Роман Отшельник глава Глава 12

Опасна власть, когда с ней совесть в соре.

© Уильям Шекспир

Марк уже давно забыл, что значит бояться Огинского. Прошли те времена, когда он трясся за свою задницу и взвешивал каждое сказанное слово. Они дружили еще со школы. Но слово дружба слишком относительно, если речь идет об Огинском. Стоит лишь один раз оступиться, и тот сожрет с потрохами, перемелет кости и не подавится. Месть этого человека бывала жуткой, неожиданной и стремительной, как укус скорпиона или ядовитого паука. Лейбович узнал это на собственной шкуре. А ведь до этого считал, что ему никогда и ничего не грозит рядом с другом детства. Он, типа, имеет протекцию и неприкосновенность. Зря он так думал. Близких казнят извращённей и кровожадней, чудовищней, чем чужих. Близкие всегда виноваты втройне.

Один раз Огинский заподозрил и самого Марка. Тот предпочитал не вспоминать об этом. Просто выключить этот коротенький отрезок из памяти и забыть. Но иногда он всплывал перед глазами. Потому что ничего страшнее с Марком никогда не происходило и вряд ли произойдет. Роман мог вынашивать месть долго и тщательно к ней готовиться. Он всегда и все превращал в изысканную тонкую игру. Любой его шаг напоминал ход на шахматной доске, где продуман каждый последующий шаг. Огинскому это доставляло наслаждение. Притом он проверял на вшивость как противника, так и себя. Это случилось пять лет назад, когда Огинский начал подбираться к нефтяной компании известного магната Швецова и постепенно обрушивать акции последнего, чтобы потом скупить их и отобрать контрольный пакет, подмять под себя и слить со своим концерном. Проблема в том, что Швецов был резидентом другой страны, и, для того чтобы подорвать авторитет магната, Огинский расшатывал механизм изнутри подставными людьми, которые должны были привести Швецова к полнейшему краху после намеренных мелких махинаций… Но случилось нечто непредвиденное, и некто раскрыл все замыслы Огинского его жертве. Началось расследование и посыпались обвинения в финансовых махинациях. Сделал это некто очень близкий к Огинскому… Ни разу Роман не показал своему однокласснику, что подозревает его в предательстве. Наоборот, он приблизил его еще ближе и даже увеличил зарплату. А перед днем рождения Лейбовича, в январе, пригласил Марка на горнолыжный курорт. Все включено, шикарный деревянный домик высшего класса, девочки, дорогущая выпивка. Все за счет компании. Праздник обещал быть шикарным, и Марк расслабился, он отправлял жене фотографии с природы, покупал детям сувениры и трахал ночью элитных шлюх, которых они привезли с собой. Огинский подарил другу ключи от новенькой квартиры и поздравил с беременностью Нины.

Утром, после веселья, Огинский поднял Марка с постели и позвал его на прогулку в горы на лыжах. Взобраться на одну из вершин и водрузить там флажок с именем Марка. Свежий и подтянутый Огинский в майке на голое накаченное тело, пахнущий дорогим парфюмом и гладко выбритый, казалось, не пил полночи виски и не трахал шлюху, которая завывала из его спальни как заведенная, выкрикивая его имя и оглушая Марика, пихающего нестоящий после обильного излияния член блондинкам в широко раскрытые рты и проклинающего про себя гребаного Огинского, у которого сучка, казалось, подыхала от множественных оргазмов. А может, и подохла, потому что утром он ее в домике не увидел, как, впрочем, и ее вещей.

Марик нехотя вылез из теплой постели, пошлепал по голым задницам двух блондинок и отправился с Огинским в горы. У обоих карты с маршрутом, рация, сухой паек и вода. Шли долго, болтали, смеялись. Вспомнили школьные годы и раздавленные пальцы Женьки Иванова. Марк невзначай поинтересовался – нашли ли люди, которых специально нанял Огинский, сучару, подставившего его, но тот отшутился и продолжил вести Марка наверх.

Чуть позже, когда Марк вспоминал по секундам это восхождение, он понял, что Огинский вел его умирать. И что если бы Марк и в самом деле не оказался чист, то его никто и никогда не нашел бы в том лесу… потому что Роман заманил его в ловушку. У Марика не было алиби на ту ночь, когда взломали компьютер, и он задержался в офисе. Правда, причины были иными, и Лейбович никому о них не рассказывал.

Пока они взбирались наверх, Огинский насвистывал знаменитую песню Высоцкого о дружбе. А потом, когда сам стал на выступ и взобрался наверх, столкнул Марка вниз. Конечно, они были со страховкой. Лейбович вначале не понял, что происходит, подумал, друг сделал это случайно. Продолжая свистеть, Огинский достал охотничий нож… Тогда Марк все понял и громко закричал, что не предавал.

Огинский, казалось, его не слушал, но продолжал свистеть и откручивать колпачок фляги, чтобы отпить свой виски из горлышка. Лейбович почувствовал, как веревка дернулась, и судорожно сглотнул, видя, как она рвется. А ведь Роман проверял снаряжение. Марк хотел было подтянуться наверх, но друг наступил ему на пальцы и сбросил обратно.

Ни единого вопроса не задал. Просто ждал, пока Марк все расскажет сам. О том, что делал в офисе и почему задержался, зачем поменял пароль на своем рабочем ноуте и каким образом перевёл на себя пару тысяч долларов. Марк кричал, говорил быстро, ведь веревка рвалась на глазах, а подтянуться Огинский ему не давал. Пришлось признаться, что связался с одной сучкой-служащей, и та залетела, шантажирует Марка и грозится рассказать все жене, и Лейбович снял пару тысяч со счета Огинского, иначе Нина могла увидеть снятие суммы. Она у них ведет все финансы.

Но это не возымело действия, и Марку пришлось включить мозги, догадаться, кто мог подставить Романа. За считанные минуты гениальный ум Лейбовича просчитал то, что не смог просчитать до этого несколько недель. Марк не только доказал свою невиновность, но и понял – кто именно взломал главный компьютер и украл важную информацию.

Когда задыхающийся Марк буквально проорал последнее слово, веревка оборвалась, а Огинский успел схватить его за руку и вытащить наверх.

Они долго молчали оба, а потом Роман подал другу флягу с виски, и тот залпом сделал несколько глотков.

– Ха йом йом уледет, ха йом йом уледет ле Марик*1.

И прищурившись посмотрел ему в глаза. И вот именно в эту секунду ему стало страшно. Не тогда, когда висел на веревке и болтался над бездной, и не тогда, когда смотрел, как лопаются толстые нитки… а сейчас, когда понял, что с ним игрались. До самой последней секунды. И игрока устроил бы любой исход событий. Он продумал все до мелочей, а потом наслаждался каждой секундой агонии Лейбовича.

– Теперь ты можешь праздновать свой день рождения два дня подряд. И еще – я достаточно много тебе плачу, Марк, чтоб ни одна сука не портила мне жизнь и бизнес. Третьего дня рождения у тебя не будет.

Хлопнул его по плечу и рассмеялся.

*1 – Сегодня день рождения, сегодня день рождения у Марка (иврит. Детская песенка)

И сегодня Лейбовичу снова стало страшно. Очень страшно, когда босс впервые повысил голос. Марик занервничал намного сильнее, чем нервничал даже после той вылазки в горы. Пока они летели в самолете, Огинский не произнес ни слова. Он сверлил взглядом пространство перед собой и сжимал, и разжимал пальцы правой руки. Глаза прищурены, челюсти крепко сжаты. Лейбович не знал, что теперь будет. Он даже не хотел думать о том, что ждет тех, кто упустил игрушку Огинского. И если девчонка сбежала, некоторые из охранников станут бездомными бродяжками, в лучшем случае. В худшем… про худший Марик даже представить не мог – его тут же начинало тошнить и в ушах свистел морозный ветер, а перед глазами лопался страховочный трос. Лейбович постоянно набирал смски Антону и спрашивал – нашли ли девчонку. Но тот отвечал: «нет», и Марик сам покрывался холодным потом.

То, что Огинского повернуло на Гошиной «ночной бабочке», он понял, едва увидел, как тот рассматривает фото девчонки. Это было впервые за все время, что Марк был знаком с Романом. Женщины волновали его лишь в тот момент, когда находились в его спальне, либо лежали под ним в любом другом месте. Все остальное время они переставали существовать совершенно. Мир создан для мужчин. Так говорил Огинский... И Марик ему искренне верил. Но здесь было что-то другое. Роман смотрел на снимки часами, а Марик наблюдал за боссом и понимал, что у того появилась весьма и весьма ценная игрушка, и если Лейбович хочет приблизится к боссу еще ближе – надо понять, что именно его цепануло в девчонке.

Но понять времени не было, а вот осознать, что Огинский в дикой ярости и даже не может ее скрывать, вышло мгновенно.

Когда они въехали в поместье, там царил хаос, светили прожекторы, бегали ротвейлеры и охрана с оружием и фонариками. Такое впечатление, что разыскивали преступника. Огинский даже ни с кем из них не заговорил, зато они, едва его заметив, вытянулись и замерли. Воцарилась тишина.

– Мы искали… мы облазили весь дом, ребята прочесывают местность и…

Огинский поднял на Антона взгляд из-под тяжелых век, и тот нервно сглотнул слюну, словно вдруг даже стал меньше ростом и вот-вот возьмет пушку и застрелится.

– До утра не найдете – потом не найдут вас.

Очень тихо, едва слышно. Но Антон побледнел до синевы. Все знали, что это не угроза – это предупреждение.

А Марк последовал за Романом. Тот вошёл в дом, не снимая пальто, и быстрым шагом направился в комнату своей гостьи. Марк за ним.

Огинский обошел все помещение, осматривая каждый угол. Взял подушку и долго держал в руках, потом бросил обратно на кровать. Лейбовичу совершенно отказали мозги, и он нервничал, как и тогда в горах.

Роман подошел к окну и ловко вылез наружу. Лейбович вскарабкался следом. Огинский присел на корточки и разглядывал что-то в снегу. Следов не было – их припорошило снегом, иначе собаки давно бы ее нашли, но Роман смотрел не вниз, а на ветки голых колючих кустарников. Протянул руку и поднял вверх кусочек светлой ткани. Осмотрелся по сторонам с тем же хищным прищуром. Марку даже начало казаться, что он принюхивается, словно зверь.

– Она здесь. Она не вышла за периметр усадьбы.

Сказал словно себе и пошел вперед. А потом присмотрелся к стене и снял с кирпича длинный белый волосок. Ухмыльнулся.

Медленно огляделся по сторонам. Лейбович понятия не имел, где можно было спрятаться в такую холодину. Если на улице, то она точно уже околела, и тогда здесь настанет апокалипсис. Огинский прикопает в снегу всех, кто не досмотрел за девчонкой.

Роман быстрым шагом прошелся вдоль стен и дернул дверь склада.

– Кто дежурил сегодня? – крикнул Антону.

– Вовка, кажется.

– И где он?

– Ищет. Все ищут. Они лес прочесывают.

– Открой мне склад.

– Он с обеда закрыт. Как провизию на выходные привезли, так и заперли его.

– Где Вовка? Если он дежурил, пусть все камеры еще раз просмотрит. Давай его сюда. Я сам допрошу.

– Да, я сейчас его наберу.

Огинский снова осмотрелся по сторонам и нахмурился.

– Где ж ты спряталась, Надя? Выходи, малышка. Поигрались и хватит.

Марк от удивления распахнул шире глаза – Надя? Он запомнил ее имя и называет ее Надя? Лейбович ни разу не слышал, чтобы Роман называл своих шлюх по имени. Максимум – игрушка. Где-то рядом раздражающе пиликал чей-то сотовый.

Огинский, как животное, весь подобрался и прислушался, а потом крикнул.

– Отключись.

Антон отключился.

– Набери еще раз.

Снова затрещал сотовый за дверью склада.

– Никто с обеда не заходил, говоришь?

Отошел назад и с разбегу вынес дверь.

Дальше происходило что-то немыслимое. Марик вообще с трудом верил, что все это видит. Огинский бросился к девушке, лежащей на полу, тряс ее, хлопал по щекам, звал по имени и как-то лихорадочно заворачивал в свое пальто, поднимая с пола на руки.

– Петра Аркадьевича поднять. Сейчас же! Плевать, где он! Пусть берет хоть вертолет и будет здесь через десять минут со своей бригадой.

Прижал к себе девчонку, вглядываясь в ее лицо… и Марику стало не по себе. Странный взгляд у Огинского. Он смотрит на нее с какой-то дикой одержимостью. С каким-то страшным блеском в зрачках. Словно сожрать хочет. И это даже не похоть. А нечто более глубокое. Животное. Когда зверь свое в берлогу тянет и никому отдавать не хочет. В дом Огинский ее сам на руках понес, своим людям не отдал. Едва Антон сунулся, рявкнул так, что у всех задрожали колени.

– Пошел вон! Я сам!

И несет, как хрустальную, и пальцы пряди волос на спине перебирают. Он, видимо, и сам этого не заметил. А Марк увидел и глотнуть воздух не мог. Похоже, у Монстра появилась слабость. Впервые за все время, что тот его знал.

Роман занес девушку в гостиную и положил на диван, накрывая пальто, усаживаясь рядом, растирая тонкую руку и выдыхая на синеватые пальцы, согревая их.

– Одеяла несите. А ты проверь – кому она звонила, и вытащи запись разговора. Слышишь, Марик?

– Да, конечно.

– И, как только Петр приедет, сюда веди, а пока скажи этому кретину на улице, пусть несет коньяк и растопит камин пожарче.

Марк думал, хозяин хочет выпить, но он ошибся. Огинский откинул одеяла и, стянув с ног девушки туфли, начал растирать ступни, наливая себе в ладонь коньяк.

– Давай, Надя, просыпайся… ты все равно проиграла, и я нашел тебя.

Псих… просто чокнутый псих. Девчонка синяя от холода, а он про игру… а может, храбрится и испугался за неё. Хотя слово «испугался» меньше всего подходило Роману Огинскому. Да и сколько он ее знает… пару дней?

Комментарии

Комментарии читателей о романе: Отшельник