Готовиться к вечеру я и не думала. Настроение было совсем не то. Вернее, его вообще не было, да ещё и горло заболело сильнее. Что бы ни имел в виду Вишневский, пусть идёт куда подальше! Не успела я раздеться, телефон ожил. Увидев на дисплее имя бывшей одноклассницы, я удивилась, но ответила. Дежурное «привет, как дела» не продлилось и минуты.
— Слышала, ты в шоколаде. — Многозначительность фразы не заставила сомневаться – сарафанное радио нашей дыры работает исправно.
Так вот оно что!
— Смотря что ты считаешь шоколадом, — бросила с раздражением, ногой подталкивая кроссовки к стене. Одной рукой сняла куртку и повесила на крючок.
Бывшая подружка глупо хихикнула.
— Может, у твоего мужчины есть на примете друг? Я бы с радостью познакомилась.
— Нет у него друга, — резко. Хотела добавить, что он вообще не мой мужчина, что просто работаю у него… Кем? Горничной? Поварёнком? Перехватила взгляд собственного отражения и смолчала.
— Мне некогда, — сказала вместо этого. – У меня много дел. Рада была тебя услышать.
— Давай встретимся. Посидим где-нибудь, кофе выпьем. Расскажешь, как ты.
Надо же! Раньше я за ней рвения к посиделкам со мной не замечала. Почти год ни одного звонка. В классе меня недолюбливали, частенько смеялись, относились со снисхождением. Правильно. Кому нужна замороченная подружка в застиранных шмотках, у которой лишнего полтинника на кофе нет. А тут на тебе!
— Мне некогда, — повторила я, злясь, и попрощалась.
С досадой бросила телефон на тумбочку. Сама не понимала, почему так сильно разозлилась.
— Отлично, — себе под нос. – Просто отлично!
Прошла в кухню и, чтобы разбавить тишину, включила телевизор.
— «На данный момент следствие…»
Канал был местным, журналистка тоже. Поиски убийцы продолжались, но безрезультатно.
— «Мать Ирины сообщила, что в последнее время дочь стала скрытной. Она предполагает, что у неё появился мужчина. Женщина нашла дорогие подарки, но дочь отказалась говорить, от кого они. Друзьям погибшей так же ничего не известно».
Переключила канал. Никому ничего не известно! Как всегда! В этом проклятом городке ничего никому никогда не известно! Ни о беспробудно пьющих родителях, ни о домогающихся к подросшим дочерям отцах, ни об одиноких стариках, неделями сидящих в четырёх стенах без возможности самостоятельно спуститься даже во двор! Зато ярлыки развешиваются в долю секунды.
Смешно, но за этот день обо мне «вспомнили» ещё три одноклассницы.
— Знаешь, Даш, — сказала с досадой, промокая волосы полотенцем, — я ещё никогда не была настолько популярна.
Хотела уже свернуть бестолковый разговор, но услышала тяжёлый вздох в трубку. Даша была одной из тех, кто держался особняком. Тёмная лошадка нашего класса. Этим мы с ней были похожи.
— Я тебе завидую, — вдруг призналась она. – Держись за этот шанс, Ник. Ничего хорошего таким, как мы с тобой, здесь не светит. Родим, превратимся в кур, живущих сплетнями… Бери то, что можешь взять. Поговорят и забудут. Через год никто ничего не вспомнит, а у тебя хоть воспоминания останутся. Я вот смотрю на свою мать… Вся жизнь коту под хвост. Вышла за ублюдка, драит полы в ДК. И меня то же ждёт. Страшно от этого.
— Даш… — я даже растерялась. Но ответить мне не дал звонок домофона. Пришлось наскоро попрощаться.
До вечера было ещё порядочно. Несмотря на то, что я дала себе слово игнорировать «будь готова» Германа, голову всё-таки вымыла. А заодно привела в порядок зону бикини и втёрла в кожу остатки просроченного крема. Совсем не потому, что он приказал быть готовой.
Увы, Даша права. В этом городе нечего ловить. Ей нечего, мне тем более, и подсознательно я это понимала.
Экран видеодомофона продемонстрировал мне совсем не Германа.
— Ты что тут делаешь? – сняв трубку, спросила я.
— Звонил тебе, но ты не отвечала, — домофон был дорогой. Такой дорогой, что я отчётливо видела, как шевелятся губы Кеши. – Был недалеко.
Он продемонстрировал в камеру коробку. То ли с тортом, то ли с пирожными.
— Я ненадолго, Ник. Или какие-то проблемы?
Что он имел в виду под словом «проблемы», не имею понятия. Посмотрела на телефон. И правда два пропущенных.
— Пустишь? – Кеша так и мялся у подъезда.
— Только на полчаса, — сдалась я.
Если бы он меня не выручил, отвертелась бы. А так… Пришлось напомнить себе, что Герман – журавль в небе. Как только я отдам ему то, что вытащила из бумажника, он вышвырнет меня. Куда мне тогда идти? И ладно мне. Вздохнула и нажала кнопку.
Домофон запищал, я отперла дверь и присела на край тумбочки. Промокнула волосы и поправила кофту. По крайней мере, Кешка не Герман. Ему, в случае чего, я всегда смогу дать по рукам и сказать нет.
Кеша отхлебнул чай, стряхнул с пальцев крошки и оглядел кухню. До этого смотрел он по большей части на меня.
— Ты всё? – спросила, убирая со стола. Пирожные, которые он принёс, были слишком жирными и сладкими, но я всё равно съела два. Привыкла не отказываться, когда дают. Потом может и не быть.
— Давай помогу, — он поднялся и перехватил мои руки, забирая блюдца.
— Не надо, — хотела было отстраниться, но Кеша сжал пальцы. Прямой взгляд в глаза.
Мне вдруг стало очень неуютно. Блеск в зрачках был не таким хищным, как в глазах другого мужчины, но всё равно вселял тревогу.
— Кеш… — выдавила.
Он выхватил у меня блюдца и швырнул на стол.
— Ника, — просипел, подталкивая к подоконнику. – Ну что ты как… Неужели не понимаешь ничего?!
Его ладонь опустилась на мою талию. Он принялся целовать мою шею. Тяжело дышал, тёрся о меня бёдрами. Он был возбуждён, и ещё как возбуждён.
— Я без ума от тебя, — засипел мне в ухо. – С ума схожу. Твои волосы, пальцы… Вероника…
— Не надо, Кеш! – толкнула его. Он навалился сильнее.
Задрал кофту, принялся гладить меня. Пыхтел над ухом.
— Прекрати! – увернуться не выходило. – Кеша, перестань!
— Не могу, — сжал мою голову. Шальной взгляд был наполнен желанием. Не успела я снова толкнуть его, он начал меня целовать. Целовал и пытался содрать с меня штаны. – Ника… — губы его были влажными и мягкими. От него пахло заправкой.
— Кеша! – всё-таки вырвалась. Ничего не соображая, бросилась в спальню. На кровати валялась подушка-собака, на полу машинка. Господи… Кеша оказался в проёме двери. Растрёпанный, стремглав схватил меня за локти и прижал.
— Что тебе мешает? – горячо зашептал он.
Я качнула головой. Губы дрогнули. И опять поцелуй. Неловко шагнула назад, повалилась на постель, Кеша – сверху. Кофта поползла вверх. Замычав, упёрлась ему в грудь, с ужасом понимая, что он намного сильнее.
— Как ты появилась на заправке… — хрипло, сбивчиво, не прекращая искать мои губы своими, — так всё. У тебя волосы были в хвост собраны. А потом резинка порвалась. Ты её связала… А я на тебя смотрел и всё… Всё, Ника. Какая же ты красивая, — губами по щеке, по скуле. Я отвернулась, и влажные губы прошлись по моему носу. – Вероника… Ника…
Он хаотично целовал меня, озверев, касался груди. Боже-боже-боже…
Внезапно у входа раздался грохот. Тяжело дыша, Кеша повернул голову. Я сглотнула. В дверях стоял Герман. Злой, как дьявол. Чёрные глаза полыхали яростью, на лице гуляли желваки.
— Пошёл вон, — процедил он, почти не шевеля губами. Смотрел при этом он не на Кешу – на меня. – Пошёл вон, сопляк, — повторил и, схватив за шкирку, швырнул Кешу прочь из нашей с Платоном комнаты.
Нет, не из нашей. Из своей. Эта комната была его, эта квартира была его. Я была на его территории, и он мог сделать всё, что угодно. Удав и мышка…
Я приподнялась на локтях. Герман нехорошо прищурился. Обернулся к Кеше и смерил взглядом.
— Ты не понял?
Кеша с сомнением глянул на меня.
— Иди, — поспешно шепнула я. – Потом поговорим.
Сердце бешено стучало, в голове было мутно, страх ещё не отступил, но уже перехлёстывался новым. Бывший сменщик ещё раз посмотрел на меня, на Германа. Не прошло и нескольких секунд, как дверь в коридоре хлопнула. И вместе с её хлопком Герман двинулся ко мне.
— Значит, так? – свистящим шёпотом процедил он, зло щурясь.
Я инстинктивно отползла к изголовью.
— Ты… — прохрипела было.
Он дёрнул пряжку ремня. Рванул. Ремень со свистом вылетел из петель и оказался у него в руках.
— Так, — повторил он сам себе и намотал его на руку. – Так, значит так, — склонился и схватил меня за лодыжку.
Комментарии
Комментарии читателей о романе: Она уходит со мной