Роман Она уходит со мной глава Глава 56

Дмитрий

Её слабая упрямая попытка оттолкнуть меня напоминала агонию гордости. Да в гробу я видал её гордость!

— Ты из меня озабоченного пацана сделала, ты, блядь, это понимаешь?! – схватил её руку. – Ты, блядь, понимаешь, что мне нахрен никто больше не нужен! Или думаешь, у меня на всех баб член подпрыгивает?

Она облизнула губы. Кончик розового язычка дразня прошёлся по нижней. Кровь стукнула в висках и прилила к паху. Наверное, сила желания отразилась у меня во взгляде. Вероника вздохнула, губы её приоткрылись.

Да к дьяволу болтовню!

— Забудь про всё, — это стало последним разумным, что я сумел просипеть, задирая её футболку. – Забудь ты про Крис. Наши с ней жизни разошлись давно. Да не сходились толком.

— А наши с тобой? – она пробралась ладонями под резинку моих штанов. Пальцы её застыли. – Наши с тобой сходились, Дим? Если бы я не забеременела…

— Когда в твой паспорт ставили печать о регистрации брака, я понятия не имел, что ты беременна. Наши с тобой пути сошлись ещё задолго до того, как ты сунулась в мою машину. Задолго, девочка, — взял за подбородок и принялся целовать. Глубоко, жадно, не давая ей времени на чертовщину, коей так и норовили заполниться её мозги.

Застонав, она принялась отвечать мне. Толкнула язык своим, скользнула ладонью ниже. От желания обладать ею вены рвало. Не разбирая дороги, я потянул её в спальню.

— Вряд ли я смогу объяснить пацану, почему ты стоишь раком с голым задом, — в ответ на её вопросительный взгляд.

В коридоре прижал её к стене, смял грудь. До спальни оставались считанные метры, но мне они казались бесконечностью. Если так пойдёт дальше, придётся сменить квартиру на двухкомнатную в хрущёвке.

Соски её были твёрдыми. Большим пальцем обвёл один через футболку и поймал выдох Вероники.

— Спальня, — напомнила она. – Пойдём в спальню.

Прикусил её нижнюю губу, погладил по ноге и сжал задницу. Упругая, аккуратная. Проклятье! Эта маленькая женщина создана для того, чтобы сделать из меня ошалевшего от желания кретина. Целуя её, я сам себе напоминал отсидевшего на голодном пайке в колонии строгого режима зэка. Ласкал её губы так, будто дорвался до свободы после десятка лет каторги.

Ввалившись вместе с Никой в спальню, закрыл дверь. Её футболка сразу же превратилась в тряпку и полетела под ноги. Моя туда же. К лешему всё. Взял её за подбородок. Её глаза были бездонными озёрами, и я тонул в них. Тонул и не пытался ухватиться ни за один из болтавшихся поблизости спасательных кругов.

Провёл большим пальцем по нижней губе, по верхней. Руку щекотнул её вздох. И опять её губы…

Она потянула меня к постели. Что-то сбивчиво прошептала, но слов я не разобрал. Только когда она потянула меня за собой, уловил собственное имя:

— Дима, — она держала меня за руку, сидя на краю постели и глядя снизу вверх.

Обнажённая по пояс, с по-русалочьи распущенными волосами и припухшими алыми губами.

Я сглотнул. Её аккуратная округлая грудь с твёрдыми сосками вздымалась, пальцы ног были поджаты.

Толкнул её на постель и, не сводя взгляда, спустил штаны. Её сползли вниз следом. Теперь она лежала передо мной совершенно нагая, и, если это не было совершенством во всей его откровенности, значит, совершенства нет в принципе. Даже близко нет. Потому что в этот момент она была самым прекрасным из того, что мне доводилось видеть за всю жизнь.

Навалившись, раздвинул коленом её ноги. Она обхватила меня за шею и подалась вперёд.

— Дима, — моё имя на выдохе. Её пальцы у меня в волосах.

Как я продержался эти две недели, хрен знает. Но как бы ни хотел я сделать её своей, что-то останавливало. Теперь не останавливало ничего.

Убрал волосы с её лица, пальцами провёл по бровям, по носу. Опустил руку вниз.

— М-м-м, — застонала она, открываясь мне навстречу. Влажная. Приласкал лепестки нежной плоти и поднёс пальцы к губам. Влажная и вкусная.

Вероника задышала чаще, в глазах её появилось смятение. Медленно я облизал пальцы. Её смущение было таким же возбуждающим, как и вкус.

Прижался губами к шее, прихватил кожу. Поцелуй между грудей, в живот. Она вздрогнула, только я, разведя её бёдра шире, лизнул между ног. Блядь! Думал, что хотеть сильнее уже невозможно. Возможно. Пробовал её, вдыхал и хотел ещё. Всю её хотел.

— Не надо, — она попробовала свести ноги. Коснулась моих волос.

Я обхватил её задницу и прижался ртом. Языком по лепесткам, по клитору. Лизнул у самого входа и опять чувственный бугорок.

Инстинкты взяли своё. Она боролась с собой, но протяжный стон стал свидетельством капитуляции.

— Не надо, — как в бреду. Только сдвинуть ноги она уже не пыталась. Выгнулась в спине и развела бёдра шире.

Держаться не было сил. Ещё немного, и я кончил бы, не успев начать. Поцелуями поднялся по её животу к груди, прихватил сосок. Навис над ней и подался вперёд. Зрачки её расширились, глаза распахнулись. Поймал её руку, припечатал к постели

Застонав, Ника хватанула ртом воздух. Снова выгнулась, подалась бёдрами вперёд. Моя бы воля, сорвался бы, но этот вечер, этот момент хотелось растянуть.

Не двигаясь, я вглядывался в её глаза, её лицо. Приглушённый свет делал её похожей на принцессу. А может, на дорогую шлюху, хрен знает. Одно было ясно – кем бы она ни была в моём воображении, она принадлежала мне.

— Скажи, что в твоём сердце только я, — прошептала она, высвободила руку и прижала к моей груди.

— Только ты, — перехватил снова и подался назад. И в неё до упора, всё так же глядя в глаза-озёра. – Только ты, девочка.

Она тихонько всхлипнула, схватила меня за плечо свободной рукой и подставила губам шею. И всё сорвалось. Покусывая, я стал быстро и ритмично входить в неё. Толчок за толчком, натягивая жилы до предела. Если бы не трахнул её сегодня, сдох бы. Да я и так сдох – без неё, до неё.

Сдох, а с ней воскрес.

— Только ты, — сипел, обезумев. – Только ты, малышка.

Ноготками она царапала мои плечи. В ушах стоял сплошной гул, ноздри щекотал её запах. Губами по шее, по ключицам, по скуле. Языком и опять губами. Мышцы выкручивало. Ника стонала всё чаще и чаще, хваталась за меня, подавалась вперёд. Я ловил её выдохи, рычал какие-то бредни и имел её. А когда смотрел в её глаза понимал – кранты. И если не с ней, то уже никак.

— Ты не бумажник у меня украла, — взяв за волосы, склонился и просипел в её губы. – Ты сердце у меня украла, Вероника.

Она громко застонала. Потянулась ко мне.

Целуя, я вошёл в неё до упора. Языком к её языку, бёдрами навстречу. Она задрожала. Дотронулась до моего лица, шевельнула губами и запрокинула голову. Дрожь стала сильнее, мышцы вокруг члена стали сжиматься.

— Воровка, — в губы.

В неё до конца. Желание до звенящих нервов и…

— Моя воровка, — сипом, ловя её вскрик.

Разрядка была такой, что поплыло перед глазами. Взмокший, прижался к её лбу.

Она постанывала подо мной, стискивала собой.

Потихоньку назад и вперёд. Продляя одно на двоих удовольствие.

— Твоя воровка, — подушечки её пальцев у меня на скуле, на виске. – А ты… Ты просто мой. Ясно? Ничей больше, только мой. И если она попробует… Пусть только попробует.

— Тс-с-с, — прижал её руку к щеке.

Ресницы Вероники дрогнули. Она приподняла веки. Я поднёс к губам её руку и поцеловал пальцы.

— Только ты, девочка. Запомни – только ты.

Вероника

Обёрнутое вокруг бёдер полотенце не скрывало ничего. Вообще ничего. Дмитрий перехватил мой взгляд.

— Ты настаивала на чае, — поставил на тумбочку поднос.

Я посмотрела на него, снова на Диму. Не было его минут пятнадцать, а я успела соскучиться. Глупо, наверное.

— Тебе хорошо? – подтянула ноги, присела.

— Да, — он опустился рядом. – Очень хорошо, Ника.

Я улыбнулась. Подползла к нему и, потеревшись кошкой, вздохнула. От него пахло свежестью, мужским гелем для душа и немного сигаретами. Курил. Поцеловала в уголок губ. Он погладил меня по плечу, перебирая спутанные волосы.

— А тебе?

— Да, — подняла веки. Улыбнулась снова. Кожа ещё горела от его ласк, по телу разлилась приятная усталость. Под пальцами оказалось полотенце, и я игриво пробежала от нижнего края до верхнего. Во взгляде Димы появилось предупреждение. Мягко он накрыл мою ладонь. Я усмехнулась.

— Что для тебя счастье? – спросила почти шёпотом.

Он задумчиво промолчал. Сжал мою руку и неопределённо качнул головой. Ясно, никаких ответов. Да, признаться, я бы и сама точно не смогла ответить на этот вопрос.

— В разные моменты жизни нас делают счастливыми разные вещи, — он погладил мою ладонь. – В детстве я был совершенно счастлив, когда бабушка разрешала залезть ложкой в литровую банку клубничного варенья, — хмыкнул. – Потом счастьем стало достижение целей. Есть моменты, в которые я был счастлив, хотя, в сущности, они не имели значимости.

— Я понимаю, о чём ты, — вздохнула. Хотела убрать руку из-под его, но он прижал немного сильнее.

— Расскажешь? Есть момент, когда ты была абсолютно счастлива?

— Есть, — всё-таки высвободила ладонь. Села удобнее и снова прижалась к мужу. – Тогда Платон только родился. Это были региональные соревнования по фигурному катанию. Папа поставил мне красивые программы, а мама перешила купленное у фигуристки из сборной платье. – Вспомнив это платье, я грустно улыбнулась. – Оно было красивое, Дим. Совсем взрослое. Тогда я думала, что мы поедем вдвоём с папой, но мы поехали все вместе.

— Ты выиграла?

— Выиграла, — подтвердила я. – Какой-то местный чиновник повесил мне на шею медаль, вручил букет цветов. А я стояла на пьедестале и смотрела на маму, на Лёню. Знала, что они гордятся мной и была так счастлива… Так счастлива, Дим. Потом мы пошли в кафе. Лёнька позвонил какому-то другу и сказал, что я чемпионка, папа купил мне связку воздушных шаров…

Голос начал дрожать. Я замолчала. Дмитрий протянул мне чашку с чаем, и я благодарно уткнулась в неё. Подула и отпила маленький глоток. Глаза пощипывало от слёз. Дмитрий приобнял меня, вдохнул и коснулся губами волос.

— Это был самый счастливый день, — обхватила чашку обеими руками. Уставилась на неё. – А через несколько недель ничего не осталось. Ни счастья, ничего…

— Ты осталась, — возразил он, и я подняла взгляд. – Значит, и счастье…

Раздавшийся из коридора звонок домофона оставил фразу незаконченной. Ворвавшийся в тишину квартиры, в наше интимное уединение, он вызвал у меня тревогу. Дима тоже подобрался. Домофон продолжал звонить, к нему присоединился телефон мужа.

— Кто это? – спросила, едва он глянул на дисплей.

— Принесло же сукина сына на ночь глядя, — процедил он и встал с постели.

— Дима, кто это? – с усилившейся тревогой ему вслед. – Что-то случилось?

— Ничего, — бросил он. – Но тебе лучше одеться.