Ты задолжал мне любовь Глава 1100. Даже не думай об этом

В этот момент, глядя на блаженное и одновременно измученное лицо Элизабет, я вдруг осознала, что в глубине души они с Тимуром – из одного теста.

Добиваться ли его любви, просто быть рядом или даже стеречь его бренное, с трудом цепляющееся за жизнь тело – во всем, что было связано с Тимуром, Элизабет находила радость.

Думаю, все те годы, что я находилась в коме, Тимура не покидала одна мысль,очень похожая на недавно озвученную его супругой: неважно, есть ли между вами любовь и возможность высказать друг другу свои чувства, если уж судьба свела вас вместе – это на благо.

Жаль, что Господь в итоге не смиловался над ними. Со временем ничего не изменилось: один продолжал спать, пока другая бодрствовала. Их брак был спектаклем одного актера, и взаимной любви как и не было, так ее и не появилось.

Безответная любовь – это так больно. Я испытала подобное много лет назад, когда вышла за Руслана. Это чувство щемящей тоски и безнадежности способно сломать любого.

Несмотря на мой опыт, я не имела права давать Элизабет какие бы то ни было советы. Мне оставалось лишь молча наблюдать со стороны.

Что ни говори, а между матерью и ребенком существует сильнейшая связь, можно сказать телепатия. Именно поэтому худощавый сынишка Элизабет, подозревая, что с мамой что-то не так, подошел к ней, потянул за рукав, поднял на нее глаза и слегка осипшим голосом спросил:

— Мама, ты снова плакала?

Только перед детьми женщины способны машинально откинуть свою слабость.

Элизабет глубоко вздохнула, чтобы прийти в себя, повернулась к ребенку и с трудом изобразила улыбку.

— Не переживай, со мной все в порядке.

Затем она чуть потянула сына вперед, и теперь они оба встали прямо напротив меня.

— Эмилия.

Я была несколько ошеломлена официальным тоном, которым она сказала это, но быстро опомнилась и так же серьезно вторила ей:

— Я слушаю, – и кивнула, подтверждая свою готовность.

— Ты видела, в каком состоянии находится Тимур, – почти монотонно, с едва слышными нотками безысходности продолжила она. — Несмотря на то, что он не говорил этого напрямую, мы обе знаем, что он хочет видеть рядом именно тебя. Поэтому я очень надеюсь, что ты сможешь каждый день навещать его. Да, терапия и лекарства еще держат его на плаву, но помимо этого больным нужна надежда. Ты – его надежда, его стимул жить дальше, так помоги ему.

Я молча кивнула, не зная, что сказать, но затем пролепетала:

— Наверное...

— Никаких «наверное».

Тишину разорвал резкий мужской голос. Взглянув туда, откуда он раздался, я увидела Руслана. Он стоял у аварийного выхода с мрачным как туча лицом. От него так и веяло злобой.

Когда дело касается любовного соперника, что мужчинам, что женщинам тяжело не поддаться эмоциям, а уж такому злопамятному человеку, как Руслан, и подавно. На его взгляд, ни о каком участии не могло быть и речи, даже несмотря на то, что соперник уже при смерти.

Обеспокоенная тем, что Руслан сейчас учинит скандал, я спешно подошла к нему и попробовала успокоить. Помню, я говорила что-то типа «мы в больнице, здесь нельзя шуметь, Тимур болен, поговорим обо всем дома» и все в этом духе.

Тогда Руслан посмотрел мне в глаза, демонстрируя взглядом свое смирение, положил руку мне на плечо и переместил глубокомысленный взор на Элизабет.

— Подходите же вы друг другу, только Тимур слеп, и потому не разглядел этого в тебе. А ведь ты так же бесстыдна, как твой муж.

Поначалу колкие слова Руслана звучали как будто сочувственно, но когда реплика прозвучала целиком, оказалось, что это далеко не комплимент.

Не то, чтобы Руслану нравилось оскорблять людей, но при одном только упоминании имени Тимура он начинал скалить зубы, и ни о какой джентльменской вежливости не могло быть и речи.

— Будь повежливее, пожалуйста, – не выдержала я и шепнула ему.

Мне совсем не хотелось, чтобы из-за вражды между мужчинами пострадала непричастная к этому Элизабет.

— А что, я не прав? – он уставился на женщину остекленелыми глазами. — Умна же ты, однако. Знаешь же, что я ни за что не согласился бы, чтобы Эмилия поехала с тобой. Здорово ты придумала позвать ее на улицу и, сыграв на ее чувствах, обманом привезти сюда. Только это выглядит как злоупотребление мягкосердечием моей жены, ты не находишь?

— Не понимаю, о чем ты.

Элизабет чуть склонила на бок свое бесстрастное лицо. Ее ничуть не испугала напористость Руслана.

— Хм, – ехидно усмехнулся Руслан и неторопливо продолжил, — а может ты в курсе, почему за столько лет Тимур не смог придумать ничего новенького? Он уже притворялся больным, умирающим и пропавшим без вести. Скучно и неинтересно. И да, от лица Эмилии я однозначно отклоняю твою просьбу .

Он договорил и, не дожидаясь, пока наше общение примет новый оборот, тотчас крепко взял меня за плечи, насилу отвернул от Элизабет и повел за собой к лифту.

— Руслан...прекрати... – я стала сопротивляться. Мне не хотелось уходить вот так.

Да, он прав, раньше Тимур извращался как только мог, но теперь-то он на самом деле был прикован к больничной койке; его жизнь готова прерваться в любой момент. Разве кому-то под силу сделать такое нарочно?

проявить милосердие к чужому ребенку и готовы приложить все усилия, чтобы подарить ему лучшее будущее. Но неужели мы останемся равнодушными к Тимуру,

так зол, что мои слова пролетали мимо его ушей. Он ни на секунду не ослаблял хватку, с которой держал меня. Пока мы ждали лифт, он то и дело поглядывал на Элизабет и ее сына испепеляющим

Запомни, что несмотря на доброту Тимура к Эмилии, он всегда желал нашей семье только зла. Теперь мы квиты. Если я еще раз увижу тебя, пеняйте на

– дверь лифта открылась, и Руслан чуть ли не на руках занес

когда лифт начал спускаться, Руслан наконец ослабил свои путы, сокрушенно вздохнул и отошел

ему разум, тем более что нас с Тимуром столько всего связывает. Поэтомуя не осуждаю Тимура за его

делать вид, что я не знаю о предсмертном состоянии Тимура, я тоже не могла. Меня

поручни в лифте, я пыталась придумать, как бы мне усидеть сразу на двух стульях; как бы мне избежать пристального внимания Руслана и подарить хотя бы немного

Даже не думай об этом, – голос Руслана незаметно прокрался в мою голову, словно призрак, проникающий

губу, смущенная тем, что он разгадал

о чем таком я и не думала, нечего клеветать, –

глаза, пронзающие меня насквозь и