Роман Она уходит со мной глава Глава 38

Вероника

Складывая вещи в любезно присланный Германом курьерской доставкой чемодан, я ругала себя на чём свет стоит. Ругала, но всё равно продолжала методично собираться. Оправданием, пусть даже совсем слабым и неубедительным служило только то, что мне нужно было отвлечься, чтобы не думать о случившихся за последние сутки событиях. Хотя не думать не выходило.

Забывшись, я включила телевизор.

— «На данный момент следствие не даёт никаких комментариев»… — взволнованность журналистки чувствовалась даже через экран.

Стоя на фоне местного здания следственного комитета, она с силой сдавливала ручку микрофона.

— «Единственное, что стало нам известно, – задержанный – местный житель. Мы ждём дополнительную информацию».

На этом выход в эфир должен был подойти к концу. Но похоже, что-то пошло не так, потому что прежде, чем картинка сменилась рекламным блоком, зрители у экранов услышали слова, им не предназначавшиеся: «Господи, неужели этот кошмар закончился, Саш? Я думала…»

Окончание фразы всё-таки проглотила весёлая мелодия и танцующая на тарелке сосиска, распевающая песенку, какая она вкусная и как необходимо её съесть. После только что окончившегося репортажа выглядело это особенно абсурдно.

— Сколько курить нужно, чтобы придумать такое? – надавила на кнопку выключения. Но только затих телевизор, из коридора раздались голоса.

— Вероника, ты дома? – Платон влетел на кухню прямо в сандалиях. Счастливый, взбудораженный, остановился около меня. – Дядя Герман сказал, что мы сегодня в Москву едем! Представляешь?! Все вместе!

Я медленно подняла взгляд на стоящего в дверях кухни Германа. Поигрывая брелоком от машины, он в упор смотрел на меня. И в его жёстком, заставляющем неметь пальцы взгляде я видела собственную неизбежность.

— Да, — ответила брату, но смотреть продолжала на Германа. – Дядя Герман так сказал. Значит, так и будет. Разве может быть иначе? – И уже Герману: — Может?

— Не в этот раз, — сжал брелок в кулаке и показал мне на коридор.

Собранный мною же чемодан стоял у стены. Это было сродни тому, как если бы мне приказали повеситься, а перед этим купить мыло и верёвку, причём на свои же деньги. И я покорной овцой сделала бы так, как приказано.

Что у него за власть надо мной? И откуда во мне эта слабость?! Ведь не была я такой. Я… Да я, чёрт возьми, собиралась взять золото как минимум на чемпионате России по фигурному катанию! И у меня получилось бы. Получилось!

— А что, если я не поеду, Герман? – спросила тихо, воспользовавшись тем, что Платон пошёл проверять комнату и собирать остатки своего барахла. – Ты же мне так ничего и не обещал. Так зачем мне ехать с тобой? А если бы и обещал…

— А зачем тебе оставаться? – встречный вопрос прозвучал так же тихо. Нас разделяло сантиметров тридцать, не больше. – Сказать, что тебя здесь ждёт?

Я и без него знала. Отвела взгляд и наткнулась на собственное отражение. Сразу же захотелось отвернуться. Губа была разбита, на щеке – царапина и здоровый синяк. Хорошо, хоть глаз не заплыл. Да я бы на себя такую в страшном сне не позарилась!

— Эту квартиру тебе в скором времени придётся освободить, — безжалостно выговорил он. – Для того, чтобы снять хотя бы убогую конуру, тебе придётся устроиться на работу, а с этим, как я понимаю, у тебя проблемы. Ты и твой брат либо окажетесь на улице, либо вернётесь в старую квартиру. Перспектива так себе, не находишь?

Я зло глянула на него из-под ресниц. Он не усмехался. Насмешки не было даже в глазах. Трезво и цинично он описал мне перспективу ближайшего будущего. И, надо сказать, совсем не красочно.

— А с тобой у меня какая перспектива?

— Это будет зависеть от тебя.

Герман протянул руку. Коснулся собранных в хвост волос и мягко, неспешно стянул резинку. Не сводя взгляда с моего лица, распустил волосы, позволил им рассыпаться по спине и плечам. Провёл по всей длине, разглаживая, лаская.

— Постарайся не собирать их, — глухо, с хрипотцой. – Так мне нравится больше.

— Раньше ты хотел другого. Быстро же у тебя всё меняется.

— То, что было раньше – было раньше, — убрал резинку в карман. Но пальцы так и скользили по прядям у лица, слегка задевали кожу. – Хочешь правду, Ника? Казаться Богом проще, чем быть им, – почти неуловимая саркастическая усмешка. – Принимать некоторые решения бывает сложнее, чем ты можешь себе представить. Особенно, если эти решения касаются собственной жизни.

Мне ли было этого не знать! Сердце ёкнуло. Так и казалось, что ему всё известно, что вот-вот он скажет, что знает о ребёнке. Держаться перед ним стойкой было пыткой. Перспективы… Максимум, что ждало меня тут: пособие по безработице и крохотные выплаты на ребёнка.

Но что ждёт меня с ним? Что ждёт нас?

От тяжёлых мыслей и готового слететь с языка признания меня спас появившийся в коридоре Платон.

— Я готов, — деловито заявил он.

Герман кивнул ему. Я выдохнула и прикрыла глаза. Лямки детского рюкзачка легли в широкую мужскую ладонь.

— Возьми брата, — ни о чём не спрашивая, приказал Герман. – Я вынесу вещи.

От дома мы отъехали минут пять назад, и за это время не сказали друг другу ни слова. Не разговаривали мы и когда Герман складывал в багажник вещи. Я мрачно думала о будущем – ближайшем и далёком, о том, что будет, когда Герман узнает про ребёнка. Но что у меня есть тут? Горькая правда: ничего. Ещё вчера я была готова положить на алтарь жизни своего ребёнка собственную. Так какой смысл бежать сейчас? Только гложущая сердце обида была слишком сильной, чтобы терпеть.

— Ты всё предусмотрел, — посмотрела в зеркало заднего вида.

Платон сидел в детском кресле, как на троне.

— Почему-то у меня ощущение, что ты язвишь, — Герман мельком повернулся ко мне.

— Потому что все твои усилия не имеют смысла. Нам всё равно скоро придётся вернуться, — в ответ на его вопросительный взгляд.

— Зачем?

— Затем, что у меня нет права опеки над братом, Герман, — психанула я, заводясь сильнее и сильнее. – Потому что никто мне его так просто не отдаст. Я не могу взять и увезти его. Ты – тем более.

— Открой бардачок, — очередной приказ. Я волком глянула на него. – Открой бардачок, Ника, — повторил с прежней невозмутимостью.

Разозлившись сильнее, я сделала, как он сказал. Снова посмотрела, ожидая, что теперь.

— Возьми папку и достань то, что внутри.

Как только я раскрыла молнию, на колени мне упало свидетельство о рождении. Свидетельство о рождении Платона. Плохо соображая, я достала всё, что было внутри. Два свеженьких паспорта и несколько сложенных пополам листов.

— Ты… — голос пропал, как только я открыла разворот с собственной фотографией. — Уманская Вероника. Уманская?!

Ничего не соображая, раскрыла второй паспорт. На фото был… Герман. Только…

— Дмитрий? – вскинула голову. – Дмитрий Уманский? Так ты же…

Он глянул так, что слова комом застряли в горле. Судорожно пролистала странички своего паспорта. Дышать стало трудно: там, где обычно ставилась печать о регистрации брака, была… печать о регистрации брака.

— Кто ты? – сквозь непонимание. – Как тебя зовут? Герман или…

— Ответ у тебя в руках, Ника, — нотки металла.

Я опустила глаза на фотографию. На Германе была чёрная рубашка. В вороте виднелась цепочка. Посмотрела на свою, на имя. Платон что-то говорил с заднего сиденья, а я не могла и слова разобрать.

— Ты свихнулся? – выдавила через силу. – Ты…

— Нет, — донеслось до меня уже насмешливое. – Я просто всё предусмотрел, Вероника. В этом ты права.

Он действительно предусмотрел всё. Согласно документам отныне я – его жена, а Платон – сын. И он имеет полное право забрать нас из этого города. Забрать куда угодно. Хоть в Москву, хоть на край земли.

— Так как тебя зовут на самом деле?! – воскликнула истерично. Разум не выдерживал. – Как?!

— Дмитрий, — положил он руку мне на колено. – Меня зовут Дмитрий, Вероника. – Взгляд в самую душу. Тихий бархатный голос: — Это моё настоящее имя. Остальное не важно.