Роман Связанные поневоле глава Глава 25

Всю дорогу Матиас пытался завести разговор, но я была не в состоянии его поддерживать, и поэтому мы ехали в тишине. Тёрч с беспокойством косился на меня, видимо, считая, что я все же в шоке. Разубеждать его не спешила, так как это оставляло мне возможность спокойно подумать.

Итак, что мы, так сказать, имеем в наличии?

А имеем мы маньяка, который, я была абсолютно в этом уверена, в детстве сам подвергся насилию и выжил чудом или по какой-то случайности. Да, у меня нет, и, скорее всего, уже не будет этому доказательств, но, хоть оглоблей меня перешиби, я была уверена в этом на все сто процентов.

Следующий факт заключался в том, что Велш был полукровкой, редчайшим в нашем мире существом. Хотя теперь, встретив его, я вдруг задалась вопросом, так ли уж редки были случаи рождения подобных детей, как принято считать у Изменяющих облик, или просто имеет место быть обычный вариант замалчивания и игнорирования? Если, допустим, признавались и учитывались лишь факты рождения тех метисов, которые наследовали способность обращаться, то я бы нисколько не удивилась, что не имевших этой способности просто игнорировали. И о каком учете, собственно, я вообще думаю? Никто и никогда не занимался этим специально. Так, просто рассказы, слухи, передаваемые из уст в уста.

Все же Изменяющие облик были настолько закрыты и до безумия консервативны, что с легкостью предпочли бы политику лицемерной слепоты в подобных вопросах, нежели бы признали наличие проблемы и пытались бы искать пути ее решения. По крайней мере, именно такими и были все в моей родной стае. Почему-то мне кажется, что Монтойя при всем своем раздолбайстве и кобелизме никогда не стал бы просто делать вид, что он не при чем, если бы случился конфуз, и одна из его случайных партнерш залетела от него. Вообще, как я поняла из недавнего разговора с Эрнестом, никто из «Парящих» не полагался в вопросах контрацепции на своих подружек. Ведь они отдавали себе отчет, что являются настоящей мишенью для всевозможных «золотоискательниц». Но это отступление.

Следующее. Судя по реакции Велша, он, похоже, понятия не имел ни о существовании Изменяющих облик, ни о других полукровках. Видимо, считал себя всю жизнь кем-то вроде хренова супермена или высшего существа, которому все позволено только потому, что отличается от всех. А это значит, что его гребаный отец или понятия не имел о его появлении на свет, или оказался еще худшим моральным уродом, чем даже мой папаша, и наплевал на ту ответственность, которую на него накладывало рождение полукровного потомка. У меня прямо десны заныли, так захотелось вцепиться в горло безвестному ублюдку, допустившему, что его ребенок рос, не имея понятия, ни кто он, ни на что способен. Из его биографии, по которой я ранее пробежалась в Сети, было ясно, что его мать также не отличалась наличием родительского инстинкта, так как, едва родив его, она спустя пару часов просто исчезла из палаты, а имя, которое она назвала при экстренном поступлении, было не ее.

Сведений о том, как он рос и сколько поменял приемных семей, в свободном доступе не было, но могу представить, что характер у него с детства был не сахар, особенно если уже тогда он стал замечать, что отличается от других детей.

И теперь, когда я только утвердилась в своей версии, что Велш был одной из жертв маньяка, убившего тех мальчишек, чьи останки я изучала, мне стало очевидно, что именно его происхождение помогло ему выжить. То, что однозначно привело бы к гибели обычного человеческого ребенка, не могло доконать его из-за унаследованной повышенной регенерации. И это, возможно, говорило о том, что Велшу пришлось вынести гораздо более сильные и длительные мучения, чем другим жертвам, из-за того, что он выживал снова и снова.

Меня замутило от этих мыслей. Мерзкое чувство, когда тебя словно рвет на части. С одной стороны, невыносимая, убийственная жалость к тому ребенку, каким когда-то был Велш, и к тому, что ему случилось пережить. И в то же время тошнотворное, жгучее отвращение к тому чудовищу, которым он стал. А еще ненависть ко всем тем, кто был прямо или косвенно в этом виновен. Начиная от существ, давших ему жизнь, проклятых биологических доноров, которых язык не повернется назвать родителями, заканчивая безымянным монстром, в лапы которого он попал, надругавшимся и искалечившим его не только снаружи, но и исковеркавшим, извратившим его душу. А еще ко всем тем, кто должен был вовремя заметить, что что-то с ним не так, помочь, если, конечно, еще был шанс.

Да, разумеется, я отдаю себе отчет, что не все пережившие насилие сами становятся чудовищами, и по большому счету это вина самого Велша, что он не захотел бороться со своими демонами, а пошел у них на поводу. Но вины с других персонажей в этой трагедии это не снимало. Теперь лично для меня список обвинений для убийцы тех мальчиков стал длиннее. Он не только был повинен в том, что измывался над ними и над Велшем, когда тот был ребенком, но и породил в нем свое подобие. Поэтому след его кровавых рук был и на каждой жертве Велша. А еще среди обвиняемых для меня был тот самый Изменяющий облик, что совал свой долбаный член куда попало и не заботился о последствиях. Да, его имя я никогда не смогу предать огласке, как имя маньяка, но от этого я хотела знать его не меньше. Может, у меня будет возможность когда-нибудь швырнуть ему его преступление в лицо.

Теперь это дело стало для меня еще более личным, чем раньше, потому что касалось прегрешений мне подобных. И человек, и зверь во мне желали добраться до сути, догнать, поймать, прижать к земле и, на хрен, растерзать всех виновных…

Когда Тёрч затормозил перед вычурными воротами дома Дина, у него вырвался долгий вздох.

– Я подожду вас, – почти робко сказал он, искоса заглядывая мне в лицо.

– Нет, Матиас. Не стоит. Я позвоню Северину, и он заберет меня.

– Я могу рассчитывать на то, что вы простите мою оплошность, Юлали? – нервно сглотнув, спросил мужчина.

– Вы можете рассчитывать на то, что я намерена позвонить вам завтра с утра, чтобы узнать новости.

– Юлали... – начал он.

– Прекратите, Матиас! Я терпеть не могу, когда кто-то что-то пытается додумывать за меня и пыжится изображать моего защитника. Я в полном порядке. Я не в шоке, не напугана и не намерена отступать от этого дела. И буду весьма разочарована, если это сделаете вы или опять станете просить меня остановиться. Я прекрасно понимаю, что сегодняшнее происшествие в тюрьме, скорее всего, обернется для вас неприятностями, если Велш нажалуется адвокату. Но постарайтесь уж сделать так, чтобы мы с вами не оказались отстраненными от этого дела. Считайте меня чокнутой, но я не могу застрять без ответов.

Матиас молча смотрел на меня, а потом улыбнулся.

– Ладно, Юлали, договорились. Поеду я тогда облизывать задницы начальству и заговаривать зубы, чтобы не разочаровать вас.

– Давайте, Матиас. Звоните мне, когда будут новости. Если опять придется привлекать прессу – не стесняйтесь, – усмехнулась я. – Я уже, кажется, прямо заболеваю, если мое имя хоть на день прекращают полоскать в выпусках новостей.

Я была очень рада, что Матиас не придал никакого значения тем словам, что твердил Велш, посчитав их, видимо, психическим бредом в момент обострения. То, что привело к этому срыву тоже вроде бы не волновало его. Пока. Попросив Тёрча завезти мой чудо-чемоданчик завтра на работу, я махнула рукой и вошла в роскошную калитку.

Длинная подъездная аллея заканчивалась широченным крыльцом огромного помпезного дома. Дин был родом из реально состоятельной семьи с аристократическими корнями. Этот особняк был построен еще прапрадедом Дина и с тех пор переходил из поколения в поколение старшему и, в варианте с моим бывшим парнем, единственному сыну в качестве майоратного имения. После того как три года назад отец Дина умер от сердечного приступа прямо за игрой в карты в каком-то закрытом суперчопорном клубе для толстосумов, его мать почти все время проводила где-то на курортах юга Франции. Так что Дин жил тут один, если не считать семьи латиноамериканцев, которые работали в их доме уже больше двух десятков лет.

Я не стала стучать, а просто толкнула тяжеленную резную дверь. Едва войдя в роскошное фойе с потрясающим мозаичным полом, я столкнулась с откровенно неприязненным взглядом темно-карих глаз Консуэло. Новый прилив стыда плеснул мне в лицо кипятком, заставляя покраснеть под осуждающим взглядом пожилой женщины. Я знала, что Консуэло любила Дина почти так же, как своих многочисленных детей, и сейчас наверняка в ее глазах я была настоящим исчадьем ада.

– Дин? – спросила я, понимая, что, даже если поздороваюсь, мне вряд ли ответят, и плевать, если это нарушает вбитые годами нормы поведения. Ну что ж, я не вправе обижаться.

– Сеньор Норбит в своем кабинете, – холодно ответила женщина и поджала губы, прожигая меня насквозь глазами. – Он оттуда уже сутки не выходит. И ничего не ест.

Я пошла вперед, думая, могу ли почувствовать себя еще большей дрянью, чем чувствую уже сейчас.

Консуэло что-то очень тихо стала бормотать себе под нос, и я могла поклясться, что это проклятья на мою бесстыжую голову.

Постучав в дверь кабинета, я не услышала приглашения войти.

– Дин, это я!

Снова тишина.

– Дин, я вхожу и надеюсь, что ты одет, хотя на самом деле меня это как-то мало волнует! – собравшись с духом, я толкнула дверь.

Центральную часть кабинета занимал антикварный монументальный стол красного дерева. Обычно за ним стояло здоровенное, не менее старинное кресло, в котором любил работать отец Дина, а до него, наверное, и дед. Сейчас же оно было развернуто в сторону большого окна, выходящего в ухоженный сад, причем дорогущий старинный ковер был небрежно задран и смят. Да и вообще, весь кабинет напоминал больше место какого-то пьяного дебоша. Очутись сейчас здесь мать Дина, ее бы удар хватил.

Я обошла стол и кресло и остановилась перед сидящим в одних пижамных штанах Дином. Его волосы были взъерошены, лицо – бледным и покрытым отросшей щетиной, но, судя по запаху, он был трезв. Взглянув на него, я ощутила, что очень скучала по нему. Он так долго был в моей жизни, что так резко потерять его было все равно, что лишиться важной части тела в какой-то катастрофе.

– Я сказал, чтобы ты не приходила, – произнес мой бывший парень, глядя куда-то мимо меня.

– А я ответила, чтобы ты запер двери, если не хочешь меня видеть, – мягко проговорила я.

Дин перевел взгляд на противоположную стену, снова избегая меня взглядом.

– Зачем ты здесь, Юлали? – Его голос стал резче.

– Ты задал мне вопрос, я хочу отвечать, глядя тебе в глаза.

– Это, типа, должно сделать все для меня терпимей? – Губы Дина искривились в презрительной усмешке.

– Ты же знаешь, что я эгоистка. Скорее уж это должно сделать все терпимей для меня, – честно призналась я. – На самом деле я скучаю по тебе.

Дин резко вскочил.

– Какого черта, Юлали?! Ты скучаешь?! Скучаешь?! – взвился он, и это был первый раз, когда я увидела Дина вышедшим из себя. – Сегодня в новостях я услышал, что ты выходишь замуж за Северина Монтойю, и после этого ты приходишь и говоришь, что скучаешь по мне? Ты издеваешься надо мной?

– Нет, – только и смогла ответить я.

Дин пересек разделяющее нас пространство, схватил мое лицо в ладони и прижался лбом к моему лбу, впиваясь тоскливым жгучим взглядом.

– Скажи мне, что все это какая-то чертова ошибка, Юлали! Какой-нибудь проклятый рекламный ход или еще дьявол знает что такое! – горячо зашептал он прямо мне в губы. – Скажи, что скоро все это закончится и все станет по-прежнему! Соври мне, что то, что я видел тогда, мне причудилось, и ты никогда не извивалась в его руках, и твое лицо не пылало, как сверхновая!

– Я не могу этого сделать, – сглотнув, тихо ответила я.

Дин со стоном оттолкнул меня, развернувшись, отошел к стене и уперся в нее руками, будто желал сдвинуть ее со своего пути.

– Почему, Юлали?

– Почему что?

– Почему он? Почему так скоро? Почему ты никогда не любила меня? – Его голос стал бесцветным.

Черт, что я могла ответить на первые два вопроса? Так вышло? Это судьба? Сама еще ничего не знаю?

– Я любила тебя. И люблю.

– Но недостаточно, чтобы после того, как мы были вместе четыре года, выйти замуж за меня, а не за накачанного красавчика, которого едва узнала?

Я промолчала, не желая унижать нас обоих ничего не значащими фразами, которые все равно были ложью и ничего не объясняли.

– А может, на самом деле вы уже давно встречались? Просто не хотели афишировать, а, Юлали? Он ведь гребаная звезда! А я был просто вашей туповатой ширмой? Может, это к нему ты уезжала каждый месяц? – Дин развернулся и теперь смотрел на меня с яростью и презрением.

– Нет, Дин. Я бы не поступила так с тобой никогда. Что бы ты сейчас ни думал обо мне, и как бы отвратительно не выглядела вся эта ситуация, я бы не стала лгать тебе годами! – Тошнота подступила к моему горлу.

А разве не это я делала все то время, пока мы были вместе? Разве была честной с ним? Разве не вынуждена врать прямо сейчас? И не важно, что причина была иной, ложь от этого не становилась чем-то другим. Боже, как же я ненавижу себя прямо сейчас за все это!

Дин, закрыв глаза, прислонился к стене спиной и просто сполз на пол.

– Ты ведь никогда и не планировала выходить за меня замуж?

– Нет. Но это не значит, что я не любила тебя и не ценила то, что было между нами.

– Тогда что такое у тебя с Северином? Любовь с первого взгляда? Безумная страсть в постели? Черт, Юлали, я что, был настолько жалок и несостоятелен? Я никак не смогу забыть, как ты выглядела на той проклятой записи! Ты никогда не была такой со мной! В этом все дело? Монтойя дает тебе в постели то, что я не могу?

– Дин, пожалуйста! Если бы все было так просто! – не выдержала я. – Но все гораздо сложнее. Не ищи в себе никакой вины и недостатков! Все дело во мне, понимаешь? И это не отговорка и не обстоятельство, которое можно изменить, это просто то, что я есть сама по себе! Это моя вина и мой эгоизм, что я удерживала тебя так долго рядом, хотя всегда знала, что не вправе делать это! Но ты был так нужен мне. Ты спасал меня от одиночества, и за это я любила тебя и буду любить всегда! И ты по-прежнему нужен мне, но я больше не буду лгать тебе о будущем. Если тебе нужно возненавидеть меня, чтобы двигаться дальше, я пойму, потому что заслужила. Но если есть хоть крошечный шанс, что ты можешь остаться в моей жизни как друг, как человек, что был мне ближе всех столько лет, я буду молиться, чтобы так и было.

Я опустилась на пол рядом с ним, прижавшись плечом к его плечу, и была рада, что Дин не отстранился. После всего того, что случилось со мной сегодня, мне было так необходимо просто зарядиться его теплом. Дин был моей семьей, моей стаей столько времени, хоть и не понимал, что это такое, и сейчас я нуждалась в нем как никогда.

Какое-то время мы так и сидели: Дин – закрыв глаза и откинув голову на стену, а я – уткнувшись носом в колени.

– Друзья? – наконец скрипуче произнес он. – Этого ты хочешь?

– Угу, хочу, хоть и знаю, что после всего не заслуживаю этого.

– Я не уверен, что смогу, – пробормотал Дин, и я вздохнула, признавая поражение. – По крайней мере, не тогда, когда буду видеть вас с Монтойей вместе.

– Я понимаю.

– Может, со временем, Юлали.

– Хорошо.

– Спасибо. – В голосе Дина мне послышалось что-то, похожее на облегчение.

– За что?

– За то, что даешь шанс остаться в твоей жизни хоть как-то. Как бы больно мне ни было, и как бы я ни злился, не иметь возможности больше совсем видеться с тобой и говорить было бы в сотни раз хуже.

– Мне без тебя тоже паршиво, – призналась я и положила голову ему на плечо.

– Я страшно голодный. Поешь со мной? – спросил Дин, потершись носом о мои волосы.

– Консуэло сказала, ты сутки ничего не ел. Так что неудивительно. Только я боюсь, что она подсыплет мне в тарелку цианид, чтобы я больше тебе душу не выматывала.

– Перестань! Она добрая женщина!

– Ну да, ты не видел, как она на меня смотрела, когда я пришла. Она тебя обожает, и в ее глазах я исчадье ада. Так что, думаю, рука у нее не дрогнет. Наоборот, будет гордиться, что сделала мир лучше, – улыбнулась я.

Мой телефон требовательно заверещал в брошенной на пол сумке. Я добралась до него и увидела, что это Северин. Глянув на время, сообразила, что уже шесть, и значит, он должен заехать за мной через полчаса в институт, как обещал в эсэмэске.

– Я не на работе, – сказала я.

– А где? – бодро спросил Монтойя.

– У Дина.

Некоторое время слушала молчание.

– Как он?

Я посмотрела на Дина, который поднялся и уже направился к двери.

– Думаю, он будет в порядке.

– Скажешь, где и когда тебя забрать? – наконец пробурчал мой муж.

– Где-то через час. Мы собираемся перекусить. – Я назвала адрес.

– Хорошо. Выйдешь, когда будешь готова, – неожиданно покладисто согласился Северин.

– Он не разозлился на тебя? – спросил Дин, оглядываясь, через плечо.

– Похоже, нет.

– Наверное, Монтойя неплохой парень, только не жди, что я стану вслух признавать это слишком скоро, – устало улыбнулся Дин, когда мы шли по лестнице.

– Вообще-то Монтойя – редкостная задница, так что тебе не стоит об этом беспокоиться.

– Выходит, пресловутое обаяние плохих парней – не миф и подействовало даже на тебя? – Хоть Дин и пытался делать вид, что шутит, но я видела, что ответы ему важны.

– Все далеко не так однозначно. Когда-нибудь я все расскажу тебе. Когда сама буду знать.

Дин попросил Консуэло накрыть стол на открытой веранде, и я с удовольствием наблюдала, как он с аппетитом поглощает еду, при этом не теряя ни грамма своих идеальных манер. Мне кусок не особо лез в горло под пристальным, обвиняющим взглядом то и дело мелькающей пожилой женщины, но я ела из вежливости. Дин молча улыбался мне, и это грело душу, хотя я и понимала, что, возможно, все еще изменится, и он может решить, что общаться со мной и дальше – это слишком для него. Но я могла только надеяться, что у нас достанет терпения не разрушить то, что было, а просто изменить в силу сложившихся обстоятельств. Я отдавала себе отчет, что делать это Дину, не зная всей правды, будет сложнее, чем мне. Господи, пусть он простит меня за это!

К моменту приезда Северина Дин выглядел повеселевшим, и мы тепло распрощались, когда он проводил меня до ворот. Я немного переживала из-за того, что Монтойя может устроить при встрече свою «демонстрацию прав обладания», как перед Матиасом. Но он даже не вышел из Ти-Рекса, и за это я была ему благодарна.