Роман Реквием по любви. Грехи отцов глава Глава 20

В нору Зарутского Дмитрий проник без проблем. Да и о каких сложностях могла идти речь при открытой-то двери? Но на случай непредвиденных и совершенно неуместных гостей было решено оставить Сокола на прежнем месте. Стеречь и бдить.

Однокомнатная квартира оказалась еще старее, нежели ему представлялась, судя по внешнему виду дома и подъезда. Видимо, пожелтевшие и местами подранные обои украшали стены еще со времен Советского Союза. Дощатый пол, покрытый бесчисленными слоями эмалевой краски, испещренный щелями чуть ли не в палец, поскрипывал от каждого шага. Тяжелый затхлый запах, навязчиво проникающий в ноздри, свидетельствовал об очень редком пребывании здесь людей и отсутствии должной вентиляции воздуха. Складывалось впечатление, что хата Макару очень дорога как память, раз уж при его финансовых возможностях он не спешил приводить ее в божеский вид. Будто бы хотел сохранить именно в первозданном состоянии. Только вот времени на анализ его поступков и мотивов у Похомова почти не осталось, потому как из ванной перестал доноситься шум льющейся воды. Борзый поспешно переместился из прихожей в единственную комнату, которая не являлась кухней, а выполняла роль… не то зала, не то спальни. Он осматривал пространство очень быстро, но внимательно. Стараясь не упустить ни единой детали.

Меблировки кот наплакал. Все тех же годов, что и сама жилплощадь.

Из мягкой мебели лишь обшарпанный диван, застеленный сбившимся от недавней безудержной страсти покрывалом, да пара кресел с деревянными лакированными подлокотниками. На полу ковер с красным орнаментом, от которого в глазах рябило. У противоположной стены небольшой буфет, заставленный многочисленной посудой. А уже на буфете… Хм!

Две фотографии Марины Черчесовой в обрамлении запылившихся деревянных рамок. На первом снимке девушка предстала роковой красавицей. Ее взгляд насквозь пронизывал, пробуждая внутри непонятное томление, даже трепет. И легкое покалывание кожи, и нестерпимое желание по струночке вытянуться. На втором же она дружески обнимала Макара. Заливисто смеялась, запрокинув голову. Он смотрел на нее с таким абсолютным обожанием, что сомнений в его чувствах не возникало.

Забавно. Фото сделано на этом самом диване! В этой самой квартире!

Ну что же, больная мозоль врага была удачно найдена.

Оставалось на нее правильно надавить.

Долго ли умеючи!

Борзый плавно опустился на одно из кресел, жалобно заскулившее под его весом, как раз в тот миг, когда Зарутский, облаченный лишь в банный халат, вышел из ванной. Сказать, что мужик охренел, обнаружив на месте своей новоиспеченной «подруги» Дмитрия, не сказать ровным счетом ничего!

Он пару раз тряхнул головой и столько же хлестанул себя по лицу, пытаясь избавиться от видения.

Долго данное замешательство не продлилось. Макар кем угодно был, только не идиотом. Дважды два довольно быстро в голове сложил. Сопоставил.

Да что к чему сообразил. А потом разразился ядовитым лающим смехом:

— П-а-с-к-у-д-а! — громким эхом отразился от стен прокуренный голос. Реакция Дмитрия последовала незамедлительно.

— Либо сам пасть закроешь, либо я тебе помогу, — пообещал, скрывая истинные эмоции за маской равнодушия. Довольно красноречиво хрустнув костяшками пальцев. — Решай.

Орать как полоумный Макар перестал сразу. Но черта с два испугался! Наоборот. Весь ощетинился, подобрался, готовый отразить любое нападение или самостоятельно ринуться в атаку. Борзый угрожающе оскалился, с превосходством осматривая оппонента.

— Хорошенько подумай, Макар. Годы-то свое берут. Не справишься.

— Слушай сюда, ох*евший папенькин сынок! — брызнул ядовитой слюной «гостеприимный хозяин». — Решил, тебе все можно, раз старшие крышуют? Нет! За сей произвол ответишь, псина! Это же… бл*дь, додуматься нужно! Сука!

Дмитрий закатил глаза. Да уж! Словарный запас Зарутскогоособым разнообразием не отличался. И знал он его почти наизусть.

— Перед кем отвечу? Перед старшими? Им плевать на твою судьбу. Разве что Прокурор жуть как соскучился… по другу сердечному… к Пескарю переметнувшемуся! Или перед тобой? Окстись! Ты – крыса, Макар. Перед тебе подобными не отчитываются.

Нужно отдать должное, обелить себя мужчина не пытался. Ни разу! Как и оправдаться. Может, в глубине души и раскаивался о содеянном, но вида уж точно не подавал. Лишь неопределенно пожал плечами, тем самым скупо констатируя факт. Вся его напряженная поза будто бы «кричала» – да, предал! Да, это был я. Нет, не жалею – в тот момент решение казалось верным.

— Пусть так! — выдал совершенно другой интонацией. Интонацией человека, уставшего от жизни. — Судьбу задним числом не перепишешь и поправки не внесешь. Поздно. А вот ты… ты зря моими чувствами играешь. Жди ответочку. На святое, мразота, посягнул, подкладывая под меня эту девку!

— Да не осталось в тебе ничего святого! — внешне Борзый выглядел спокойным. Отчасти скучающим. Но внутри… вулкан бурлил. Инстинкт самосохранения просто ревел, вынуждая быть начеку. Следить за каждым движением противника. — О святости не думал, когда драл ЭТУ ДЕВКУ несколько часов без отдыха? В твоем-то возрасте – и такой голод. Марину свою на ее месте представлял наверняка? Да? Ну, так лады! Этого я и добивался. Кайфанул же, верно? По сути, ты меня сейчас поблагодарить должен за такой босяцкий подгон.

— Совсем ох*ел? — взревел Зарутский, сверкая его совершенно безумными, налившимися кровью глазами. — Я ж тебя… на лоскуты…

— Как Черчилля, что ли? — гоготнул, прерывая несостоявшуюся угрозу. — Дьявол! Прекращай. Даже звучит смешно!

Дмитрий внимательно просканировал собеседника.

Макар выглядел взбешенным и… растерянным. Действительно растерянным. Словно терял контроль над ситуацией и ничего не мог с этим поделать. Гневно сплюнув, мужчина поинтересовался:

— Из Толи ты отбивную сделал?

— Он мое тронул!

— А ты, щенок, мое тронул!

— Ну так все. Один-один. В расчете, стало быть.

Зарутский поперхнулся, таращась на него как на чумного:

— Ты… Бл*дь! Откуда в тебе столько наглости и… борзоты?

— Без понятия, — отмахнулся. — В детстве матушка дихлофосом травить пробовала – не помогло, как видишь!

Пауза. Судорожный вздох. А затем тихое и горькое признание:

— Сука! Какой Аркашка все же счастливый. Самый счастливый из всех нас.

Почувствовав резкую смену его настроения, Дмитрий заметил:

— Счастье в нашем мире вещь дорогостоящая. И по зубам не каждому. Если обмен любезностями завершен, присаживайся! Разговор имеется.

Скривившись, мужчина ругнулся вновь. Однако спустя пару секунд плюхнулся во второе кресло. И хвала всем святым, так как Дмитрия уже накрывало от зашкаливающего в крови адреналина, и идея выбить информацию силой казалась не столь первобытной.

— Знаешь, почему ты все еще жив?

Теперь хохотнул Макар.

— Да уж догадываюсь! Раз так заморочился, чтобы меня выманить…

— Что среди наших гниль разрастается в образе жирной крысы, мы худо-бедно сообразили, — взгляд глаза в глаза. Не моргая. — Что пескаревский он и с тобой на равных, тоже выяснили. Самая малость осталась – имя узнать! И как нельзя кстати – ты его знаешь. И скажешь!

От веселья на лице Зарутского не осталось и следа.

— Глупец! Все, что тебе известно… все на грани смерти. Совет хочешь?

— Обойдусь, — нетерпеливо рыкнул. — Кто он?

Отрицательный кивок головой:

— Нет. Хоть пытай, хоть убивай. Знаю, что умеешь.

— Думаешь, я столь ограничен в вариантах?

— Думаю, не стоит совать свой нос туда, куда собака х*й не совала!

Похомов осуждающе поцокал языком:

— Не западло тебе под ним ходить? Под Гариком. Никогда не задумывался, что он мог отдать приказ убрать твою зазнобу?

Макар дернулся всем телом. Взгляд наполнился безграничной яростью:

— Что за намеки? Есть конкретная информация, или так… языком мелешь?

Отвечать Дмитрий не спешил. Достал сигарету и задымил.

Смачно затянулся. Потом еще раз.

— Времени мало. По-хорошему не хочешь, пойдем другим путем.

— Ответь! Что ты знаешь?

— Что знаю, говоришь? — выпустил струйку дыма в потолок. — Наверняка знаю, чем Гарик так крепко держит тебя за яйца.

Мужчина не произнес ни звука, да только побледнел страшно.

Кусок мела, ни дать ни взять!

— Придумывать велосипед не стану – воспользуюсь проторенной Пескарем дорожкой. Пораскинул я тут мозгами… Скажи-ка, а кем тебе приходится… дочь Марины Черчесовой, Лиза? Рыжая девка, которую я трахал время от времени.

Черты его лица заострились. На скулах заиграли желваки.

Однако мужчина упрямо хранил молчание. Но Борзый и так знал, что тот ответит. Макар тешил себя иллюзией отцовства многие годы.

Искренне, безоговорочно верил, что малышка от него.

Просто родилась недоношенной. Всего-то! Подобная мысль и толкнула бедолагу на предательство. И сейчас Дмитрий собирался ему подыграть.

Хочет быть отцом? За*бись! Пусть будет!

— Вот, — протянул Зарутскому запасной телефон, предварительно включив заготовленную заранее видеозапись, — привет тебе передает!

Вскоре тишину квартиры разбавил ее нежный голосок. Боги! Как же он скучал по своей крохе. Словами не передать ту тоску, что изнутри пожирала. Только не имел он права свои чувства показывать. Не сейчас!

А потому затянулся до одури да морду кирпичом состряпал, чтобы Макар фальши в его словах и поступках не приметил.

«— Ты хочешь быть моей, девочка?

— Да!

— Действительно хочешь?

— Но… ведь я уже! Я вся твоя, Дима! И… не совсем понимаю, к чему…

— Сделаешь все, о чем бы я ни попросил? Без лишних вопросов? Без сомнений?

— Да!

— Докажи! Возьми это в свой бархатный ротик.

— Чт-то это?

— Никаких вопросов, помнишь?

— Наркотики?

— Что, если так? Быть моей уже не захочешь?

— Я за тебя умру. Что мне до какой-то таблеточки!

— Не смей! Не сейчас. Но однажды… если хорошо попросишь, предварительно отполировав меня язычком».

— Как ты уже понял, — демонстративно затушил окурок о лакированный подлокотник кресла. — У нас с твоей дочерью довольно тесные отношения. Девка ради меня…

— Только тронь ее, ублюдок! — противник вскочил на ноги, разъяренно рыча. — Удавлю!

Дмитрий нападения ждал, а потому, увернувшись в последнюю секунду, врезал противнику по «солнышку», заставляя его согнуться пополам и закашляться. Схватив за горло, припечатал к стене и заорал во всю глотку:

— Представляешь, что я могу с ней сделать? С такой доверчивой и глупой как пробка?! Это тебе она важна! Тебе! Для меня не ценнее использованной резинки.

— Похом… не позволит, — захрипел Зарутский от недостатка кислорода. — В память о Марине… не даст ее… в обиду… любил!

— Похом хоронит третьего из своей свиты. За неделю! Серьезно думаешь, пощадит?

— Не позволит… тебе!

— А когда это я у него разрешения спрашивал? Захочу – и подсажу малышку на ту самую дрянь, которую Пескарь у тебя за спиной толкает в каждой подворотне НАШЕГО города. А после отдам дырки твоей дочери в пользование своим приятелям! Она и возражать-то не станет. Все стерпит ради новой дозы.

Пытаясь вырваться, Зарутский прилично саданул Дмитрия по печени.

Да только куда ему против его ярости. Борзый громко зашипел, но пальцы, вопреки всему, сжал еще сильнее.

— Не переживай, — продолжил монотонно, постепенно переходя на крик, — шлюха из нее выйдет отменная. На элиту не претендуем, но для ТУРЕЦКИХ БОРДЕЛЕЙ СГОДИТСЯ!

— Мразь!

— Слушай внимательно, Макар. Мне нужно имя крысы. И я получу его любой ценой. Взамен, клянусь, сделаю все, чтобы уберечь мою… твою Лизу от Пескаря. Расскажешь кому-либо о нашем разговоре – расплатится твоя дочь! Примешь отрицательное решение – расплатится твоя дочь! Отправят на тот свет еще кого-то из наших – расплатится твоя дочь! У тебя три дня, в течение которых я жду ответа. Мобилка новая – оставляю на память. Там лишь видео и левый номер телефона. Его не отследить. Как надумаешь, звони. Поболтаем!