Роман Табу на вожделение. Мечта профессора глава Глава 24

Юля

Почувствовав себя так, будто случайно уперлась лбом в розетку, Юля завибрировала от напряжения всем своим телом. И прошептала изумленно:

— Еще? Раз? — с мольбой и абсолютным неверием уставилась прямо в посоловевшие от похоти глаза Каримова. — Что значит «еще раз»?

— Ты и сама прекрасно знаешь ответ на свой вопрос! — уклончиво пророкотал мужчина, сомкнув свои безбожно горячие ладони на ее талии. — Не так ли?

— Нет, не знаю! — воспротивилась, цепляясь за последние крохи здравомыслия. — И знать не желаю! Зачем вы меня пугаете, Марат Евгеньевич? Я же извинилась! Мне не нужны проблемы! Я просто хочу…

— Вот и я хочу! — искаженным от страсти голосом прервал ее профессор, в который раз за сегодняшний день запуская ладони под блузку Поповой. — Очень сильно хочу… сравнять счет!

Юля практически выплюнула воздух из своих легких, рискуя поперхнуться им. Кожа под его пальцами огнем горела, трепетала, покрывалась мурашками. Машинально схватив Серпа за мощные запястья, девушка попыталась… не то оттолкнуть мужчину, не то… притянуть ближе и…

«Это не я! Не я хочу поцеловать его! Не я. Это кто-то другой. Во мне!»

— Счет? — повторила она растерянно, резко мотнув головой, дабы избавиться от этого проклятого (лишающего воли) наваждения. — Какой еще счет?

Каримов вновь склонился к ее виску:

— Ну, что же ты, пташечка? — он прильнул к ней еще плотнее, и Попова забыла, как дышать. В живот ей упиралась его твердая набухшая плоть. Столь горячая, что даже сквозь слои одежды можно было ошпариться. —Совсем запамятовала, что кое-кто из нас… до сих пор не кончил? Непорядок! Нужно срочно восстановить вселенскую справедливость!

Ее щеки вспыхнули. А в голове звучала одна-единственная мысль:

«Господи… я сейчас умру со стыда! Зачем он напоминает мне об этом?»

Девушка нервно сглотнула. Собрав в кулак последние крупицы самообладания, она попятилась назад, скидывая с себя его руки.

— У… уходите! Пожалуйста!

Попытка не удалась. В ту же секунду Серп притянул Юлю обратно и стиснул в стальных объятиях гораздо крепче. Еще миг, и тихий мучительный стон эхом отразился от стен комнаты. Его стон. Словно обезумев, мужчина склонился ниже и припал своим жадным ртом к ее беззащитному горлу.

Попова изумленно пискнула, замерев на месте оловянным солдатиком.

Ее ресницы затрепетали. Зрачки на миг ушли под веки. Дыхание сбилось.

«Мамочки… ой, мамочки…»

Осознав, что лишается воли, что сходит с ума и что вот-вот сама накинется на него с поцелуями, Юля предприняла очередную попытку освободиться.

Впрочем, полноценной попыткой это сложно назвать. Изловчившись, она торопливо развернулась спиной к своему преподавателю, искренне надеясь, что так сможет удержаться от опрометчивых поступков. Но… вскоре выяснялось – она сделала еще хуже, ведь Каримов сразу прижался своей каменной эрекцией к ее ягодицам. Теперь, удерживая одной рукой под грудью, мужчина с упоением кусал, посасывал и зацеловывал ее шею.

И от этого, казалось бы, безобидного действа, Юля млела. Таяла. Плавилась.

— Лгунья! — сиплое урчание у самого уха. — Моя чертова лгунья!

— Чт-что?

— Говоришь, боишься меня? — провел языком по пульсирующей венке на шее, вынуждая ее вздрогнуть в кольце его рук и сдавленно прохрипеть в ответ:

— Ну да! Очень!

— Ну нет! — довольная ухмылка. — Не подставляют спину тому, кого боятся!

— Вы сумасшедший? Отпустите!

— Ты можешь остановить меня в любой момент!

— Это как же? Я – слабая девушка! А вы – бугай!

— Слабой девушке достаточно просто… хорошенько закричать. Позвать на помощь. Дверь не заперта. Сюда сразу же вломятся твои соседки и комендант общежития…

— И подумают о нас черт знает что!

— Почему черт знает что? Они подумают… правду!

— Вот спасибо! Мне только новых сплетен и не хватало!

— Значит, не нравится идея?

Глядя строго перед собой, Юля утвердительно кивнула.

— В таком случае у нас с тобой остается два пути, — сквозь морок сознания до нее донесся его низкий рокочущий голос. — Добровольный и… добровольно-принудительный! Что для тебя предпочтительнее, милая?

— Не могли бы вы выражаться чуточку яснее?

— Я хочу кончить! — вкрадчивый шепот. — Хочу кончить с тобой! И либо ты сейчас ведешь себя тихо, получая в качестве награды очень яркий оргазм – а его я тебе гарантирую, ведь опасность придает остроты ощущениям…

— Нет! — испуганно. — Нет!

— …либо, — продолжил Каримов, — а впрочем, плевать! Пусть слышат!

— Отстаньте от меня!

— Не сегодня, солнышко!

***

— Я не хочу! Все, что произошло в машине – ошибка! Ошибка!

— Как скажешь, Попова! Как скажешь!

— И этого больше не повторится! Не повторится же?

— Конечно, нет!

— Вот и хоро… Марат Евге… что вы… ай!

Она инстинктивно стиснула бедра, когда Каримов без предупреждения запихнул свободную руку в ее джинсы. И Юле стало нечем дышать. Сердце тарахтело в груди так громко, что взбесившийся пульс гудел даже в висках.

Надрывно дыша, Серп ласкал ее очень нежно. Почти невесомо скользил пальцами по влажной плоти, параллельно целуя шею, горло, ключицу.

Предавая себя, Попова отчаянно кусала собственные губы, сдерживая свои грешные стоны. Марат был прав: удовольствие становилось нестерпимым.

Ее мозг плавился. Юля соображала очень и очень туго. Потому и не придала должного внимания постороннему звуку. Звуку расстегивающейся ширинки.

Зря. Ее мир раскололся надвое сразу после этого события.

Все еще обнимая со спины и продолжая страстно натирать ее клитор, доводя тем самым до дикого неконтролируемого исступления, Каримов вложил свой член в ладонь девушки. Осознав, что именно сжимает в руке – тяжелое, твердое и до ужаса горячее – Юля изумленно охнула. Страх опутал сознание.

«Твою мать! Твою мать! Он же мне всучил свой… я ему… Боже!»

Однако вскоре все мысли махом вышибло из головы.

Остался лишь его голос и плотский пожар, разрастающийся у нее между ног.

— Помоги мне кончить, девочка! — самозабвенно шептал он, прихватывая зубами мочку ее уха и толкаясь в ее кулак. — Я старался справляться сам – не выходит. Я очень долго терпел! Больше не могу…

— Марат…

— Не отвлекайся! У нас мало времени!

— А как…

— Нас могут прервать в любой момент!

— Я не знаю…

— Да твою мать, Юля! Просто дро…чи… о, черт! Именно так, пташечка! Именно так! Но чуть быстрее. И сожми его сильнее. М-м-м! Умница!

Действуя импульсивно, руководствуясь лишь голыми инстинктами, Попова покорно выполняла все его требования. А сама в это время сходила с ума.

«О, да! О, да! Как приятно! Дьявол, как же приятно он мне делает… как же горит там все! Я… сейчас я… похоже, я ума лишилась! Но… я так хочу еще разок почувствовать то, что испытала с ним в машине! Всего разок!»

И она почувствовала. Причем коротнуло ее в разы мощнее.

А виной всему был зомбирующий шепот Каримова:

— Кончай, девочка! Хочу, чтобы ты кончила! Я не остановлюсь, пока тебя не скрутит от кайфа! Не остановлюсь, даже если сюда кто-то войдет!

«Что? Нет! Боже, этот человек… безумен!»

Но ее собственное тело считало иначе. Оно буквально пело от восторга.

— А-а-а! — она торопливо заткнула себе рот, опасаясь завопить что есть мочи.

Внутри нее словно бомба взорвалась. В глазах потемнело. Конечности онемели. А промежность зашлась ошеломляюще приятными спазмами.

Придерживая Юлю под грудью, Марат принялся усиленно толкаться в ее кулак, хрипя бессвязно, точно одержимый:

— Сучка! До чего же ты сладкая сучка! Совсем рехнулся из-за тебя! Бл*дь…

Вздрогнув всем телом и стиснув девушку так, что затрещали ее бедные кости, Каримов ошпарил ее руку струей своего горячего вязкого семени.

И наступила тишина. Вцепившись в Попову, он молчал несколько долгих секунд, пока восстанавливал сбившееся дыхание. Затем медленно отстранился. Привел себя в порядок – снова вжикнула молния на его ширинке. А Юля все это время, страшась посмотреть ему в глаза, с первобытным ужасом взирала на свою ладонь.

Дрожащую. Покрасневшую. И… щедро залитую спермой.

Внутри нее все заледенело. Покрылось коркой льда.

«Как? Как я такое допустила?»

— Посмотри на меня! — встревоженный оклик.

Она не смогла. Не хватило мужества.

— Все нормально? — снова Серп. — Ты слишком бледная!

Судорожно втянув в себя воздух полной грудью, настойчиво игнорируя образовавшийся в горле ком, Попова прокаркала пересохшим горлом:

— Фу! Меня… кажется, меня сейчас вырвет!

И вновь тишина. Но такая, что громче любого крика.

Тяжелый вздох. И наконец:

— У тебя салфетки имеются?

Юля заторможенно кивнула.

— Да. В сумке.

Хрустнув позвонками затекшей шеи, Каримов направился прямиком к ее кровати. Извлек из женской сумочки упаковку влажных салфеток и вернулся обратно. Раздраженно схватив за локоть, он принялся молча очищать руку девушки от следов своего семени. Было видно, что мужчина едва сдерживается от гнева. От ярости, клокочущей в его крови. Напоследок Марат очистил и свои руки салфетками. Отправив использованный материал в мусорное ведро, он заговорил. Холодно. Отчужденно. С явной издевкой.

— Нет, мне все же интересно! А хлюпику своему ты так же говорила?

Обхватив себя руками, Попова зябко поежилась от его колючего взгляда.

— Какому еще…

— Бывшему! — гневный рык. — Мелкому ушлепку, с которым встречалась почти три года! Ты говорила ему так же, или он не был тебе противен? Куда он кончал? На тебя? В тебя? Или в стерильную салфеточку?

— ЧТО?

— Знаешь, при таком раскладе совсем неудивительно, что он ушел к другой!

Это было сродни удару. Сродни безжалостной пощечине. Не веря своим ушам, Юля ошарашенно уставилась на профессора и часто-часто заморгала, чувствуя, как на глазах выступают слезы. Ей было тяжело дышать – грудную клетку точно каменным булыжником накрыло. Сотрясаясь от гнева, она процедила лишь одно слово:

— Убирайтесь!

***

Каримов не сдвинулся с места. И вообще, весь его внешний вид говорил о том, что он в шаге от безумия. Что в любой момент сорвется и набросится на нее. Свернет шею или раздавит в своих объятиях. Но Юле было плевать.

Собственная обида, праведный гнев и шок навалились на ее плечи тяжким бременем. Сорвавшись с места, она пронеслась мимо него озлобленной фурией и, распахнув настежь входную дверь, завопила еще громче:

— Я сказала – убирайтесь!

Взгляд темно-карих глаз сделался острее битого стекла.

— Осторожнее, Попова! — предостерегающе. — Мое терпение не безгранично!

— Вон из моей комнаты! И… из моей жизни!

— Последнюю фразу повтори! — прозвучало раздраженно.

— Легко! — на эмоциях повысила голос. — Скатертью дорога! Катитесь!

Тяжело дыша и дрожа всем телом, Юля в очередной раз указала ему на дверь. И на сей раз ее гневная тирада возымела свое действие.

Надменно прищурившись, Серп зловеще оскалился:

— Сама придешь! И очень-очень скоро!

Он вылетел в коридор, едва не сорвав дверь с петель.

Злой как черт. Красивый как бог. Опасный как губительная радиация.

В ту же секунду на пороге нарисовались перепуганные Тоня, Эля и Нефедова. Последняя, уперев руки в бока, требовательно гаркнула:

— Что произошло? Что сейчас произошло?

Юля сама не знала, откуда силы взялись.

Но она смогла спокойно отрапортовать коменде:

— Все в порядке, Мария Егоровна!

— И это, по-твоему, в порядке? Ты хоть понимаешь, с кем так разговариваешь? Чем ты его так разозлила? Ой, святые угодники! Что же теперь будет?

— Все будет хорошо, — устало выдохнула Попова, — он сам виноват и очень скоро осознает это!

«Ведь… осознает же? Иначе мне… конец!»

Нефедова осуждающе поцокала языком:

— Ну, раз уж ты у нас такая смелая, что готова в одиночку против Каримова пойти, значит, сама с ним и договаривайся! А я рисковать своим рабочим местом и подставляться ради тебя… не буду!

— О чем вы, Мария Егоровна? — осторожно поинтересовалась Тоня.

В ответ прилетело возмущенное:

— Все! Прищучили нас за дисциплину! Вернее, за ее полное отсутствие. Я же как лучше хотела, всем помогала и навстречу шла, если уважительная причина имелась. А теперь никак! Работаем с сегодняшнего дня строго по уставу. Общежитие закрывается ровно в двадцать три часа. Кто не успеет вернуться к этому времени, будет сидеть в фойе до восьми утра. Вот так-то!

Эльвира и Тоня сокрушенно застонали.

А Юля… Юля просто схватилась за голову:

— Но как же, Мария Егоровна? Я же работаю! Мне… я… Боже!

— Значит, найдешь себе другую работу! — осталась непреклонна Нефедова. — Вы молодые, вас везде возьмут. А вот мне, даме предпенсионного возраста, лучше за свою должность попридержаться!

— Пожалуйста! Я умоляю вас! Мне нужна эта работа! Именно эта!

— Ничего не знаю и знать не хочу!

Не прощаясь, коменда вышла из их комнаты и прикрыла за собой дверь.

Попова в тот же миг рухнула на пол – ноги ее уже не держали.

— Эй, ты чего? — ласково гладила по голове Тоня. — Успокойся!

Но девушка не могла успокоиться. Не могла.

Все наложилось одно на другое и нашло выход в глобальной истерике.

Слезы градом стекали по ее щекам. А в груди жгло будто каленым железом.

— Что мне делать? — скулила Юля, раскачиваясь в извечной позе горя. — Что?

Эльвира наполнила бокалы вином. Расположившись с ними на полу, протянула напиток обеим соседкам и заговорщицки подмигнула:

— Не плачь раньше времени, дорогуша! Мы поможем тебе!

— Это как же? — шмыгнула забитым носом Попова.

— На первом этаже есть одна комната, которая не попадает в объективы камер наблюдения. Только она. Одна-единственная. Торцевая. Парни случайно узнали об этом у одного из вахтеров и…

— Что «и»?

— Спилили решетку на окне! Она стоит там чисто для маскировки!

Юля уставилась на соседок зареванными глазами, все еще не понимая, к чему они клонят. Тоня задорно хихикнула, делая крупный глоток из своего бокала:

— Это наша тайная «дорога жизни». Если договоришься, парни будут впускать тебя через свое окно в любое время дня и ночи. Но не бесплатно, конечно. Придется им проставиться.

Попова стыдливо растерла слезы по своим щекам, осушая кожу.

— Правда?

— Стали бы мы тебе врать? — обиженно. — Работай себе сколько влезет!

«Господи, — возвела очи к небу, — спасибо!»

Облегченно вздохнув, девушка сделала крупный глоток из своего бокала.