Роман Порочный глава Глава 22

POV. Симона

Прованс

— Как же я горжусь тобой, дорогая! Ты повзрослела и превратилась в настоящую женщину! Хоть кто-то в нашей семье по женской линии отличается умом… — сухая жилистая рука бабушки крепко сжала мою ладонь, на что я вымученно улыбнулась.

— Да брось ты… Какая же я мудрая? Растеклась фруктовым желе перед первым встречным красавцем… — пожала плечами, изо всех сил стараясь, чтобы голос звучал равнодушно.

— Ничего страшного не произошло. Ты молодая красивая девушка! Ещё и с мозгами! Весь мир открыл для тебя свои двери. Сколько в жизни будет этих красавцев! Устанешь отбиваться от них…

Воодушевленно парировала ба, будто сканируя меня своими внимательными темно-карими глазами, в уголках которых залегли мелкие морщинки. Лишь они и выдавали возраст женщины. Хотя в свои шестьдесят Изабелла Миро с легкостью могла дать фору многим молодым. Стройная, подтянутая брюнетка с блестящим каре густых шелковистых волос, она уже много лет жила в небольшой прованской деревушке, занимаясь виноделием и несколько раз в год организуя кулинарные курсы. Мы сидели на террасе небольшого уютного дома, лакомясь свежим виноградом, и в очередной раз за последние дни разговаривали по душам.

— Мне здесь так хорошо и спокойно. Как будто мир остановился, а время на часах замерло. Люблю Прованс летом, — выдавила из себя очередную улыбку, до сих пор ощущая тяжесть на сердце.

Прошло около недели с тех пор, как я услышала в трубке: «Я беременна, Симона, и твой обожаемый сводный брат скоро станет папой…»

Эта короткая фраза, сказанная насмешливым пренебрежительным тоном, заставила мой мир превратиться в пепелище. Странно, что внешняя оболочка до сих пор нормально функционирует, несмотря на то, что внутренности в одночасье пропитались керосином. Один росчерк зажженной спички, и за считанные секунды их не стало. Пепел от моего слабого доверчивого сердца до сих пор не давал нормально дышать.

***

Семь дней назад

Не знаю, сколько времени я провела в своей комнате, опустошенно сжимая в руках мобильный телефон, когда услышала озабоченный голос мамы.

— Мона, дочка, почему ты до сих пор в пижаме?! Уже время ужинать!

Чисто механически повернула голову, встречаясь взглядом с её идеально накрашенными слегка припухшими, видимо, от изнуряющих командировок глазами. Сил спорить и что-то изображать из себя не было, поэтому я полушепотом произнесла:

— Не могу… Я не могу заставить себя подняться с кровати. Ноги как ватные, а в голове одна единственная мысль: «Как же он мог так поступить со мной?» — содрогнулась всем телом, прикрывая глаза, чтобы сдержать щекочущие уголки глаз слёзы.

— Доченька, неужели это всё твой сводный братец? — напряженно поинтересовалась мама, усаживаясь рядом со мной и неловко обнимая за талию.

— Откуда ты знаешь? — робко спросила я.

— Анри рассказал. Он заподозрил неладное, поэтому мы и вернулись сегодня. Хотели серьезно с тобой поговорить, но, похоже, ты уже сама всё поняла… — мама многозначительно замолчала, а я упала спиной на кровать, закрывая лицо ладонями.

— Его девушка беременна. А он сказал мне, что поехал в Нью-Йорк уладить некоторые проблемы… Это так гадко, мама… Так гадко…

— Ох, доченька! Ты еще легко отделалась! А представь, какого этой Дженнифер? Знать, что отец её будущего ребенка жалкий гуляка и бабник… — мама наморщила нос, будто в комнате дурно пахнет.

— Я верила ему. Больше всех верила, мам… А он… Знаешь, я обнаружила в её инстаграме свежие фотографии из его квартиры. Они встретились сразу же, как только он вернулся в Нью-Йорк. Ну, конечно…У них ведь будет малыш… У моего Вильяма… И у этой гадкой Джен…

— Мона, к сожалению, твой сводный брат из тех мужчин, которые думают исключительно о собственном удовольствии. Насколько я поняла… — Жозефин Легран неожиданно осеклась, отводя от меня взгляд.

— Говори! Что ты поняла?!

— Он не знал, как сказать тебе про Дженнифер. Ведь, несмотря на её отъезд, точки в отношениях поставлено не было…

— Ты хочешь сказать, он просто попользовался мной? — прохрипела севшим голосом, нервно зажимая между пальцами выбившуюся прядь волос.

— Думаю, он не планировал этого, но лето, жара и красавица сводная сестра под боком… Почему бы не задержаться в Париже ещё на пару деньков? — мама мягко улыбнулась, проведя изящной рукой по моим волосам, отчего по телу стал разливаться ледяной озноб.

Мне было знакомо это чувство беспричинной апатии и полнейшей прострации, заполняющей тело до кончиков ногтей, вытесняя все жизненные силы.

— Мона?

— Что?

— Помнишь, что нам говорила мадам Круазет? Если вдруг начинаешь испытывать резкие перепады настроения, то лучше выпить волшебную капсулу, — ухоженная брюнетка ловко раскрыла сумку, выуживая оттуда пухлую розовую банку и протягивая её мне. — Дорогая, возьми! — мама ласково потрепала меня по щеке.

Не знаю, почему, но от этого жеста передёрнуло. Она обошлась со мной как с душевнобольной: чересчур приторный голос, из которого можно было выжимать патоку, бесконечные тактильные прикосновения…

Тихо, но уверенно я возразила.:

— Мне не понравилась мадам Круазет. Она не вызвала доверия. Да и теперь я в состоянии обойтись без этого дерьма, — холодно рассмеялась, отталкивая руку матери. А затем прочистила горло, вдруг ощутив в себе недюжинную силу и мощь.

На улице уже вечерело, хотя на небе еще проглядывалась тонкая полоска безоблачного аквамаринового неба. Внутри что-то кольнуло, будто оттуда с небес за мной наблюдали его чистые невозможно голубые глаза. Поспешно спрыгнула с кровати и подошла к шкафу.

— Я хочу уехать из Парижа. В Прованс. Скорее всего, до начала учебного года. Здесь мне делать больше нечего…

***

Бабушка отправилась за свежими молочными продуктами к местному фермеру, а я вернулась в небольшую комнатку, в которой всегда останавливалась, когда приезжала сюда погостить. Окинула взглядом помещение, испытывая странный прилив душевных сил. Эта спальня вобрала в себя тепло французской провинции — цветущей и неспешной. Повсюду стояла изящная мебель фисташковых оттенков, а обивка и обои изобиловали цветочными рисунками. Этот край лаванды был моим персональным эдемом. Душа здесь отдыхала, а растертое в пепел сердце воскресало подобно птице Феникс. Лучшее место набраться сил, утихомирить внутренний шторм и выдрессировать непослушных демонов, чтобы спустя время они больше не доставляли хлопот. А учитывая, что в деревенской глуши практически не работал интернет, планировала до конца лета хорошенько во всем этом преуспеть.

Открыла верхний ящик небольшого стола, чтобы достать карандаши и холст, как вдруг почувствовала невидимый удар под дых, сжавшись всем телом. Я увидела прозрачную папку со старыми фотографиями. Вот черт. Уже и забыла, что выглядела настолько плачевно… Пальцы сами потянулись к выцветшим снимкам. До развода родителей я обожала фотографироваться, а потом…

На меня смотрела молодая заморенная голодом девчушка с перекосившимися от нелепой улыбки губами. Мне было двенадцать, когда это началось. Потребовалось всего пару месяцев, чтобы ввести себя в состояние живого трупа. И целый год, чтобы мал по малу вернуться к обычной жизни. Еще год назад, когда я гостила у бабушки, не могла глядеть на эти снимки без слёз — чему радоваться, когда смотришь на последствия собственной глупости? Мне просто хотелось, чтобы папа вернулся к нам. Его новая жена выглядела как кинодива — идеальное, словно выточенное из слоновой кости тело без капли жира. Я решила, что он ушёл из-за меня и начала худеть… Даже сок огурца и дольку яблока считала перееданием. Тогда ещё я не знала, что анорексия — одно из двух психических расстройств, от которых умирают…

— Мона, я уже пришла! Пойдем ужинать, дорогая! — бабушка так неожиданно ворвалась в комнату, что папка со снимками выпала у меня из рук. — Родная… — она вдруг замолчала, резко отводя свой взгляд.

— Я не голодна… — ответила, едва шевеля губами.

— Дорогая, я уже накрыла на стол и…

Наши взгляды снова пересеклись. Обратила внимания, что на лице ба появилось напряженное выражение.

— Я не собираюсь больше морить себя голодом. Никогда! Просто спущусь в столовую минут через пятнадцать. Идет? — широко улыбнулась, присаживаясь на пол и поднимая папку со снимками.

— Конечно-конечно, дорогая. Я так и подумала, — заверещала бабушка, поспешно закрывая за собой дверь.

— Пусть прошлое навсегда останется в прошлом. Я больше не потерянная двенадцатилетняя девочка, которая решила винить себя в проблемах взрослых, — произнесла беззвучно, доставая коробок спичек из другого ящика стола. — И предательство любимого тоже не способно выбить из седла. Мы еще повоюем! — еле слышно рассмеялась, выходя из комнаты и направляясь к задней двери дома, которая вела в небольшой палисадник.

Уселась в свою любимую беседку, бросая последний долгий взгляд на папку с фотографиями в руках. Меня била дрожь. Я хватала воздух судорожными вздохами, открывая коробок, провела спичкой по его боковой стороне, и она сразу же воспламенилась. Пару секунд я заворожено глядела на огонек пламени: такое маленькое, но обладающее разрушительной силой. Уголки губ растянулись в счастливую улыбку, хотя из уголков глаз катились слёзы.

— Прошлого больше нет! Впереди только счастливое будущее… Моё будущее! — произнесла как заклинание и поднесла горящую спичку к папке с фотографиями.

Это было мое собственное сожжение… Пора прикончить все страхи, комплексы, дурные сны и бесконечное давление со стороны окружающих. Вздохнуть полной грудью! Жить только счастливыми эмоциями и наслаждаться каждым прожитым днем!

Горящие снимки рассыпались по траве, прямо на глазах сворачиваясь и превращаясь в пепел. Протерла лицо тыльной стороной ладони, вздохнув с облегчением.

Мне стало легче. Гораздо легче…

— Симона… Я нашел тебя…Как же я счастлив… — прошептал кто-то прямо над моей головой, и, резко вскинув подбородок, взгляд угодил в ловушку добрых светло-серых глаз мужчины.

— Филипп? — произнесла изумленно. — Что ты тут… — но он не дал договорить.

— Мона, я так соскучился по тебе! — смущенно улыбаясь, произнес брюнет, протягивая мне огромный букет подсолнухов.

В горле пересохло, а глаза округлились и стали размером как две чашки. Пару секунд мы растерянно глядели друг на друга, а затем я задумчиво сказала:

— А знаешь, у тебя есть все шансы…

Весь вечер мы с Филиппом гуляли по живописной местности, фотографировались в лавандовых полях, и теперь я не чувствовала под собой ног. Впервые за последние дни хоть немного отвлеклась, не думая о предательстве Вильяма. Поужинав в компании бабушки, мы с другом взяли бокалы с домашним вином и вернулись на террасу встречать закат.

— Мона, я просто влюбился в Прованс! И всё благодаря тебе, — широко улыбнулся темноволосый парень, неожиданно усаживаясь плотнее ко мне и приобнимая за плечи.

— Спасибо тебе за компанию, но пока я не готова к чему-то большему, — неловко пожала плечами, отсаживаясь от него на безопасное расстояние.

Даже несмотря на то, что мой будущий однокурсник был довольно хорош собой, не могла воспринимать его как мужчину. Тем не менее была рада видеть его здесь. Филипп привез новые книги и диски, а ещё у нас всегда находились темы для разговора.

— Ну а вдруг со временем наше дружеское общение перерастет в настоящую любовь? — тихо спросил он, накрывая влажной ладонью мою руку.

— Прости, но я не хочу давать пустых надежд. Давай закроем эту тему, — высвободила кисть, решительно потянувшись к наполненному до краев бокалу вина и, сделав пару глотков, полюбопытствовала: — Лучше скажи, как ты узнал, что я здесь?

— Я звонил тебе все эти дни, но так и не дозвонился. А потом пришел к вам домой, и твоя мама дала адрес. У тебя такая классная мама! — Филипп энергично вытянул большой палец левой руки вверх, другой рукой наливая нам еще вина.

— Мама умеет производить хорошее впечатление, — лишенным эмоций голосом произнесла я, делая глоток терпкого напитка из небольшого стакана.

— Мона, я должен рассказать тебе кое-что… — вдруг озабоченно произнес Филипп.

— Что стряслось? — легкомысленно улыбнулась, испытывая небольшое опьянение.

— Меня шантажируют, — прошептал друг дрожащим голосом.

— Шантажируют?! — удивленно повторила я, выгибая бровь. — Но кто? Почему? Кому ты нужен?

— Я сам ни черта не понимаю…

— Расскажи, что произошло! Давай по порядку! — решительно скомандовала, и парень тут же поддался.

— Примерно неделю назад я пошел с друзьями в бар, и там со мной познакомилась девушка… — Филипп неожиданно замялся, потупив взгляд, и стал ковырять пальцем рассохшуюся доску столешницы.

— И что было дальше? — нетерпеливо спросила я.

— Ну, мы выпивали, веселились, всю ночь танцевали с ней. Незнакомка предложила поехать в другой бар, где есть приватные кабинки. Я был так пьян и разгорячен, что не стал спорить. А потом… Всё как в тумане. Кажется, она пригласила меня в приватную комнату… — парень нервно расчесал волосы пальцами, глядя на меня взглядом побитой собаки.

— Филипп, ты можешь проводить время с кем хочешь. Всё нормально. Что было дальше?

— Я ничего не помню… Даже как оказался дома. В голове чистый лист…А потом мне прислали эти жуткие снимки и требуют вернуть огромную сумму денег. Я не знаю, что мне делать, Симона, и решил пока залечь на дно…

Парень выглядел не на шутку расстроенным. Мне стало его жаль.

— Так что там такого ужасного? — спросила с нескрываемым любопытством.

— Мне стыдно показывать это… — Фил плотнее свёл челюсти, подливая себе вина.

— Мы же друзья. Как я смогу помочь, если не буду знать, о чём речь?

Наши взгляды столкнулись. Дымчатые глаза парня заволокло пеленой сомнений. Спустя пару минут брюнет всё-таки достал из кармана мобильный. Подавив отчаянный вздох, он глухо проронил.

— Вот, полюбуйся! Они сказали, если я не переведу крупную сумму денег, то опубликуют эти снимки во всех газетах, а еще пришлют моему отцу и декану Сорбонны. За такое меня точно исключат… — голос друга надломился, когда я, наконец, взяла в руку телефон.

— О боже…

Ожидала увидеть что угодно, но только не это: с подсвеченного экрана мне пьяно улыбался Филипп, который оседлал какого-то мужика и хлестал его кнутом, будто скачет на лошади. Оба мужчины полностью обнаженные, а рядом с ними лежат секс-игрушки. Не в силах скрыть гримасу изумления, протянула телефон обратно, делая глоток вина прямо из горла.

— Это была какая-то садо-мазо вечеринка? Не знала, что ты увлекаешься таким…

— Мона, да, ты что?! — он впился кончиками пальцев в свои короткие волосы, а затем хрипло выдал. — Я никакой-то там грязный извращенец! И мужиками не интересуюсь! Понятия не имею, как там оказался этот стриптизер! Вообще ничего не помню… Как будто чем-то опоили… Ума не приложу, что теперь делать! Отец жуткий гомофоб, если он увидит эти фотографии, то без разговоров выгонит из дома… — голос Филиппа дрогнул.

До сих пор находясь под впечатлением, я не нашлась, что ответить. Несколько минут мы молча прожигали взглядами сумерки, опускавшиеся на деревушку, а затем я уверенно произнесла:

— Не волнуйся. Мы обязательно что-нибудь придумаем. У бабушки в глуши перебои со связью. Завтра с утра поедем в городское кафе, там есть wi-fi, позвоним кому-нибудь из моих подруг. Думаю, они помогут разобраться в ситуации…

В конце концов, уже давно нужно было связаться с Селестой и Мией, открыв им мое местонахождения. Они имели право знать, что произошло.

— Надеюсь. Иначе мне придется где-то искать деньги, — грустно подытожил Филипп.

— Ладно, уже поздно, предлагаю идти спать. Утром думается гораздо лучше…

— Да, согласен. И, Мона, можно попросить у твоей бабушки еще одну бутылочку вина? — смущенно поинтересовался друг, и я не смогла сдержать улыбки.