Роман Реквием по любви. Грехи отцов глава Глава 89

Не дождавшись ни согласия присутствующих на «задушевную беседу», ни их возражений, Лиза решительно шагнула вперед, и с откровенным вызовом уставилась на Гарика. С холодной свирепостью разглядывая настоящего монстра в человеческом обличии, она скривилась от искреннего отвращения.

- Я прекрасно понимаю, что никому из вас не хочется слушать жалкий лепет «безмозглой пигалицы», - громко, но максимально сдержанно обратилась ко всем сразу. – К счастью, у вас нет выбора. Вам придется. Придется выслушать все, что я скажу! Дядя, ты ведь позволишь мне высказаться?

Прокурор, явно пребывая в шоке, не проронил ни звука.

Лишь сурово сдвинул брови, и кивнул, разрешая ей поступать, как только заблагорассудится. Отлично. Большего ей не требовалось. Собрав в кулак все свое мужество, Лиза обратилась непосредственно к Пескарю:

- Несколько дней назад… по твоему личному приказу… на меня и моих близких… напали твои люди. Сперва они навредили Алексею Гордееву – старшему сыну Хирурга. Его накачали какой-то дрянью, и пока он находился в бессознательном состоянии, толпой избили до полусмерти. Потом они закинули его в багажник его же автомобиля, и… направились за мной. Беспощадные головорезы, вооруженные до зубов. Они должны были, пользуясь фактором внезапности, обстрелять мой дом. Не задумываясь о последствиях. Не щадя ни стариков, ни женщин. Просто… открыть огонь по безоружным людям. Но мы с Соней, сами того не зная, смешали вам карты, когда решили пойти навстречу Алексею. И облегчили задачу, одновременно. Шмель наткнулся на нас уже на достаточном расстоянии от дома. У наших сопровождающих завязалась перестрелка с вашими. Полагаю, итог тебе известен? Из ваших в живых остался только Шмель. Сказать, почему?

Пескарь презрительно скривился:

- Потому что, профессионал! Гений. Умеет выживать. А это уже талант.

- Да, неужели? – иронично хмыкнула Лиза, скользя внимательным взглядом по его приспешникам. Обращаясь к толпе, продолжила. – Среди присутствующих есть те, кому погибшие ребята приходились родными? Близкими? Друзьями? Выходите вперед. Я хочу видеть вас! Хочу донести правду. Хочу, глядя вам в глаза рассказать, как все было на самом деле…

Она не знала, верно ли поступает в данный момент. Но молчать больше не могла. Перед глазами кадрами киноленты проносились сцены той жуткой расправы на поляне. И каким-то своим внутренним радаром Лизавета почувствовала, что должна выплеснуть наружу всю свою ярость. Весь страх.

Вскоре толпа расступилась, и вперед вышли мужчины средних лет. Двое.

Судя по выражению их лиц, ссутулившимся плечам, и раскрасневшимся глазам, оба прямо сейчас переживали невыносимую горечь утраты. Глядя на них, Лиза позабыла о роли прожженной стервы, и произнесла гораздо мягче:

- Можете не верить, но я искренне соболезную вашему горю! И очень хорошо понимаю, что вы чувствуете сейчас. Я была ребенком, когда на моих глазах застрелили маму. Она умирала у меня на руках. Господи, да я… до сих пор помню ее последнее слово. Закрываю глаза, и слышу ее предсмертный вздох. Это ужасно. И очень больно. Вопреки заверениям, с годами боль от потери близких не утихает. Мы просто учимся с ней жить. Надеюсь, однажды научитесь и вы. Знайте, я не испытываю ненависти к вашим ребятам. И ни в чем их не обвиняю. Все они – и наши, и ваши… просто выполняли приказ своих «руководителей». Я не видела в них врагов. Я видела людей, которые навсегда остались на той проклятой поляне. В случившемся можно винить, кого угодно. Но… я ведь была там! И могу с уверенностью сказать: на наших руках нет их крови! Мы не нападали на них. Мы защищались. За эту трагедию «благодарите» своего лидера. И Шмеля.

- Что ты пытаешься сказать, малышка? – крайне сипло уточнил один из них.

Лиза же нервно сглотнула, пытаясь избавиться от комка в горле.

- Шмель сделал вид, что пытается помочь нам, и… я не знаю, что им двигало в тот момент. Для меня загадка, чем он руководствовался, принимая подобное решение. Но он фактически открыл огонь по своим же людям, и…

- Пургу не неси, принцесска, епта! – резко и грубо прервал ее Пескарь. – Какой мудозвон тебе проверит? Все знают, что Серый никогда в жизни не…

Она не поняла, как оказалась рядом с ним. Как встала нос к носу, испепеляя ублюдка разъяренным взглядом, и замечая периферийным зрением, с каким ужасом отшатнулся от нее его ближайший сосед. Сам же Гарик, напротив, оцепенел, и побледнел так, словно только что в ее лице призрака увидел.

- Принцесской ты мать свою величать будешь! - яростно выплюнула она, не сдерживаясь более ни капли. – Сестру, жену, или дочь, если таковые имеются. А в мою сторону даже дышать громко не смей! Не раздражай. Не провоцируй. Не напоминай о том, сколько боли причинил мне и моим близким! Похищая меня, Шмель сказал, что я жива до тех пор, пока нужна тебе, как рычаг давления на моего мужа и дядю. Знал бы он тогда, как сильно ошибается. Ведь все с точностью до наоборот. Вы оба все еще живы только благодаря мне! Каким недалеким нужно быть, чтобы не понимать этого?

Мужчина сперва побагровел от ярости. Затем позеленел. А после заорал:

- Ах ты мокрощелка рваная! Ты не более, чем очередная борзовская дырка!

Услышав страшный рев за спиной, Лиза поняла, что Дмитрий готов растерзать Гарика за оскорбления в ее адрес. А потому, даже не оборачиваясь, вскинула руку, жестом останавливая любого, кто готов вмешаться. Безразлично пожав плечами, она холодно отчеканила:

- Да мне плевать. Для него я буду, кем угодно. Другом. Соратником. Женой. Любовницей. Шл*хой! Это мой выбор. Мое личное дело. И никого из вас оно не касается. Но твоя попытка публично унизить девушку засчитана. Браво! Теперь я убедилась, что такому ублюдку, как ты, ниже падать просто некуда.

Судя по перекошенному лицу, Пескарь сейчас захлебывался собственным ядом. Он резко замахнулся, намереваясь наотмашь ударить ее. Время в ту секунду замедлило свой ход. Нет, Лиза не спасовала. Не выказала и капли страха. Даже не моргнула. Лишь гордо расправила плечи, вскинула подбородок, и приготовилась к жуткой боли. Однако не удержалась, и процитировала весьма символичную строчку из довольно известной песни:

- Не забывай свои корни. Помни. Всегда их помни…

Удара не случилось. Гарик так и замер с поднятой вверх дрожащей рукой.

Неизвестно, о чем именно думал, но от ее слов он ощутимо напрягся.

Словно догадывался. Словно предчувствовал свой неминуемый крах.

Усиливая эффект, девушка горько улыбнулась, качая головой:

- Как же сильно ты раскрылился за эти годы. Как высоко поднялся. И забыл то, о чем забывать не стоило. Напрасно. Придется тебе кое-что напомнить.

Пескарь истерически рассмеялся, и выплюнул презрительно:

- Зря я верил Макару все это время! Зря принимал его условия. Мерзкая ты сука! Нужно было удавить тебя еще в колыбели. Обезглавить, как ту змею!

Лиза задумчиво протянула:

- Ну, тут у нас один-один. Тебя тоже следовало уничтожить давным-давно.

Пескарь замолчал, гневно сжимая губы в тонкую линию. Теперь он смотрел на нее в точности, как Шмель недавно – с затаенным страхом в глазах.

А Лиза внезапно вспомнила о существовании Соколовского-старшего.

И с волнением осознала, что не видит его среди присутствующих.

Паника железной клешней стиснула горло, мешая нормально дышать. Ее трясло от переизбытка эмоций. Прямо лихорадило при мысли, что он мог скрыться. Залечь на дно. Или же… избежать расплаты за содеянное.

- А где твой цепной пес? – прохрипела она не своим голосом. – Где он?

- Это я должен у вас спросить! Где, бл*дь, мои люди?

Лиза отступила на пару шагов, невидящим взглядом шаря по толпе.

- Шмель! – ее требовательный возглас эхом разлетелся по открытому пространству. – Где же ты? Неужели, прячешься? После всего, что натворил, прячешься? Чертов трус! Яви себя народу! Хватит прикрываться спинами единомышленников. Выходи! Расскажи им всем, как ты без тени сожаления расстреливал своих же ребят, притворяясь одним из наших! Шмель? Шмель!

- Милая, ты не там его ищешь, – голос Прокурора проник в ее воспалённое сознание. – Он у нас. Вместе со своей матерью, и другими приспешниками.

С небывалой теплотой посмотрев на родственника, девушка попросила:

- Хорошо. Раз так… пусть его приведут.

- Лиза! – строго.

- Дядя, пожалуйста! – почти взмолилась она. - Отдай приказ!

И с облегчением заметила, что, поразмыслив некоторое время, Борис Андреевич кивнул кому-то из охраны. А тот, в свою очередь, связался с кем-то по рации. Она благодарно улыбнулась ему. Однако всего спустя секунду улыбка стремительно сползла с ее лица. Среди огромного количества людей, Лиза внезапно увидела Пашку. И внутри у нее все тотчас же оборвалось.

«Какого черта? – шарашило по мозгам. – Какого черта?»

Уставившись на Соколовского, Лиза растерянно буркнула себе под нос:

- Паша? Это, должно быть… шутка? Почему он здесь?

Внезапно с ней поравнялся Андрей. Тяжело дыша, он встал плечом к плечу.

Машинально взглянув на друга, она поняла, что с ним творится что-то неладное. Он был слишком напряжен. Слишком взвинчен. Стискивал зубы так сильно, что его кадык ходил ходуном, а на скулах играли желваки.

Гордеев смотрел на Соколовского с таким гневом, презрением, с такой всепоглощающей яростью и откровенным вызовом, что Лизе стало дурно.

Последний, в свою очередь, горько усмехнулся. Понимающе кивнул, соглашаясь с агрессией в свой адрес, и… сокрушенно опустил голову.

А у нее от этого жеста ком в горле образовался, а на глазах выступили слезы.

Ужаснувшись собственной догадке, Лиза изумленно выдохнула:

- Ты с ума сошел? В чем ты его обвиняешь?

Андрей продолжал бурить Пашку убийственным взглядом.

- Его отец заживо сжег моих родителей! – отчеканил чужим металлическим голосом. – И чуть не убил моего брата! Единственного родного человека!

- Дрю!

- Ты что, не слышишь меня? – вспылил друг. - Рыжик, его отец…

- Я знаю! – не менее раздраженно перебила его Лизавета. – И знаю также, что каждый из нас в ответе лишь за свои поступки! ЗА СВОИ!

- Но…

- Никто не должен отвечать за чужие грехи! – закричала она, обхватывая ладонями его лицо, и вынуждая смотреть строго на нее, строго в глаза. – И только конченный идиот способен обвинить человека в преступлениях, к которым сам он не имеет вообще никакого отношения! Это глупо. Господи, как же это глупо! Давай тогда и меня обвиним? И тебя? Или наивно полагаешь, что наши отцы были святыми? Нет, Андрей. Подумай лучше!

Она отстранилась, наблюдая за тем, как меняется выражение его лица.

Как стремительно бледнеет кожа. Как лоб покрывается крупной испариной.

Как глаза наполняются осознанием, пониманием и неподдельным ужасом.

Будто разговаривая с самим собой, Гордеев отчаянно прохрипел:

- Черт подери! Что я наделал? Мне нужно… я… ЧЕРТ ПОДЕРИ!

Сорвавшись с места, он точно обезумевший, рванул в сторону газели, на которой они приехали. Однако, и трех метров преодолеть не успел. Догадавшись о его намерениях, Зарутский остановил Андрея словами:

- Позже, сопляк! По своим делам свалишь позже. Эта тачка нам еще нужна!

Нехотя, но друг остановился. Лиза же, вновь сосредоточилась на Пашке.

И вновь ощутила предательское жжение в глазах. На Соколовского было больно смотреть. Сломленный. Ссутулившийся. Погруженный в тревожные безрадостные мысли, он не поднимал ни головы, ни взгляда. И это стало для нее последней каплей. От сочувствия на душе стало очень-очень горько.

Он стоял гораздо дальше своих лидеров. С основной массой людей.

В толпе, но один, как бы странно это ни звучало. С трудом понимая, что творит, поддавшись исключительно зову своего сердца, Лиза медленно двинулась в его сторону. А оказавшись рядом, вымучила из себя нервную улыбку, обратившись к нему по имени:

- Пашенька?

Он встрепенулся от неожиданности, и уставился на нее пустым, почти безжизненным взглядом:

- Рыжая?

Несколько мучительно долгих секунд они напряженно таращились друг на друга. Молча. С плохо скрываемым сожалением и чувством полнейшей безнадеги. И с каждым новым вдохом у нее за ребрами ныло все сильнее. Ей даже представить было страшно, какие эмоции сейчас испытывает Пашка. И каких усилий ему стоит это показное безразличие ко всему происходящему. Ее самообладание дало-таки критический сбой. Из глаз хлынули слезы. Тихонько всхлипнув, она обняла его так крепко, как только смогла. Шумно выдохнув, Соколовский в ответ тоже стиснул ее, что было мочи.

- Ты – не он! – яростно рычала Лизавета, пытаясь достучаться до него. – Не он! Слышишь? НЕ ОН! Никто не в праве тыкать в тебя пальцем, и обвинять в том, чего ты не делал! Пусть все ваши «праведники» сперва свои грехи сосчитают! Или тупо катятся к дьяволу со своим ценнейшим, но никому не нужным мнением! А ты – замечательный человек. Отличный друг. Сын. Брат. Мужчина. Ты дорог нам. Всегда помни об этом. Пожалуйста, помни!

Пашка медленно отстранился, и задумчиво протянул:

- Что ты творишь, а? Заставляешь меня, впервые в жизни завидовать другу!

Лиза нервно хихикнула, стыдливо растирая по лицу соленую влагу.

- Уезжай, – произнесла абсолютно серьезно. – Тебе не нужно быть здесь.

- Не могу. Я должен.

- Мы оба понимаем – у твоего отца очень мало шансов! – возразила она более настойчиво. – А это значит, что тебе придется стать свидетелем…

Замолчала, старательно подбирая более щадящие слова. Что само по себе было непросто. В итоге, тяжело вздохнув, девушка продолжила:

- Ты даже не представляешь, на что себя обрекаешь! А я – знаю. Если останешься, вынужден будешь жить с этой болью всю свою жизнь. Ты не сможешь забыть. И равнодушным остаться тоже не сможешь. Поэтому, я очень прошу тебя – не упрямься! Забирай Андрея, и оба уезжайте!

Соколовский призадумался на некоторое время, а потом сдержанно кивнул:

- Только если старшие сочтут это разумным и уместным.

- Считай, что сочли! – незамедлительно отреагировал дядя Боря. – Уматывай!

Но ни Пашка, ни Гордеев покинуть «место встречи» не успели. Как раз в этот момент толпа расступилась, и все увидели Шмеля (закованного в наручники) в компании шести вооруженных конвоиров. В ту секунду у Андрея словно башню сорвало. Зарычав не своим голосом, он угрожающе ринулся в сторону Соколовского-старшего, на ходу извлекая из кармана острый складной нож.