Роман Реквием по любви. Грехи отцов глава Глава 14

— Бульона отварить, Лизонька?

— Не хочу.

— Разве можно так, ягодка? — ужаснулась Валентина Степановна. — Вчера ни крошки во рту не было. Сегодня полдень уже, а ты еще не вставала…

Несмотря на явное желание растормошить внучку во что бы то ни стоило, бабушка присела на край постели. Самой себе противореча, заботливо поправила одеяло, вкладывая в банальный жест столько нежности и тепла, что в глазах у Лизы вновь защипало.

Она перехватила ее шероховатую ладонь и прижалась к ней губами, выражая благодарность.

— Не суетись, пожалуйста. Я не голодна.

Похоже, у Лизы развивалась самая настоящая депрессия. Весь следующий день после визита Аркадия Михайловича она провела в своей комнате. В кровати. Не ела. Не пила. На звонки не отвечала. Будто во времени потерялась. Иногда рыдала навзрыд, до икоты, и ничего поделать с собой не могла. Да что там, она элементарно причин своего состояния не понимала! А порой, наплакавшись, так и засыпала, уткнувшись в подушку. Даже грозный Матвей разводил руками, понимая, что не в силах ни успокоить ее толком, ни на тренировку вытащить, не навредив при этом еще больше. Словом, оставили ее в покое. Все. Только не бабуля – она постоянно приходила. Разговаривала, даже если Лиза просто молчала. Главное ведь – слушала.

— Что тревожит-то тебя? Что мучит? Словно в бреду мечешься…

Очередной поток слез хлынул внезапно, оставляя на лице мокрые следы.

— Ну, полно, доченька! — нежно погладила по голове. — Неужто так душа терзается, что не понесла от него?

Лизавета вздрогнула от столь неожиданного и очень даже сокровенного вопроса.

Словно от сна очнувшись, вытерла насухо лицо и пару раз шмыгнула забитым носом.

— Не говори глупости, ба!

— Знаешь, на все воля Божья. Не сейчас, так… возможно, позже родишь… ему.

Что-то в ее тоне – обреченном, горьком, но снисходительном – заставило девушку мгновенно взбодриться. Откинув одеяло, Лиза села рядом, на самый край. Спустила ноги на пол.

— Не рожу! Нас больше нет… сколько можно повторять?

Ее возмущение вроде и выглядело натуральным, но бабушку все же никак не тронуло. Совершенно.

— М-м-м! — закачала та головой. — Я хоть и стара… но не слепа.

— Хватит намеков! Говори прямо.

Валентина Степановна, напротив, сохраняла молчание. Губы ее подрагивали, а глаза неестественно блестели. Стало ясно, что разговор дается ей нелегко. Да и на душе, вероятно, тоже гадко. Тяжело вздохнув, она извлекла кое-что из кармана своего передника и осторожно вложила в ее раскрытую ладонь. Странное дело, вроде и предмет комнатной температуры, тем не менее металл обжег кожу. Лиза не сразу поняла, что держит в руках. На осознание ушло несколько секунд. А когда распознала, едва не выронила из дрожащих пальцев.

Зажигалка, с которой Дима никогда не расставался!

Подарок от Аркадия Михайловича.

Господи! Как она у нее оказалась?

Лиза буквально чувствовала, что покрывается холодным потом, несмотря на летний зной. Сердце в груди колотилось точно сумасшедшее, заставляя дышать глубже и надрывнее.

— Что это? — отвела взгляд в сторону, испытывая отвращение к себе оттого, что приходится лгать самому близкому человеку.

— Ты мне скажи, Лизонька. У тебя под кроватью нашла несколько дней назад.

Выронил! Все же выронил!

— В мою комнату заходил только Андрей. Спрошу у нег…

— Андрюша не курит.

Все слова канули в бездну, а язык… будто бы онемел.

Не в состоянии оказалась ничего правдоподобного придумать.

Да и хотелось ли?

— Не отпустит он тебя, дочка. Сердцем чую.

— Бабуль, я…

— Думала, не сыскать на свете человека упрямее твоего отца. Ан нет! Есть таков…

— Перестань, прошу тебя!

— Люди в моем возрасте плохо спят ночами, ягодка. Да и просыпаются задолго до рассвета. Видела я вас. Как уходили… видела.

Ее голос в тишине комнаты прозвучал как приговор. Напряжение достигло наивысшей точки. Тревога, копившаяся внутри так долго, наконец выплеснулась наружу. Настойчиво игнорируя еле различимые рвотные позывы, спровоцированные незапланированным голодом, вскочила на ноги. Истерический хохот девушки окрасил замкнутое пространство спальни.

Конец! Это конец!

Подобно раненому, загнанному в угол зверю беспокойно мерила шагами помещение, будто подсознательно пыталась найти выход из столь непростой ситуации.

— Ошиблась ты! — прохрипела затравленно. — Не могла видеть. Никого не было… а зажигалка…

— Коршуном над тобой вьется, — Валентина Степановна продолжала говорить, совершенно не реагируя на Лизу. Не замечая смятения, в котором та сейчас пребывала. — Каждый твой жест… каждый взгляд тут же приковывает его внимание. Все замечает! Зоркий. Коршун, как есть.

Лизу потряхивало, да так, что ноги не держали.

Еле до бабушки доковыляла и осела на пол подле нее, цепляясь ногтями за подол длиной юбки.

— Не суди меня… пожалуйста.

— Не стану, — прозвучало спустя целую вечность.

— Я ведь люблю…

— Не любовь это, — осадила строго. — Болезнь! Одержимость!

— Пусть так. Но в нем мое лекарство.

Валентина Степановна недовольно буркнула себе под нос:

— Любовь они придумали! Эка невидаль!

Девушка подобралась вся под ее внимательным и очень проницательным взглядом.

— Ты… расскажешь им? — сердце будто стальными прутьями стянуло. Щемило. Давило. Выворачивало. — Так ведь?

Теперь уже старушка возмущенно воскликнула, всплеснув руками:

— Что же я, никак изувер какой? Своей кровиночке вредить и мальчонке жизнь калечить? Да меня за такой грех на тот свет не примут!

Лиза не смогла сдержаться – прыснула, давясь от смеха.

Только ее бабушка могла назвать мальчонкой мужчину, перед которым даже Даня заикался!

А когда успокоилась наконец, ласково прижалась щекой к ее коленям.

— Пусть не принимают. Никогда!

— Чудная ты у меня все же. Ничего вечного нет. Однажды и меня землица пригреет.

Кожа покрылась крупными мурашками размером разве что не с муху!

Пробрало Лизавету до глубины души.

— А ты будь! — выдавила, натянуто улыбаясь через силу. — Вечной. Я тебя… очень люблю.

— Ой ты ж батюшки, — в который раз провела скрюченной от старости ладонью по ее густым растрепанным волосам. — Внученька моя!

— Спасибо, что приняла… его. Диму. И что на нашей стороне. Теперь, когда мне не нужно тебе лгать, я вновь чувствую себя очень сильной. И свободной.

Так они и сидели в тишине – Бог знает сколько времени. Будто пытаясь передать друг другу свою жизненную энергию. Окутать теплом, которое может подарить лишь семья.

— Знаешь, — открылась нахлынувшим воспоминаниям. — Мы с ним случайно познакомились. После… некоторых событий, произошедших в тот вечер, он одолжил мне пиджак, в котором я уехала домой. А в кармане забыл эту самую зажигалку. Так и нашел меня.

— Ой! Наплел с три короба. А она и уши развесила! — бабушка заливисто засмеялась. — Да подсказал ему кто-то твой адрес. По зажигалке! Ага!

— Серьезно, ба. Ему ее подарил отец. А чтобы всегда знать, где находится сын, и иметь возможность помочь в трудную минуту, он встроил туда… маячок!

На последнем слове Лиза запнулась и подскочила на ноги, точно ведро ледяной воды на нее опрокинули! Маячок! Если Похомов-старший надумает проверить, где сейчас Дмитрий…

Господи, спаси их головы!

Лиза метнулась к выходу, не понимая до конца, что будет делать в конечном итоге. Двигалась чисто на инстинктах. Оказавшись во дворе, зажмурилась от яркого солнца – ее ослепило на миг.

— Даня? — позвала довольно громко. — Данечка?

Ответом был удивленный свист и не менее ошарашенный ее внешним видом взгляд Матвея и Петра Петровича. Лиза мысленно отметила, что Ювелир начал наведываться к ним и днем, не опасаясь более быть замеченным.

— Так спит он, — ответил незамедлительно Алмазов. — После суток же…

— Я за него! — крикнул вслед Матвей. — Чего тебе?

Проигнорировав вопрос, продолжила свой путь.

В дом деда Мити Лиза не просто вбежала.

Нет. Влетела, едва касаясь земли.

— Даня? — окликнула дрожащим голосом, попутно заглядывая во все комнаты.

Верещагина нашла в самой дальней. Мужчина проворно натягивал джинсы.

Смерив ее внимательным взглядом, он оставил в покое свою расстегнутую ширинку.

— Что стряслось?

— Дима обронил зажигалку у меня под кроватью, — набрав полные легкие воздуха, продолжила. — Теперь Похом догадается, что он был здесь… если уже не догадался!

— Ты сейчас серьезно? — слегка прищуренный взгляд указывал на зарождающееся в нем раздражение. Что и подтвердилось в следующий миг. Резким движением он сдернул с себя брюки и принялся укладываться обратно в постель. — Имей совесть! Я уснул меньше часа назад!

— Даня! — Лиза вцепилась в одеяло яростно, всячески мешая ему укрыться им. — В ней установлен маячок, который отследить может и Дима, и Аркадий Михайлович!

Верещагин оценил ситуацию здраво. Было заметно, что сон с него как рукой сняло.

В гнетущей тишине хлопнула входная дверь, привлекая внимание обоих.

И если Даня лишь нахмурился, то Лизу тряхануло, как трусливого кролика.

— Давай сюда. Живее!

Дрожа, как осиновый лист на ветру, она передала Дане свою находку.

— Его необходимо деактивировать, и чем быстрее, тем лучше! Мне нужно время. Задержи их.

— Я? — пискнула от страха.

— А кто, я, что ли? — зашипел вполголоса. — У тебя и наряд подходящий!

— А?

Не объясняя более ничего, мужчина вытолкал ее за дверь. Спустя несколько совершенно ошалевших ударов сердца Лиза услышала тяжелые шаги. Вскоре перед ней предстал Матвей.

Он хранил молчание. И когда разглядывал ее с головы до пят с абсолютно непроницаемым выражением лица. И когда сократил расстояние между ними до метра. Девушка задышала часто-часто, жадно втягивая в себя воздух, не зная, чего вообще ожидать от этого человека.

— Даня… он одевается, — выпалила, когда Верещагин полоснул взбешенным донельзя взглядом по двери за ее спиной. — Скоро выйдет.

Матвей отодвинул Лизу со своего пути без особых усилий. Словно она ничего не весила.

От страха у нее поджилки, что называется, затряслись. Все оказалось под угрозой срыва.

Оттого и действовала чисто интуитивно.

Прикусив губу, вложила свою заледеневшую ладонь в его огромную ручищу и крепко сжала.

Привлекая внимание. Останавливая.

— Пого… вори со мной. Пожалуйста!

Столь простое прикосновение заставило Матвея вздрогнуть всем телом. Он даже не пытался скрыть собственную реакцию и свое изумление. Еще бы! Впервые она пошла на физический контакт. Сама! Медленно... чертовски медленно он развернулся. Его взгляд оказался колючим. Пронизанным болью и сомнением. Пропитанным ими – хоть выжимай!

— О чем, моя хорошая? — ответил безжизненным металлическим голосом, удерживая ее обескураженный взгляд.

— О чем угодно…

— Хм! — пожал плечами. — Скажи, что происходит у тебя с моим братом?

— Ничего. Правда!

— А с Похомовым?

— Тоже уже ничего... с одной-единственной разницей. Его я все еще люблю!

Мужчина зашипел и отвернулся. А затем проскрипел, едва сдерживая эмоции:

— Почему он, Лиза? Почему самый… неуправляемый, и самый безбашенный из нас?

Она чуть собственной слюной не подавилась.

— Давай закроем эту тему?

— А давай! Только для начала хотелось бы, — приблизился вплотную, буквально пожирая ее взглядом, — попросить кое о чем!

— О чем?

— Лиза… Я, тебя умоляю! Оденься!

— Чего?

— Кто защитит тебя, если я сорвусь? А? Ты же убиваешь меня, девочка! Дразнишь. Искушаешь. Прекрати ходить в трусах!

Цепенея от первобытного ужаса, Лиза поняла, что стоит перед ним в ночной хлопковой пижаме, состоящей из короткого топа на бретелях и шортиков, больше напоминающих нижнее белье.

Опомнившись, она отдернула от него свою руку, точно обожглась.

— Извини! Я… я это не специально, — бросила взволнованно, спешно покидая комнату.