Роман Ты задолжал мне любовь глава Глава 1078

Сперва подумав было, что мне показалось, я обернулась и увидела такое же недоумение на лицах Ани и Герды. И тут я невольно начала сомневаться в словах Радушиных. В конце концов, они действительно повезли ребенка к своим родителям, или же сидят дома, не осмеливаясь принять наше неожиданное появление?

Пока мы все в молчаливом согласии размышляли о разных вероятностях, из-за двери, будто в ответ на зов наших сердец, вновь раздался шум.

–– Тук-тук-тук…

Это был медленное и ритмичное постукивание, будто по полу ударяли каким-то предметом.

Соблюдая осторожность, Захар тут же приник к двери, пытаясь разведать обстановку внутри квартиры, и через несколько секунду с серьезным лицом оповестил:

–– Там кто-то есть!

Здесь явно было что-то нечисто. Хотя по поводу Гурьяна у меня были некоторые сомнения, но он все же был спасителем моей дочери. Все мои мысли были о том, как бы с ним не случилась какая-то беда, и, долго не размышляя, я дала Захару команду к действию:

–– Выбивай дверь!

Дождавшись, пока мы с Аней отойдем в сторону, уводя детей и освобождая пространство, он отошел на несколько шагов назад для разбега и с силой обрушился на дверь. Пол ощутимо завибрировал, однако сама дверь не шелохнулась. Крепко ушибленный дверью Захар сделал еще несколько ударов, затем отступил на самое далекое расстояние, перевел дух и снова бросился на дверь. Послышался грохот, и Захар вместе с дверью провалились внутрь квартиры, с силой ударившись о гладкий паркет. Все-таки, самый сильный человек из окружения Руслана. От такого значительного удара он не только даже не вскрикнул, но и моментально поднялся на ноги и как ни в чем не бывало отодвинул дверь в сторону, чтобы освободить нам путь.

Мы шагнули внутрь. Из открытой кухни, находящейся с левой стороны квартиры, снова послышалось то же постукивание.

Захар немедленно пошел на звук, обогнув кухонную стойку. В следующую же секунду он опустился на корточки, а когда поднялся, в его руках мы увидели еле дышащего Гурьяна. Поскольку на верхней части его тела не было одежды, чрезмерная худоба ребенка сразу бросалась в глаза, но в этот момент большего всего нас шокировала не его истощенная фигура, а множество кровавых ран, покрывавших его тело.

Не прошло и недели с нашего расставания, а из ребенка будто высосали все жизненные силы. Казалось, он вот-вот перестанет дышать. Несмотря на то, что он был полностью обессилен, его исхудалые тоненькие ручки были накрепко связаны белой веревкой. Зрелище окровавленной веревки и красных следов от нее на теле мальчика было ужасным и шокирующим.

Также было и на его ногах, да только ребенок, видимо, давно избавился от веревки, и видны были лишь ее остатки, застрявшие в окровавленной плоти.

–– Воды, – вдруг в полусознательном бреду забормотал Гурьян. Голос его прозвучал ненамного громче, чем жужжание комара.

Захар поспешно устроил ребенка на диване и освободил его от веревок. Терзаемая чувством вины, я быстро налила стакан воды и поднесла к нему.

––Гуречка, пожалуйста, не умирай, – сразу распознавшая Гурьяна Герда подошла к дивану и расплакалась. Не прошло и нескольких секунд, как ее лицо уже было полностью залито слезами.

–– Доченька, послушай меня, с ним все будет хорошо. Не плачь, детка…

Захар уже связывался с докторами, а я одной рукой приподняла голову мальчика, а другой поила его водой, и не могла обнять дочь, чтобы утешить ее.

Не в силах смотреть на это зрелище, Аня тяжело вздохнула, ухватила Герду за плечи и развернула к себе, заставив посмотреть на нее. Подняв указательный палец, она воспитательным тоном заговорила:

–– Герда, говорю тебе первый и последний раз, слушай меня внимательно. Чем громче ты будешь плакать, тем больнее будет твоему Герьяну. Если ты хочешь, чтобы он умер от боли, то можешь продолжать плакать, и чем громче, тем быстрее он умрет!

Услышав слово «умереть», Герда тут же испуганно закрыла рот, не осмеливаясь издать ни звука.

Способ был, конечно, неподобающим, однако эффективным. Я бы не стала использовать запугивание, чтобы заставить ребенка замолчать, но действия Ани оказались быстрее. Догадавшись о моих мыслях, она встала и пожала плечами:

–– Видишь, иногда способы воспитания мальчиков и девочек не отличаются.

Я невольно покачала головой. Бедный Федя, сколько же он, наверное, страху натерпелся за эти шесть лет. Хорошо, что у мальчиков нервы обычно покрепче, была бы девочка – было бы еще обидней.

Но в этой ситуации было не до шуток, и я не стала ничего отвечать.

Прошло около десяти минут до того, как Гурьян медленно открыл глаза и замученно посмотрел на меня. На это раз было не так, как при первой нашей встрече, сейчас в глазах мальчика я увидела отчаянное желание жить.

Едва придя в сознание, он с трудом высвободился из моих объятий и еле-еле боком устроился на диване, облокотившись на спинку. Переворачиваясь на бок, он задел ранки на своем теле и крепко стиснув челюсти от боли, с шумом втянул в себя воздух.

–– Гурьян, не нужно терпеть, – ласково поддержала его я.

Мальчик не ответил, и даже не осмелился посмотреть мне в глаза, устремив взгляд в пол. По его поведению я поняла, что он все еще хорошо помнит правила семьи Демидовых, и не может легко отказаться от уважения ко мне.

Я протянула руку в попытке погладить его по голове, но он весь сжался и уклонился от меня, и мне пришлось отказаться от этой затеи. Я убрала руку и отошла к соседнему дивану, позволяя ему устроиться в более удобной позе.

Своим чутким умом Гурьян разгадал мои добрые намерения, и как только я отошла, тут же улегся поудобней. Выражение боли на его лице сразу же намного уменьшилось, однако взгляд остался настороженным. Он был похож на испуганного мышонка, и, казалось, любой шорох мог взволновать его чувствительную психику.

Какими бы беззащитными не были дети из детского дома, но в присутствии посторонних они обычно могли вести себя спокойно и непринужденно. То, каким испуганным сейчас был Гурьян, было целиком нашей ответственностью.

Подумав об этом, я еще больше заволновалась о том, как бы его снова не напугать. Поэтому тихим мягким голосом обратилась к нему:

–– Гурьян, расскажи мне, пожалуйста, откуда у тебя ранки на теле?

Ребенок опустил голову и долго молчал, не осмеливаясь заговорить.

Я не смогла подавить тяжелого вздоха. Я не учла того, что он все еще ребенок, только ростом немного повыше моей Герды, а я же неосознанно обходилась с ним, как со взрослым. Он пережил так много горя, и это настоящее чудо, что он вообще не сошел с ума от страданий. Конечно, для него сейчас большое испытание – возвращаться к воспоминаниям о пережитой травме.

Раз уж даже Аня со своим нетерпеливым характером не торопила Гурьяна, я тоже не стала приставать с расспросами и дожидалась приезда медицинского персонала, чтобы они отвезли его в больницу на лечение.

Прошло какое-то время, и Герда снова подошла к мальчику. Она осторожно раскрыла его лежащую на краю дивана руку, вложила в нее заранее приготовленный чупа-чупс и сказала:

–– Гуречка, кушай леденец, тогда тебе не будет так больно. Кушай…

Гурьян по-прежнему молчал, лишь когда Герда убрала руку, украдкой искоса взглянул на нее таким же нежным взглядом, каким смотрел на нее раньше.

Вскоре снизу раздался хорошо знакомый звук сирены скорой помощи, доктора поднялись в квартиру, погрузили Гурьяна на каталку и повези вниз. Но когда мы выходили из подъезда, то наткнулись на спешно возвращавшихся домой Радушиных.

Едва увидев Гурьяна, Агата бросилась к нему, склонилась над каталкой и завыла:

–– Сынок, что с тобой? Это все я виновата, это я не уследила!

Рыдая, она, не считаясь с желанием Гурьяна, крепко сжала его головку в своих объятиях. Ее игра выглядела очень убедительной, и, если бы не наш опыт со взламыванием двери, мы бы, возможно, поверили, но сейчас меня это нисколько не тронуло.

Аня же, нисколько не переживая об их репутации, ехидно воскликнула:

–– Да-да, если ты еще сильнее надавишь, то сможешь его задушить! А мертвые ведь не могут давать показаний, это может избавить тебя от проблем!