Роман Табу на вожделение. Мечта профессора глава Глава 55

Юля

Очевидно, ее признание, щедро приправленное острым отчаянием, стало для него последней каплей. Обезоруживающей. Обескураживающей.

И разрывающей в клочья остатки его некогда хваленого самоконтроля. Сокрушенно застонав, Марат обрушился на ее губы с такой неконтролируемой свирепостью, что Юля даже немного испугалась.

Однако на все его требовательные ласки она отвечала с таким же остервенением. С таким же голодом. С такой же яростной потребностью. Одержимо. Лихорадочно. Словно вконец обезумевшая дикарка.

У нее заломило скулы от того, как широко приходилось открывать рот, чтобы как можно глубже принять в себя его язык. Весь мир вокруг перестал существовать. И время остановилось. Исчезло. Испарилось. Лишь его руки остались, грубо сминающие ее тело. Лишь его губы. И болезненные жалящие поцелуи.

«Господи, — скулила она мысленно, — я сдохну сейчас! Сдохну от того, как сильно ты мне нужен! Сдохну, если… остановишься! Целуй меня. Крепче. И делай со мной все, что пожелаешь! Ты – больше, чем жизнь! Ты – мой мир!»

Перед глазами все плыло от недостатка кислорода, но Марат не отстранялся даже на короткий миг. Не позволял ей дышать без его разрешения. Он все сильнее стискивал Юлю в своих давящих объятиях, цепляясь за нее, как за единственную спасительную соломинку в этом прогнившем мире. Как за прочнейший якорь, удерживающий его от чего-то жуткого и непоправимого. Каримов пожирал ее губы, безжалостно сминая их своим порочным ртом.

А в какой-то момент и вовсе подхватил Юлю на руки и усадил на капот своего автомобиля, торопливо вклиниваясь между ее бедер. Табун мурашек пронесся по ее коже от соприкосновения пятой точки с холодной поверхностью. Но несмотря на это, Поповой было жарко. Она плавилась в его руках. Сгорала заживо. Ей хотелось немедленно скинуть с себя всю одежду. А особенно пальто. Впрочем, этим уже занялся Марат, раздраженно воюя с поясом на ее талии. И неизвестно, чем закончилось бы это безумие, это… тотальное помешательство друг на друге, если бы не… соседский пес. Заметив чужака, Тишка, как обычно, сорвался с цепи и, остановившись в нескольких метрах от незнакомого мужчины, зашелся почти в истерическом заливистом лае, демонстрируя всем, кто тут хозяин. Его «сирена» подействовала на них отрезвляюще. Тяжело дыша, Каримов отстранился.

А Юля тут же соскользнула на землю.

Покосившись в сторону домов, Марат за секунду изменился в лице.

Как только пелена страсти спала, жестокая реальность вновь поглотила все его мысли и эмоции. Его руки снова сжались в кулаки. А на висках и шее чудовищно взбугрились вены. От подобного зрелища Юле стало дурно.

— Не надо! — прошептала еле слышно. — Не думай ни о чем, кроме меня!

Мужчина удостоил ее лихорадочным, неестественно сверкающим взглядом.

— В иной ситуации именно так и было бы! — ироничный ответ. — Но…

Он резко замолчал, напряженно играя желваками.

А спустя секунду продолжил:

— Сейчас мне и правда лучше уехать, — глухо, сипло. — От греха подальше.

Юля отрицательно покачала головой, всем своим видом демонстрируя готовность броситься под колеса его автомобиля, если придется.

— Пташечка, — ласково, почти нежно, — я едва контролирую себя! Едва!

— Я… вижу, — она шумно сглотнула. — И поэтому ни при каких обстоятельствах не пущу тебя за руль! Пожалуйста, смирись с этим. Тебе нужно остыть. И успокоиться. Хоть немного. Хоть самую малость. Хоть…

— Как? — в его голосе звенела сталь. — Как я должен это сделать, если буквально в нескольких метрах от меня…

Поражаясь собственной смелости, Юля схватила мужчину за ворот рубашки и прижалась губами к его губам, вынуждая умолкнуть. Но именно в тот момент она и осознала, что кроме этой самой рубашки, брюк и обуви на ее профессоре больше ничего нет. Что он уже продолжительное время находится на холоде без верхней одежды, но… будто и не замечает этого.

— Где твое пальто? — мягко выдохнула Попова, отстраняясь. — Дома?

Каримов нахмурил брови и задумался. Точно сосредоточиться пытался.

Или вспомнить. Лишь через некоторое время он утвердительно кивнул.

А Юля осознала с предельной четкостью, что Марат скорее превратится в обледеневшую от холода статую, чем вернется в ее дом.

По крайней мере сейчас. Ведь это означало одно – вновь пройти по дорожке… в жалких метрах от… убийцы собственного брата.

Да, не идеального. Да, временами эгоистичного.

И даже в какой-то степени… не менее виновного в случившемся.

Но… родного, горячо любимого человека. Человека, который даже при самом худшем раскладе не заслужил подобной участи. И жестокости.

Девушка содрогнулась, представив, каково сейчас Марату. Каково осознавать, что он потерял брата просто так. Из-за чьей-то… ревности.

На фоне общей катастрофы эта самая «уважительная причина» казалась такой мелочью. И глупостью. Юля неосознанно прижала ладонь к груди.

Туда, где за ребрами так сильно ныло и щемило сердце от сочувствия.

Горло будто невидимой рукой стиснули, мешая ей полноценно дышать. Мешая здраво мыслить. И все же, собравшись с духом, Попова проскрипела:

— Прошу, постой здесь пару минут! Вот… прямо здесь. Я скоро вернусь!

Каримов впился в нее недоуменным взглядом.

— Решила поехать со мной? — уточнил немного удивленно.

Юля робко улыбнулась, покачав головой:

— Есть идея получше! Только… не уезжай. Не бросай меня. Дождись.

Марат ничего не ответил. Он просто стоял и бурил ее своими бездонными черными дырами, не мигая. Порождая необъяснимый трепет в душе. И в теле. Спохватившись, она побежала домой настолько быстро, насколько позволяли ей ее неудобные тапочки. Едва Юля влетела внутрь, подобно маленькому урагану, мама тут же оказалась рядом.

— Дочка, — прозвучало взволнованно, — что случилось? Что у вас там случилось?

Она лишь отмахнулась, торопливо переобуваясь в потрепанные жизнью осенние ботинки на плоской подошве:

— Потом, мам! Все потом!

— Юля!

— Прости, что праздник тебе испортили! Но… так уж вышло…

— Сейчас-то ты куда?

— Марату успокоиться нужно. Мы прогуляемся немного.

— Ой, господи…

— Не волнуйся! — сняв с вешалки его пальто, Юля расцеловала свою перепуганную мать в обе щеки. — Все будет хорошо! Люблю тебя!

— Милая…

— Затопи баню, пожалуйста! — крикнула она, уже выбегая на улицу. — Вернемся замерзшие. Сильно!

***

Не говоря более ни слова, девушка со всех ног ринулась обратно.

Однако Марата на условленном месте не обнаружила. И ужас тотчас же ледяной волной прошелся по ее напряженным мышцам. Она не знала, что думать. И где его искать. Лишь спустя пару ударов внезапно ошалевшего пульса Юля наконец заметила своего мужчину. Каримов сидел в салоне автомобиля и жадно курил, не удосужившись даже прикрыть дверь.

Та была распахнута настежь. Тем не менее…

«Не уехал! — пульсировало в сознании. — Мог ведь, но не уехал!»

Облегченно вздохнув, Попова зашагала прямиком к Марату. И с удивлением обнаружила, что тот приговаривает вторую сигарету подряд. Окурок от первой сиротливо валялся на земле. Стараясь не выказать беспокойства, пожирающего ее изнутри, Юля протянула ему пальто. Он вышел из машины. Молча оделся. Затянулся до одури и… носком обуви затушил сигарету. Все так же не проронив ни звука, она доверчиво вложила свою ладонь в его руку.

— Идем? — потянула за собой.

Каримов властно сжал ее пальцы.

— Куда? — уточнил абсолютно ровным тоном.

— А это неважно! — Юля гордо расправила плечи. — Просто… идем!

Марат вымученно улыбнулся. Лишь уголками рта, но и это в данной ситуации было сродни подвигу. Затем закрыл машину, включил сигнализацию и с готовностью последовал за ней, не задавая более вопросов.

Первые минут двадцать они шли по деревне в тишине, думая каждый о своем. Затем Попова начала вставлять редкие фразочки, проходя мимо того или иного здания, дома, магазина. А спустя еще несколько минут разговорилась окончательно. Марат просто слушал ее, никак не комментировал. Но Юля знакомила его со своими родными местами весьма подробно и ответственно, проводя своеобразную экскурсию. Их поселок был достаточно большим, старым и самобытным. За годы жизни в нем у нее накопилось достаточно забавных историй, связанных с тем или иным местом.

И Каримов стойко выслушивал каждую из них. Однако, когда Юля кивнула на колонку, признавшись, что однажды зимой прилипла к ней языком, он резко остановился, заключил ее в свои крепкие объятия и заговорил. Заговорил впервые с того момента, как они отправились на прогулку.

— Ты додумалась… зимой… на морозе… лизать… металл?

Попова смущенно кивнула, подтверждая его слова коротким:

— Угу!

Так громко он не смеялся еще никогда. Никогда на ее памяти.

А потом вдруг снова сделался серьезным до жути.

— У тебя есть здесь особое место? Любимое?

— Конечно!

— Покажи мне его.

Юля восприняла просьбу своего профессора с особым энтузиазмом.

И уже спустя десять-пятнадцать минут они стояли на берегу спокойной деревенской речушки, наслаждаясь невероятно вкусным свежим воздухом и красотами природы. Река протекала за пределами деревни. Местные жители в летний период частенько устраивали здесь пикники. Но с приходом осени никто сюда не наведывался. Наслаждаясь покоем и странным умиротворением, Юля присела на одну из самодельных скамеек, коих насчитывалось вдоль берега не менее трех. Ноги гудели от длительной ходьбы. Да и замерзла она уже прилично. А около воды было еще холоднее.

Заметив это, Каримов присел рядом и принялся активно растирать ее икры и бедра, обтянутые лишь тонким капроном чулок.

— Что я говорил тебе по поводу одежды? — рыкнул недовольно.

— Столько всего случилось… я не успела переодеться.

— Нужно возвращаться. Не хватало еще застудиться.

— А может, просто…

— Что?

— Костер разведем? Сразу согреемся. И побудем тут еще немного!

Марат не смог ей отказать. Они вместе начали искать сухие ветки и траву, пригодную для розжига. Когда все было готово, он доверил Юле самую главную миссию – чиркнуть его зажигалкой. Естественно, девушка справилась с заданием на ура. После оба уселись на скамейку, молча наблюдая за языками пламени, пожирающими древесину.

Вскоре, явно решив капитально расслабиться, Каримов и вовсе разлегся на лавочке, пристроив голову у Юли на коленях. Она улыбнулась, ощутив, как нутро наполняется небывалой нежностью, и с готовностью стала хаотично гладить своего мужчину по лбу, по колючим щекам, по волосам.

— Как ты? — осторожно поинтересовалась спустя некоторое время.

Казалось, он ей не ответит. Однако… шумно выдохнув, Марат пробубнил:

— Нормально.

— Я понимаю…

— Нет. Не понимаешь. И слава богу.

— Мне жаль твоего брата. Искренне жаль.

Профессор сжал губы в тонкую линию, не мигая уставившись на костер.

— Тимур… В том, что произошло… есть и его вина. Ярость слепит меня. Душит. И все же я в состоянии понять это. А значит, приму со временем. Смирюсь. Успокоюсь. Но ты пообещаешь мне кое-что. И прямо сейчас!

— Все что угодно, Марат!

— Артем, — прозвучало глухо. — Юля, он никогда, ни при каких обстоятельствах не должен узнать правду! И мои родители тоже. Они этого не переживут. Дай мне слово, что будешь держать язык за зубами!

Она склонилась ниже и запечатлела на его губах быстрый поцелуй:

— Клянусь!

Только вот отстраниться не успела – мужчина бесцеремонно схватил ее за шею, за волосы и рывком потянул на себя, требуя продолжения. Они целовались, как сумасшедшие. Жадно и остервенело. Сталкиваясь лбами, носами, зубами. Юля потерялась во времени, полностью утратила связь с реальностью. И даже не уловила тот момент, когда именно оказалась верхом на своем профессоре. Когда оседлала его, как породистого жеребца, и с готовностью насадилась на его член. Марат таранил ее так мощно и жестко, что девушка была не в состоянии сдержать криков. Страстных. Порочных. Они громким эхом разносились над водной гладью, пока ее мужчина самозабвенно трахал ее. Задыхаясь от наслаждения, скуля и завывая не своим голосом, Попова подмахивала ему, позволяя погружаться в нее быстро. Резко. И на всю длину. Каримов стискивал ее бедра, не контролируя силу, и наверняка оставляя отметины от своих пальцев на ее бледной коже.

Но Юле было плевать. На все. Ибо весь мир сейчас резко уменьшился до одного-единственного человека. То ли от переизбытка эмоций, то ли от конкретного передоза невероятно острых ощущений ее затрясло.

Из глаз брызнули предательские слезы. А внутри, там, куда проникал сейчас Марат своим немалым достоинством, будто бомба взорвалась. Оргазм был крышесносным. И одновременным. Ведь почти в ту же секунду Юля почувствовала, как глубоко в ней пульсирует и выстреливает его член.

Как безбожно горячая струя его семени обжигает стенки ее влагалища. Впервые. Он кончил в нее впервые.

***

Данный факт должен был пугать. Ужасать до дрожи в коленях. До белой ряби в глазах. Однако, вопреки здравому смыслу, ощущая глубоко внутри себя его сперму, Юля буквально кайфовала и готова была пищать от восторга, испытывая странную эйфорию. Необъяснимую. Примитивнейшую.

Даже первобытную. Это все казалось… таким правильным. Невозможно правильным. Буквально сражаясь за дыхание, она уточнила осипшим от недавних криков голосом:

— Зачем ты это сделал?

Мужчина не торопился с ответом. Он внимательно следил за ее реакцией, вглядываясь в ее лицо поплывшим от похоти и посоловевшим взглядом.

— Захотелось! — услышала она в какой-то миг.

Глупо хихикнув, соблазнительно прикусила губу.

— А чего еще тебе захоте…

Закончить фразу не смогла. Не успела. Внезапно вспомнила, чем чревата подобная беспечность. В ту же секунду ее прошиб холодный пот. Сердце ухнуло в груди. А запоздалое раскаяние породило лютую панику в душе.

— Но… как же? — бессвязный лепет. — Марат! Ой, мамочки! Марат, а что теперь… а вдруг я... Марат, что ты на…

— Ш-ш ш! — прижав указательный палец к ее губам, Каримов призвал Юлю к молчанию. И к смирению. — Тише, пташечка! Расслабься!

— Но…

— Не нужно бояться! — он больно стиснул пальцами ее бедра. — Выдохни. Вероятность забеременеть с первого раза ничтожно мала.

Она недоверчиво покосилась на мужчину:

— Что, правда?

— Риск безусловно есть. Мизерный. Но, Юля?

— М-м-м?

— Ощущения, которые испытывает мужчина в этот момент… они стоят этого риска! Тем более если он отдает отчет своим действиям и на все сто готов к последствиям!

— Они… какие-то особенные? — тихо пискнула Попова, всеми силами стараясь не акцентироваться на его последней фразе. — Эти ощущения?

— Нет! — усмехнулся Марат. — Ты не в состоянии представить, что я чувствую, когда накачиваю тебя – девочку, которой просто брежу… своей спермой! Когда заливаю тебя изнутри под завязку и вижу, что ты дуреешь от этого ничуть не меньше! Или будешь отрицать, что тебе понравилось, пташечка?

Покраснев от смущения до кончиков волос, Юля шумно сглотнула и отрицательно покачала головой. Увлажнив губы, вкрадчиво предложила:

— Не буду! Но… раз уж мы сегодня все равно рискуем, то… быть может…

— Смелее, милая! Договаривай!

— Быть может, накачаешь меня ей… еще разок?

Глаза мужчины заискрились безумием. Самым настоящим дьявольским огнем. Он ничего не ответил. Лишь судорожно выплюнул воздух из своих легких. А после… едва уловимым движением схватил Юлю за шею и потянул на себя, вынуждая ее вплотную приблизиться к его лицу.

В следующий миг ее губы обожгло требовательным собственническим поцелуем. И все мысли одним махом вышибло из головы.

Мир вокруг снова исчез для них двоих.

Потом, когда все закончилось, они еще некоторое время провели на лавочке у реки, пытаясь отдышаться, остыть. Наслаждаясь видами и ожидая, когда полностью прогорит костер. Как только это произошло, оба, не сговариваясь, направились по обратному маршруту. В сторону деревни. Домой.

Тем более уже вечерело, и над поселком стремительно сгущались плотные осенние сумерки. Мама встретила их без лишних расспросов.

Хвала небесам, лезть в душу не стала. Проявляя чудеса такта, она усадила их за стол, накормила праздничными блюдами и напоила горячим ароматным чаем. Костя тоже присоединился к ним и болтал без умолку, но старался поддерживать беседы на максимально нейтральные темы. После этого, удостоверившись, что баня уже прилично раскочегарена, Юля вооружилась всеми необходимыми принадлежностями, взяла два больших махровых полотенца и повела Марата в их обитель тепла и чистоты. Хорошенько прогреться после длительного пребывания на холоде было не лишним.

И да… баню они с удовольствием использовали по ее прямому назначению.

Парились с таким усердием, что уши в трубочку сворачивались.

Но это не помешало им насладиться взаимными ласками еще разок.

Распластавшись на полу в предбаннике (а именно там на них обрушилась очередная лавина страсти) они самозабвенно и необузданно ублажали друг друга руками, языком, ртом. На большее у них элементарно не хватило сил.

Однако удовольствие от этого ни капли не притупилось.

Напротив. Оно ощущалось еще острее. Еще запретнее и сладостнее.

В общей сложности они провели в бане около полутора часов.

Но закончив водные процедуры и вернувшись в дом, оба почувствовали просто вселенскую усталость. И моральную, и физическую.

А потому было принято единогласное незамедлительное решение: завалиться спать. Тем более за окном уже окончательно стемнело. Юля постелила им с Маратом в своей спальне. На одном из двух диванов. Но так как комната у них с Костей всегда была общей, пришлось выгнать брата в зал.

Правда, уснуть сразу не получилось. Нежась в крепких объятиях Каримова, девушка невольно прокручивала в памяти все события сегодняшнего дня.

Хорошие. Плохие. Очень плохие. И внезапно вспомнила кое-что.

Тревожное. И пугающее до чертиков.

— Марат?

— М-м-м? — сонно.

— Что будем делать?

— О чем ты?

— Я про институт. Теперь про нас все знают.

— И что с того?

— Как что? — охнула изумленно. — Я отныне – местная знаменитость! Начнут обо мне на каждом углу шушукаться. А ты… и у тебя тоже наверняка из-за меня будут серьезные проблемы!

Его горячее дыхание коснулось ее уха.

— Спи, — коротко.

— Но…

— Спи и ни о чем не думай.

— Я не могу! — яростный протест.

— Да твою ж мать, Юля! — недовольно проворчал ее профессор. — Прекрати накручивать себя! Я ведь говорил уже: любой, кто косо на тебя посмотрит… будет иметь дело со мной! Не заставляй меня повторяться!

Она лишь шумно фыркнула в ответ:

— Всем рот не заткнешь!

— Да ну? — иронично. — Сомневаешься в моих возможностях, пташечка?

— Марат, — измученный вздох, — при чем здесь твои возможности? Ты спишь со своей студенткой! Тебя могут уволить, если слухи об этом дойдут до…

— До кого? До декана? Она давно в курсе ситуации! До ректора? Так у него у самого рыльце в пушку! Я уволюсь лишь в одном случае – если сам захочу. А до этого момента никто меня не тронет. Я – основной дисциплинирующий и мотивирующий фактор нашего учебного заведения. В отличие от тебя, они это понимают. Что до моей личной жизни… их она не касается. Отношения преподавателей со студентами не поощряются, конечно. Но они и не запрещены. Мы – взрослые совершеннолетние люди и вполне способны сами принимать решения. И мы с тобой приняли его! Не так ли?

— Угу.

— Еще момент, — Каримов выждал паузу, — у нас с твоей матерью состоялся сегодня достаточно серьезный и весьма откровенный разговор.

Он крепче сжал ее в кольце своих рук.

Мазнул губами по виску и тихо продолжил:

— Я сказал ей, что забираю тебя. Насовсем. Что больше ни одной ночи не намерен проводить без тебя, сопящей на соседней подушке. Или у меня под боком. Или тупо подо мной. Что ты – часть моей жизни и находишься в зоне моей ответственности. Твои проблемы теперь – не ее забота. Что ты – моя! И переезжаешь ко мне! Без отговорок. И без промедления. Это ясно?

Будучи не в состоянии возразить хоть что-то, Юля заторможенно кивнула.

От его слов в глазах нещадно жгло. Щипало. А сердце взволнованно трепыхалось в груди. Даже дышать – и то было чертовски тяжело.

Тем не менее, стараясь не выказать своего смятения, она глупо хихикнула:

— Выходит, не зря Костик сумку с моими пожитками собирал!

— М-м-м? — недоуменно и очень сонно.

— Он решил выгнать меня из дома, чтобы я приняла твое предложение.

— Твой брат – отличный паренек! — Каримов зевнул. — Вырастет достойным мужиком. А за сумку его… надо бы… поощрить. Креативно.

Юля грустно улыбнулась, вглядываясь в темноту. Притихла и задумалась, прислушиваясь к ровному дыханию своего мужчины и к размеренному стуку его сердца. В голове было столько мыслей, столько воспоминаний, связанных с ним. Сейчас многие вещи воспринимались совсем иначе. Под другим углом. От того и на глазах выступили слезы. Он столько раз помогал ей. Бескорыстно. Безвозмездно. Столько раз спасал. Попова проморгалась, запрещая себе плакать. И все же, игнорируя комок в горле, тихо позвала его:

— Марат?

Он откликнулся не сразу. Очевидно, уже засыпал.

— М-м-м? — промычал невнятно спустя несколько секунд.

— Спасибо!

— За что?

— За все! Никто никогда не делал для меня столько, сколько делаешь ты!

Вздохнув, Марат закинул на нее свою ногу, пленяя девушку окончательно.

— Никто никогда не любил тебя так, как я! — буркнул он, проваливаясь в сон.

А из глаз Юли все же хлынула соленая влага. То были слезы облегчения. Слезы радости. И эйфории. Сладкие… невозможно сладкие слезы.

— Знаешь, что я сделаю в первую очередь, когда мы вернемся в город? — прошептала нежно, прекрасно понимая, что он ее уже не слышит. — Я станцую для тебя, мой грозный профессор! Мой… любимый Серп!