Роман Табу на любовь глава Глава 42

— Зря Суми не взяли, — словно сквозь туман донесся до меня голос бабушки.

Вопреки ожиданиям, старушка заняла место справа от меня. А Прохор — слева. Выходило так, что эти двое окружили меня и не позволили моей «любящей» мачехе, моей сестре и ее подругам вонзить очередную иглу в мою душу.

— Я бы познакомился с псом, — протянул Прохор, перехватив мою заледеневшую ладонь и устраивая ее на сгибе своего локтя.

Со стороны мы смотрелись парой, наверное. Кто-то из фотографов даже сделал несколько снимков, дождавшись разрешения Прохора.

— Завтра пресса будет ломать голову, что это за красавица рядом с самим Тимом Реми! — хохотнул Прохор, но его шутки меня ни капли не успокоили.

Я не смогла отвлечься от тревожных мыслей, даже когда кто-то из представителей прессы принялся задавать вопросы Прохору:

— Кто твоя спутница, Тим? Вы приглашены поздравить счастливых молодоженов? Как вам наша изменчивая погода? Признайтесь, наши девушки красивее француженок?

Вопросы сыпались, но Прохор лишь многозначительно молчал и смотрел на меня с высоты своего роста с обворожительной полуулыбкой на красивых губах. И почему я раньше не заметила сходства двух мужчин?

Наверное, потому что они разные, как день и ночь!

— Наши девушки, несомненно, лучше всех красоток мира! — проговорил Прохор, обнимая меня показательно крепко, чтобы не возникло сомнений, кого именно имел ввиду молодой человек.

Я скоромно улыбнулась. Старалась не реагировать на суетящихся людей.

Мне было плевать на все. Я дала себе установку: вокруг меня — полный вакуум. Я ничего не слышу. Не вижу. Не чувствую.

Мы с Прохором и бабушкой стояли на достаточном отдалении. Даже не видя лица сестры, я была уверена — взгляд Дашки выражает дикий триумф, словно она отхватила джек-пот.

И самого Романа Львовского.

Вот его лицо я видела отлично. С самой первой секунды, как только мы с Прохором вошли в зал, где проводилась регистрация, увидела и не смогла отвернуться.

Расстояние не было помехой. Мужчина плевал на все правила приличия. Смотрел на меня, игнорируя руку Дашки, которая настойчиво тянула его за ткань пиджака. Но Роман не двигался, словно истукан, смотрел в одну точку и оставался безучастным.

Его взгляд прожигал меня насквозь. Заставлял затаить дыхание и ждать неизвестно чего.

Мой импровизированный и эфемерный вакуум помог мне лишь на несколько минут. Ровно до того момента, когда регистратор задал вопрос жениху и невесте: «Согласны ли вы, Роман, взять в жены Дарью?».

— Здесь вообще сегодня будут наливать? Скучно как-то! — вздохнула бабушка, не особо заботясь о том, что кто-то из важных гостей может ее услышать.

— Знаете, Евдокия Руслановна, вы мне очень нравитесь! — хохотнул Прохор.

— У вас превосходный вкус, молодой человек! — подмигнула бабуля Прохору. — Жаль, что ваш брат не унаследовал этого качества.

— Бабушка! — тихо попросила я.

Мне пришлось рассказать ей все, не тая и не скрывая. Разумеется, опустив некоторые подробности. Но мне хотелось выговориться. Да и хранить такой секрет я долго не смогла бы.

— Да! — тем временем прокатилось глубокое эхо в повисшей напряженной тишине.

— Непробиваемый осел! — вздохнул Прохор, потирая переносицу.

И я, точно наяву, расслышала звук бьющихся надежд. Они рассыпались в прах, сгорели дотла, оставили незаживающие раны.

Теперь он — чужой муж. Не мой. И никогда не был моим. Никогда не обещал им стать. И ничего не принес в мою жизнь, кроме боли.

Сквозь гулкие удары сердца я расслышала торжественную музыку, означавшую завершение церемонии.

Я отвернулась. Мне хотелось умчаться на край света. Забыть обо всем. Забыть свое унижение. Свою боль. Последний месяц своей жизни. Уговорить себя, что ночи, проведенные с Романом, — лишь плод моих фантазий.

— Я хочу домой! — прошептала я, как мантру, едва слышно, но Прохор понял и потянул меня в сторону дверей, ведущих в холл.

Меня душило пространство. Душили люди, мысли, звуки музыки.

Судя по романтичной мелодии, зазвучавшей на весь зал, — начинался первый танец молодых.

Утром весь интернет уже будет наводнен удачными фото четы Львовских, описанием истории их взаимной любви. Возможно, опубликуют даже смету расходов и суммы гонорара всех звезд, приглашенных на торжество.

Права Дашка. Я — никто. Не заслуживаю того, чтобы Львовский отказался от женитьбы на ней ради меня. Со мной можно покуражиться перед свадьбой. Не более.

— Прости, что заставил, — вдруг искренне произнес Прохор, обнимая меня за плечи.

А я даже не могла поднять голову. Не хотела показывать своих слез. Но и не могла их остановить.

Затрясла головой.

— Лишнее, — прошептала я.

— Млин! — пробормотал Прохор, а я интуитивно поняла причину его недовольства. — Ратти, девочка, улыбайся! Помни, ты уже победила. Несмотря ни на что!

Вокруг нас, точно калейдоскопом цветных разбитых картинок, защелкали вспышки камер, собирая осколки в один рисунок. И эпицентром этого рисунка стала я.

Я не знала, что имел в виду Прохор под моей «победой».

Я не знала, как вести себя.

Все, что я знала — Львовский рядом. Остановился в шаге от меня, игнорируя вспышки камер и перекошенное недовольством лицо новоиспеченной жены, маячившей за его плечом.

— Роман! — высокий визглявый голос затерялся в гуле возмущения гостей.

— Потанцуй со мной, — сквозь звук ударов кровоточащего сердца расслышала я.

Моего ответа никто не стал ждать. Музыка все еще играла, заглушая ропот недовольных подружек невесты. Пусть немного, но приглушая мою боль.

Сейчас, как никогда, я поняла: мазохист — это я.

Крепкие руки подхватили меня. Против воли закружили в танце.

Львовский отлично двигался. Отлично выглядел. Он все делал отлично. Идеально.

Идеально и выверено наносил смертельные раны, кромсал мою душу в кровь.

Зачем он подошел? Ему мало той боли, что он причинил мне?

Да, очевидно, так и есть.

Я подняла голову. Однако взгляд диких и безумных глаз не ранил. Он словно уже выжег меня дотла. Уничтожил. И больше не мог причинить боли.

Больше — нет.

Роман молчал. Смотрел, не мигая. И молчал. За него говорил его взгляд. Но было поздно. Он теперь чужой мужчина. Чужой муж. Не мой!

Вокруг меня царил все тот же вакуум. Сердце настолько устало болеть, что успело очерстветь, превратиться в камень. А я нашла в себе силы на улыбку.

Боже! Я отчетливо поняла, что ненавижу этого человека. Так же сильно, как и люблю.

— Поздравляю! — выдохнула я.

Львовский моргнул. Мелодия перетекла в более ритмичную. Наступил момент, когда нужно разжать руки. И я это сделала.

Однако Роман не спешил отпускать меня. Стоял, прижимая к своему напряженному телу.

— Рома! — Прохор намеренно перетянул внимание на себя.

Буквально силой разжал руки брата, перехватил мое безвольное тело и повел к выходу.