Роман Разрешаю стонать глава Глава 19

***

Лена.

Два дня после встречи с Басманским я занималась только тем, что постоянно боролась со своими воспоминаниями. Иногда они напоминали реку. Но не такую, как Волга или Днепр. Нет. Горную! С уступами, перепадами, бурунами и течением, смывающим все на своем пути.

Еще день прошел в прострации. Я убирала в квартире, готовила есть ребенку, просматривала вакансии, но все чаще ловила себя на мысли, что хочется лечь на кровать и обреветься в подушку.

Дура. Клиническая. Побывать замужем. Считать, что знаешь себя от и до. Свято верить, что секс – это так, баловство, без которого можно жить. А тут... за каких-то пару минут в лифте выяснить, что никогда раньше и сексом-то по-настоящему не занималась. Что, в сравнении с оргазмом от пальцев Басманского, все прежние фейерверки были как чихи в кулачок... приятно, не больно и слава богу.

Обида от этого душила похлеще стыда. Перед Данькой не знала, как прятаться. Он в глаза заглядывал, а мне сквозь землю провалиться хотелось. Дожила. Узнала в двадцать семь, как с мужиком хорошо бывает. Как остро и каждой клеточкой сладко.

Плохо, что не убежала от него. Надо было драться до последнего. А теперь... Теперь кто бы подсказал, как после случившегося жить дальше. Без мужика этого. Без его пальцев. А еще лучше – без воспоминаний о том, как он поимел меня ими, а потом нежными поцелуями успокаивал, будто я кукла фарфоровая и сейчас разобьюсь.

Нет, нельзя было думать о Басманском. И папку следовало выкинуть в мусорку сразу, как машина такси к дому подъехала.

Но с извилинами еще в лифте беда случилась. Серого вещества хватило только до квартиры своей добраться. А после... как в себя пришла, даже в руки брать папку страшно стало. Словно там конверт со спорами сибирской язвы. Потрогаю, и все, одной чокнутой в мире станет больше.

С такими думами я протянула аж до вечера четвертого дня. Будто овощ. А потом в душе случайно прикоснулась к себе. Сжала грудь так, как он сжимал. Мазнула по клитору, и плач было уже не остановить. Странный, непонятный, будто рвалось что-то наружу.

Нет, все же я была не дура, а кто-то похлеще. Дура забыла бы или придумала объяснение. Умела ведь, когда с Васькой жила и походы его налево не замечала.

Сейчас же... не придумывалось ничего. Одного воспоминания хватило, чтобы тело заныло, требуя той самой ласки. Ноги сами разъехались. И потом пришлось глотать слезы, стоны, кусать губы и пялиться на яркую лампу под потолком. До боли. До зайчиков. Чтобы только не стоял больше гад рукастый перед глазами и не травил душу.

Что бы случилось, протяни я еще день один на один со своим проснувшимся либидо, даже думать не хотелось. Но вечером пятого дня, как обычно без спроса, в гости явилась Лизка.

Выставив вперед себя коробку с тортом, она быстро прошлась взглядом по моему посеревшему лицу, и стало мне совсем худо.

– Слышь, подруга, а не загрипповала ли ты, случайно?

– Ты у нас вроде гинеколог, а не терапевт, – я все же попыталась отделаться.

– А ты думаешь, гинекологи дальше женских прелестей ничего не видят? – она помахала занятому своей вечерней кашей Даньке и снова повернулась ко мне. – Мы, между прочим, иногда и на лицо внимание обращаем. Особенно когда дуре какой-нибудь мозги надо вправить и здоровье спасти.

С мозгами и здоровьем она, конечно, попала в цель сразу. Спорить мне резко перехотелось. Как и придумывать оправдания.

Словно и правда пришла угостить нас тортом, Лизка сама поставила чайник. Нарезала украшенный ягодами и творожным кремом бисквит. А когда счастливый и сытый Данька пошел спать, взялась за меня с бульдожьей хваткой.