Роман Спаси меня от себя глава Глава 16

Злоба. Злоба. Злоба. Несусь вдоль коридора и даже не думаю, что за моими широкими шагами Еся может просто не успевать, она ведь такая…маленькая. Дюймовочка. А я просто дровосек на ее фоне.

В голове все еще кипят события последних минут, и мне безумно хочется вернуться и вырвать Лере язык, пусть даже женщинам я никогда ничего плохого не делал.

Пора вводить исключения для хитровыебанных тварей, эксклюзивное предложение, действующее только сегодня, мать твою!

В голове звучит снова и снова бестолковая фразочка, способная раздобрить разве что конченного придурка, коим я никогда не был.

“Милый, ты как? Мы там поссорились немного, ты прости меня, ладно?”.

Милый, да я сейчас нахуй чуть не разорвал тебя! Сколько можно уже влазить в мою почти отлаженную жизнь. И портить самое светлое, что еще даже и случиться толком не успело.

Дергаю дверь в смотровую и натыкаюсь на целый пакет студентов, что кудахчут как в курятнике вокруг главного петуха — единственного парня, судя по толпе. Девушки по щелчку поворачиваются на звук, и в глазах уже загорается тот самый пресловутый интерес. Меня пробирает злость.

— Здравству… — конец не слышу, потому что с свистом закрываю дверь, только этого не хватало на и без того нагруженную шею.

Еся сжимает мою руку и пытается привлечь внимание, а я лишь бегло осматриваю ее, сталкиваюсь с подрагивающей губой и отрицательно машу головой. Не плачь. Не надо. Дай мне время.

— Сейчас, секунду.

Не разбирая дороги несусь дальше и врываюсь в свой кабинет, где и замечаю Борю с консилиумом, блядь. Голова с опилками!

— …можем поменять тактику, конечно, — слышу кусок фразы друга, а затем он разворачивается и сносит меня своим мимическим праведным гневом. Это он умеет, скоро и убивать им научится. Хоть бери и на курсы к нему записывайся.

Такого вытянутого от изумления и злобы лица я еще не видел у друга, а потом до безумного сознания дошло, я пропустил охереть какой важный консилиум, и сразу после Боря подвесит меня за яйца, если они все еще останутся после разговора с Есей. Потому что я готов себе сам их вырвать при взгляде на лицо, наполненной глубокой печалью и обидой. Хоть она и пытается мастерски это скрыть.

Так же стремительно закрываю дверь и не нахожу ничего лучшего, чем просто затолкать Есю в первую попавшуюся дверь, что оказывается сестринской без единого лучика света и с одной еле работающей лампочкой. Остаться в тишине и без свидетелей…да и в добавок ко всему, почти в кромешной темноте — мечта подростка в пубертате.

Девушка испуганно осматривает окружение и останавливается на мне. Глаза часто моргают, и каждый взмах длиннющих ресниц отключает мою вменяемость. Хотя…что там отключать уже.

— Прежде чем ты что-то там накрутишь в своей прекрасной головке. Ничего и близко даже не так. Я расстался с ней, а это все показательные выступления, даже не знаю ради чего, — хватаю ее за лицо и приближаюсь вплотную к шмыгающему носу, продолжая нести откровенный бред сивой кобылы в майскую ночь.

В нос ударяет нежнейший цветочный аромат, отчего все тело наполняется внезапной легкостью. Изо всех сил пытаюсь держаться, но самоконтроль летит ко всем чертям, стоит лишь ощутить сбивчивое дыхание и слабое касание к руке. Не сорвись. Не сорвись!

Глаза немигающе смотрят на меня, просят о чем-то запредельно невозможном. И я чувствую невидимую связь просто глядя на нее. Мы словно связаны одной нитью.

— Ты…ничего…не должен мне пояснять, я ни на что не претендую, — хочется оглохнуть или перестать находиться прямо здесь и трогать ее за лицо, что уже начинает покрываться влагой. Почему же тогда ты плачешь?

Не сдерживаюсь и прижимаюсь щекой к ее коже, хоть и до ломоты в теле хочется провести языком.

А она продолжает, видит Бог, лучше бы ей сейчас помолчать и не испытывать судьбу вместе с моим нешуточным терпением.

— Все в порядке, я пришла только справку получить. Выпиши…пожалуйста, — голос ломается на последней просьбе, и она замолкает. Эхом разносится в душе отголосок нежнейшего звука в мире.

Она не претендует. Нет. Не должен ей ничего? А если я претендую, мать твою, претендую как никогда в жизни не претендовал ни на что в этом мире? Взрослый мужик, не способный на подобные претензии в принципе, стою сейчас перед сопливой девчонкой и умираю от ее “Нет”.

Внезапно свет от единственной на ладан дышавшей лампочки тухнет, и девушка замирает в моих руках. Натягивается как струна. И противное предчувствие срабатывает слишком поздно.

— Малыш, ты расстроилась просто, давай ты сейчас… — но договорить не удается, потому что она вскрикивает и начинает бить меня ладошками. Так жарко и остервенело, что я даже не пытаюсь укрыться, лишь прижимаю сильнее к себе.

— Никогда не называй меня так! Не называй меня! — кричит гулко в грудь, пытаясь вырваться, но я не отпускаю, пытаясь успокоить хотя бы в объятиях. Еся оттягивает ворот рубашки и пытается отодрать меня от себя, но куда ей махаться со взрослым мужиком, в три раза больше ее самой. — Не надо, не надо!

В захвате она вдруг истошно вопит и начинается плакать навзрыд, а я стою и абсолютно не понимаю, что я сделал не так. Пусть в голове и маячит мысль, что сделал все же не я. Она вырывается из последних сил, словно мотылек в банке. И что делать? Сердце обливается кровью и сжимается под напором этой лавины чувств. Еся сейчас абсолютно точно не готова воспринимать реальность.

Не могу мыслить рационально, потому что это Еся. Любому другому я бы просто зафитилил по морде и приказал бы очухаться, а тут я стою и укачиваю в объятиях девушку, попутно желая себе смерти.

Опускаюсь прямо с ней на пол и шепчу в ухо:

— Еся, это Андрей, услышь меня, все хорошо. Андей? Помнишь, просто дыши. Дыши, — хватаю одной рукой телефон и врубаю фонарик на максимальную яркость, выставляя телефон прямо перед нами.

Люминесцентный свет резко освещает коморку, и я вижу кошмар наяву: тайфун боли, что уже обрушился на меня и дал почувствовать все прелести чего-то, случившегося давным-давно, но имеющее начинательное влияние на настоящее.

—Вспомни как мы с тобой сидели в парке и кушали мороженое, как ты уронила его на розовое платье и слишком расстроилась, что испортила обновку. Помнишь? — не перестаю смотреть прямо в свой персональный ад и рай, несу бред, но чувствую, что это именно то, что поможет. Переключи ее, Бачинский. — А я что сделал, помнишь? “Ничего не стоит твоих слез, Есенька, успокойся, все прошло. Мы купим новое платье”. Мы все решим.

Слезы не прекращают литься по нежному личику, девушка вдруг начинает хрипеть и только когда я пересаживаю ее на свои колени и мягко поглаживаю по спутавшимся волосам, она затихает, бездумно перебирая волосы у меня на загривке.

Замечаю, что платье беспардонно задралось, и теперь я почти вижу тонкую полоску белых трусиков на бедре, но не делаю ничего, чтобы заглянуть дальше. Что я делаю?

Я прикрываю все, что видно, и сильнее сжимаю ее в объятиях.

Это катастрофа. Лечу на скорости в бетонную стенку, а тормоза уже вышли из строя. И когда меня расплющит, я стану или самым счастливым, или самым несчастным в мире. Третьего не дано. Милая, ну скажи мне…мы взлетим? Или упадем с высоты, повредив неокрепшие крылышки?

Не взлетим, так поплаваем.

Сколько так сидим? Час или два? А может и 15 минут, не скажу никогда с точностью. Я все также брежу, пересказывая детские истории, что казалось бы, уже давно растворились в памяти, но стоило ей коснуться меня, и из чертогов разума достал все, щедро сдабривая ее только хорошим сейчас.

Она молчит, но на каких-то рассказах кожей чувствую, что улыбается, ведь прижимается к моей шее щекой. И даже не видя эту картину, на душе становится спокойно. Впервые за долгое время.

— Меня хотели изнасиловать в темном переулке возле клуба. Я вырывалась, и в конечном итоге, вырвалась. Только вот ночью снятся кошмары. Да голос противный, пропитый и прокуренный безостановочно шипит “Малыш, ты сладкая”. Не выношу замкнутых пространств, темноты и это прозвище, — проговаривает и долго-долго приводит дыхание в норму.

Атомный взрыв из эмоций и боли расползается внутри. А еще безумная идея о мести. Я все узнаю. А когда узнаю, то будет лучше, если этот человек уже не был в живых.

Сдохни тварь. Или очень надеюсь, ч то уже сдох в адских мукак.

Не дышал все это время, пока слушал, а по завершению шумно выдохнул, прижимая Есю за шею еще ближе к себе. Ногами она обвила мои бедра, наверняка не заметила под влиянием эмоций. Мы были тело к телу, а сейчас стали еще ближе.

“Она никогда не говорила об этом”. Звучит набатом в голове голос ее бывшего.

Она просто не говорила тебе. Ты просто никто.