя по его услужливому отношению, Давид пообещал ему немало выгоды за это.

— Все в порядке, можете идти.

С делом было покончено, и брат тут же отослал мужчину прочь. Как только тот ушел, а я уже собиралась расспросить его обо всем, с верхнего этажа вдруг сбежала Люба и, обняв мою ногу, заплакала:

— Мама, я не хочу переходить в другую школу! Не хочу! У-у-у…

— Хорошо-хорошо, не плачь.

Я успокоила девочку, и, когда слезы перестали течь по ее щекам, опустилась на корточки перед ее лицом и терпеливо спросила:

— Скажи мне, почему ты не хочешь переходить в другую школу?

— Просто не хочу! – всхлипнула Люба и надула губки – на ее лице была написана обида. — Мне так сложно было завести друзей, мне нравятся мои одноклассники, а еще больше нравятся учителя, и я не хочу со всеми ними расставаться!

Я вздохнула, ощущая некоторую жалость. Что ребенок понимал, ей просто не хотелось, чтобы то, что ей нравилось, исчезало из поля ее зрения. Обернувшись, я посмотрела на Давида. Тот, засунув обе руки в карманы, стоял, словно ствол дерева, и сверху вниз безразлично смотрел на меня с дочкой, а в его нахмуренных бровях словно таился сдерживаемый гнев. Интуиция подсказывала мне, что мужчина что-то скрывает от меня.

Поразмыслив, я не стала тут же задавать ему вопросы, а попросила госпожу Абрамову отвести Любу наверх. Убедившись, что их силуэты исчезли на лестнице, я вновь поверлась и серьезно посмотрела на брата.

— Говори, в чем дело? Почему ты вдруг решил перевести Любочку в другую школу?

Давид во второй половине дня был в школе моей дочки. Изначально он намеревался разузнать подоплеку этого учителя Фирсова, неужели это все из-за него? Мужчина стиснул зубы, словно испытывая затруднения, и через мгновение несколько хриплым голосом произнес:

— Тот человек вышел.

Всего три слова прозвучали, словно гром среди ясного неба, а таившаяся в них ненависть заставила меня непроизвольно сжать кулаки. Я слишком хорошо понимала, что имел в виду Давид, тот демон, который чуть не убил Любу, из-за которого мы с Русланом разделились, кто еще это мог быть, кроме Коновалова Виктора.

Выражение лица брата было не расслабленнее моего.

— Он прекрасно вел себя в тюрьме и быстро получил возможность смягчить наказание, да и семья Коноваловых имеет выходы на разных людей. Несколько месяцев назад он добился условно-досрочного освобождения. Вероятно, полученные Анной материалы были его хитроумным планом, в той международной школе никогда не было такого молодого, но такого опытного учителя, он устроился туда с помощью поддельного паспорта и шаг за шагом сближался с Любой, завоевав ее доверие, настоящий, стопроцентный подонок!

Когда я услышала его слова, даже мое дыхание участилось. Неудивительно, что в прошлый раз, когда я приезжала в школу дочери, тот учитель Фирсов намеренно избегал меня, теперь, когда я думала об этом, все обретало смысл. Виктор давно уже все спланировал, паспорт, имя, вероятно, даже внешность были изменены, чтобы постоянно крутиться около Любы. Ведь никто лучше него не умел притворятся.

Почти не колеблясь, я развернулась и бросилась наверх, на ходу не забыв напомнить Давиду:

— Пусть завтра Иосиф Васильевич займется процедурой перевода.

Виктор слишком опасен, я не могу ни на секунду оставить свою дочь с ним.

Когда я вошла в комнату, Люба уже лежала в кровати, а госпожа Абрамова, держа в руках книжку, рассказывала ей сказку.

— Давайте я.

Взяв из рук женщины книгу, я села у кровати дочери. Та лежала, откинувшись на подушку, слезы были стерты с ее лица, проглядывая лишь в ее больших глазах, в которых отражался свет лампы, делавший их блестящими, и девочка сверкающим взглядом смотрела на меня.

— Мама, я могу не переводиться? – надув губки, спросила девочка

Глядя на ее обиженное, но серьезное личико, я поняла, что у меня язык не повернется рассказать ей правду. Протянув руку, я погладила ее по голове и перевела тему:

— Люба, если бы мама с дядей умерли, и ты осталась одна, ты была бы счастлива?

— Почему вы можете умереть? – Дочка моргнула маленькими глазками и с любопытством посмотрела на меня.

— Эм… – Я притворилась, что на мгновение задумалась, после чего ответила. — Потому что сейчас твоя школа очень далеко от дома, маме и дяде приходится проезжать очень долгий путь, чтобы забрать тебя домой, а теперь появился плохой человек, который хочет навредить нам. Если ты продолжишь учиться в этой школе, нас с дядей, возможно, ранят, а, возможно, все будет еще серьезнее, и мы больше никогда не увидим нашу Любу, а разве это не смерть?

Услышав мои слова, девочка тут же надула щеки и, обиженно всхлипывая, резко выползла из-под одеяла и обняла мою руку, не отпуская ее.

— Мама! Я не хочу, чтобы вы с дядей умерли! Я не хочу, чтобы плохой человек навредил вам! Я перейду в другую школу, пойду в другую школу, не бросайте меня, у-у-у…

Ребенок так страдал, что мне тоже стало не по себе, однако другого выхода не было – ложь во спасение могла огородить ее от зла Виктора, поэтому мне оставалось лишь пойти на крайние меры. Нежно похлопав Любу по спине, я успокаивающе сказала:

— Не бойся, ты же мамина старшая дочка, в будущем будешь заботится о братике и сестренке, нельзя же постоянно плакать.

Когда я упомянула о братике и сестренке, девочка вдруг подняла голову. Вытянув руку, она вытерла с лица слезы и приняла серьезный вид, словно повзрослела.

— Я не плачу, я буду как следует заботиться о маме и брате с сестрой! Мама, пусть дядя поможет мне перейти в другую школу, я заведу себе новых друзей!

Внезапно мне показалось, что Люба как будто бы понимает много всего. Вернувшись с химзавода, она сама сдружилась с одноклассниками и адаптировалась к обстановке, а ведь даже членам семьи понадобилось много времени, чтобы сблизиться с ней.

В голове смутно зародилось предположение, что изменение дочери, возможно, связано с Виктором. Однако эта мысль задержалась у меня лишь на секунду, и я тут же подавила ее. Заговор был просчитан на десять с лишним лет вперед, и как человек, который хотел лишить Любочку жизни, мог внезапно измениться?