Ты задолжал мне любовь Глава 1155. Нет интереса к жертвоприношению

Давид, дрожа, повернулся и, увидев, что меня схватили, стиснул зубы и тихо завыл, не желая сдаваться. Однако исходившая из его правой руки боль от ломающихся костей все же заставила его не сдержаться и, оскалив зубы, закричать:

— Не плачь, Мила, нельзя плакать, со мной все в порядке, ох! Ренат, если ты, сукин сын, не убьешь меня сегодня, твоя оставшаяся жизнь будет хуже смерти!

— Давид, молчи! – глухо плакала я, голос был почти умоляющим, я просила его хотя бы на этот раз не кичиться своей силой.

Однако все-таки произошло то, чего я боялась больше всего – его упорство раззадорило бивших его мужчин, и один из них, глядя на его страдания, усмехнулся и тут же медленно поднял руку, опуская испачканную кровью стальную трубу на его голову.

Наконец, на место прибыли охранники жилого комплекса и моего дома, издалека с перекрестком криком предупреждая их:

— Остановитесь! Что вы делаете! Положите на землю!

Звук скученных шагов становился все ближе, и я начала думать, что Давид будет спасен. Однако я забыла, что эти афроамериканцы по сути своей были шайкой головорезов, и, даже зная, что в итоге их схватят, никто из них не бросил товарища. Напротив, они все вместе посмотрели на бандита, стоявшего на моем брате, словно наблюдали за ритуалом «очищения».

«Хрясь!» – звук ломающихся на части костей, перебивая весь посторонний шум, долетел до моих ушей, шея Давида одеревенела, после чего его лицо тяжело упало на землю, и больше он не издавал никаких звуков. В этот момент весь мир как будто застыл, а я видела лишь красную от крови руку брата.

Афроамериканцы были крайне жестокими, а охранники изначально не воспользовались предоставленной им возможностью, поэтому преимущество они получили только с увеличением количества втянутых в драку русских. Никто больше не обращал внимания на меня, и я, не встречая никакого сопротивления, свободно подползла к Давиду. Обняв его, я невнятно убеждала себя:

— Все в порядке, это просто рана, ее вылечат, обязательно вылечат…

Утешала ли я потерявшего сознание мужчину, или же себя, не знаю, я знала лишь, что сама не осмелюсь притронуться к его растерзанной руки, и уж тем более не осмелюсь посмотреть на нее, как будто, сделай я это, и надежды больше не останется.

Давид, который всегда относился ко мне по-доброму, самый лучший в мире Давид, как у него может стать на руку меньше? Что он сделал не так, он же просто вместо меня задал жару одному отбросу общества, почему судьба к нему так несправедлива? Я не могла этого понять, и в итоге мои слезы превратились в ненависть к Ренату. Как же мне хотелось вытянуть из него жилы, содрать кожу и проглотить живьем!

***

Операция длилась с ночи и до самого рассвета, только тогда красная лампочка потухла, и медсестра вывезла из операционной крепко спавшего Давида. Рядом с его койкой висела капельница, а сам он был накрыт огромным больничным одеялом, и, не будь на его руке толстой покрытой кровью повязки, можно было бы подумать, что он спит.

Наклонившись вперед, я прислонилась к койке. На лице моего брата было несколько мелких ссадин, однако это нисколько не повлияло на красоту его лица и даже, скорее, добавило ему некоторую твердость духа.

Мои глаза покраснели, шмыгнув носом, я подняла голову и спросила врача:

— Доктор, как мой брат?

После проходившей всю ночь операции мужчина выглядел помятым, поэтому с некоторой усталостью кивнул:

— Кризис миновал.

Сделав паузу, он продолжил:

— Однако, госпожа Демидова, на правой руке господина Афанасьева рваная рана, в будущем нужно будет операцию по вправлению кости. Кроме того, хоть он и вовремя прибыл в больницу, однако довольно значительная часть мускулатуры руки омертвела, даже если она и восстановится, нервы восстановить будет невозможно…

— Значит… – Я сглотнула, словно проглатывая напряжение и изо всех сил сохраняя присутствие духа. — В будущем он не сможет пользоваться правой рукой?

Доктор вздохнул:

— Судя по нынешнему уровню медицины, вероятность этого крайне высока. Вы должны быть морально готовы к этому.

Договорив, он, забрав с собой медсестру, удалился. Я стояла на прежнем месте, не зная, как поступить. В этот момент в коридоре раздался звук цокающих каблучков, сопутствующий мелким шажкам, и в палату ворвалась Анна. Бросив взгляд на широко открытые двери операционной, она положила руку на мое плечо и спросила:

— Все в порядке?

Я, больше не в силах сдерживаться, крепко обняла ее и зарыдала:

— Правая рука Давида сломана, ее никогда не смогут вылечить! Это все моя вина!

Возможно, человеку следует собственными глазами увидеть и убедиться в том, что его близких ранят и позорят, только после чего он поймет, насколько он бесполезен. Нас, кроме чувств, бессильными делают страдания человеческой жизни. Чувств я дать не могла, однако я никогда не ратовала за то, чтобы он ради меня отдал руку.

Увидев Руслана, я поняла, что еще никогда не была так разочарована и зла на него, даже плач неожиданно прекратился, поскольку я не хотела, чтобы он увидел мои слезы.

— Зачем ты сюда пришел?

Не дожидаясь его ответа, я, обращаясь сама к себе, продолжила:

— Пришел вместо Рената смеяться над нами? Ты добился своей цели, можешь идти.

Человек, которого я бесчисленное количество раз хотела выдернуть из рук демонов, теперь же собственными руками оттолкнул меня. Как тут можно было быть спокойной? Однако я ничего не могла поделать, я не могла выносить равнодушие Руслана, словно исходившее от незнакомца, по меньшей мере, не в то время, пока Давид был без сознания. Я ненавидела всех, даже себя, как будто мил был наполнен силами, которые хотели причинить вред моему брату.

оставаясь равнодушным, слегка приоткрыл тонкие губы и

— Давид действовал слишком необдуманно.

Что ты имеешь в виду? – Когда эмоции бурлят, любая мелочь разрастается до неограниченных масштабов, поэтому его фраза вызвала во мне сильное раздражение, и я без колебаний принялась ругаться с ним. — Ты имеешь в виду, что мой брат сам заварил эту кашу, что так ему и

поджал губы и ничего не ответил, а стоявшая рядом Анна принялась уговаривать

— Эмилия, успокойся.

— Как я могу успокоиться?

вдруг ощутила ужасное отчаяние, никто не мог понять, как сильно я мучаюсь, а я в этот момент не могла не только уверенно и смело вылить на мужа самые ядовитые слова в мире, но и не могла, делая вид, будто ничего не произошло, думать только о том, могу ли я найти любовь в своем сердце. Я боялась, что мои ядовитые слова окончательно подтолкнут Руслана к Ренату, боялась, что из-за его эгоизма травма Давида будет сведена к пустяку, и вся его месть потеряет ценность.

муж и подруга как будто действительно не могли понять моих настроений, один был таким же, как и всегда, на лице другой была написана жалость, что заставило меня еще яснее осознать, что они не могут сопереживать мне.

Ладно, – выдохнула я и, идя на компромисс, подняла голову и посмотрела красными глазами в холодные, словно две льдинки, глаза Руслана. — Говоришь, что Давид поступил необдуманно, а что насчет тебя?

к мужчине, практически прислонившись своим лицом к его

на протяжении стольких лет предпочитал действовать самостоятельно, ты все еще думаешь, что сейчас, как и раньше, так поступать