Роман Обрученные луной глава Глава 22

Ей казалось, что время тянется бесконечно, что Кайса с Хольмом выскользнули в сад через окно несколько часов назад, и их вот-вот застанет рассвет, но песочные часы, которые Кайса перевернула перед уходом, показывали, что прошло не так уж много времени. Лестана ждала, изнывая от бессильной тоски и остро жалея, что нельзя позвать хотя бы служанку.

Она сама отпустила всех приставленных к ней девушек в храм на торжественную службу, заявив, что с ней останется Кайса. Пришлось соврать отцу – он предложил, чтобы Лестану отнесли в храм прямо в кресле. Впрочем, предложил не слишком настойчиво и, когда Лестана отговорилась слабостью, согласился быстро и с явным облегчением.

А потом пришла матушка и предложила побыть с ней, сменив Кайсу. Лестана замялась, не зная, как отказать, но тут из купальни вышел Хольм. Одетый, но с влажными волосами и расстегнутым воротом рубашки. Метнул быстрый взгляд на Лестану и поклонился матушке сдержанным, но вполне уважительным поклоном, а потом пожелал ей доброго вечера, назвав «светлейшей госпожой Рысью».

И снова Лестана удивилась, поняв, что у Волка прекрасные манеры, когда он дает себе труд их применять. Может, ему и не хватает знания тонкостей этикета, но ведь саму Лестану отец учил, что манеры – это желание быть вежливым и уважение к другим. Хольм очень старался быть учтивым!

Только вот улыбка матушки, которой она ответила на приветствие, была такой напряженной и фальшивой, что у Лестаны на миг неприятно потянуло внутри. А потом вошла Кайса с блюдом фруктов, и матушка сразу согласилась, что Лестане лучше поспать в тишине под присмотром подруги, а ей самой – быть в храме рядом с отцом, чтобы все увидели, что слухи о тяжелой болезни жены вождя ложны.

Уходя, матушка прошла мимо Хольма, едва не коснувшись его локтя широким рукавом платья. Вздрогнула и отдернула рукав то ли испуганным, то ли брезгливым жестом – и у Лестаны снова потянуло внутри. Еще и потому, что Волк это заметил, складка между его густыми бровями залегла чуть резче, и он отступил к самой стене.

Нехорошо получилось. И ведь попробуй теперь объясни, что матушка совсем не желает ему зла, просто ей успели наговорить разных бредней, да и Ивара она любит…

А потом дворец опустел, и Кайса с Хольмом выбрались в сад через окно, чтобы не ходить мимо стражи, которая только во дворце и осталась. А Лестана осталась ждать, маяться тревогой и острым чувством своего бессилия, вздрагивать при каждом шорохе из сада и думать-думать-думать…

На закате они все-таки провели ритуал, как и настаивал Хольм. Аренея, увидев его, недовольно поджала губы, а потом высказалась насчет бешеных волков, которым целители не указ, и стало понятно, что Хольму и сегодня не очень-то разрешили вставать. Но он огрызнулся, что сам способен решить, когда на лапах не стоит, и Аренея лишь вздохнула. А потом был ритуал – и Лестана замерла от жалости и вины, когда Волка, лежащего рядом с ней, выгнуло судорогой, но он снова не закричал, даже не застонал, только скрипнул зубами и после длинно выдохнул что-то неразборчивое.

- Поговори мне еще, - одернула его Аренея и обратилась к Лестане: - Сегодня обойдемся без массажа, нужно посмотреть, как тело отзывается на чистое воздействие. Полежи, милая, и этот герой мохнатый пусть отлежится, а то неизвестно, дойдет ли до своей комнаты.

Напоив Лестану лекарством, она ушла, а неугомонный Волк провалялся полчаса, не больше, после чего встал, пошатываясь, и снова ушел в купальню. Лестана проводила его взглядом и нечаянно вспомнила огромного черного зверя, подставившего голову под ее ладонь. Интересно, у него теперь тоже мех чистый и пахнет свежестью? Или в зверином облике нужно мыться заново?

Как вообще получилось, что она так мало знает о звериной стороне своей природы? Оборотни принимают зверя в разном возрасте, иногда совсем малышами, как Кайса, иногда лет в девять-десять, как Эрлис, а бывает - и гораздо позже. До семнадцати-восемнадцати лет считается, что рано беспокоиться, если зверь не пришел – всему свое время. Но все, что с ним связано, в Арзине окружено почтительной таинственностью, потому что Рысь – дар Луны и Матери-Рыси, богини-покровительницы Арзина. Матушка и отец никогда не превращались при Лестане, это не было принято ни в их семье, ни во всем клане. Конечно, Лестана видела их в звериных обликах, но не так уж часто. Один лишь Эрлис оборачивался с удовольствием и чуть ли не каждую неделю – маленькой Лестане казалось, что это очень часто! И он был таким красивым!

Роскошный рыжий мех с серебристым отливом, мощные лапы, золотые глаза с лукавым, совсем не звериным прищуром. Эрлис позволял гладить себя и чесать за ухом, он даже играл с Лестаной в рысьем облике, толкая ее тяжелой головой в грудь, а потом делая вид, что охотится и вот-вот сцапает. Это была веселая и волнительная игра, от которой сердце сладко замирало, но матушка, если видела, неодобрительно качала головой и говорила о приличиях. О том, что девочке недопустимо бегать по покоям, заливаясь хохотом. О том, что Лестана снова испачкала или порвала платье. О том, что она – светлейшая госпожа, а не служанка, и должна вести себя подобающе. Всегда, что бы ни случилось!

Когда Эрлиса привезли домой, окровавленного, странно незнакомого, Лестана словно окаменела. Крик рвался из нее, раздирая нутро в кровь, но рядом была застывшая мраморной статуей матушка, и Лестана заперла его внутри, понимая, что должна вести себя как подобает. Ради матушки, которой намного хуже. Ради отца. Ради чести рода. Светлейшие Арзина не рыдают при всех, как бы этого ни хотелось, и не показывают свою слабость…

А перед глазами стоял не тот Эрлис, которого привезли, а настоящий, живой, пахнущий лесом и чистым рысьим мехом, смеющийся и подбрасывающий Лестану к потолку или обещающий принести ей с охоты живого зайца. Правда, он всегда забывал об этом, но Лестана не обижалась. Она ведь еще не Рысь, зачем ей заяц? А обернется – сама поймает, только непонятно, что с ним делать. Не есть же его – сырого и пушистого!

Она сдавленно усмехнулась, вглядываясь в темноту за окном, и на миг закрыла глаза, а когда открыла – темнота качнулась навстречу и распалась на два силуэта.

- Спит, - шепотом сказала темнота голосом Кайсы.

- Не сплю, - возразила Лестана, отчаянно зевая. – Вы… нашли?!

Она проморгалась, негодуя, что глаза слипаются, и умоляюще посмотрела на мрачного Хольма, который сделал пару шагов от окна и сел на пол у кровати Лестаны, прямо на облюбованный коврик.

- Нашли, - уронил Волк и протянул ей сжатую в кулак руку.

Перевернул, медленно раскрыл ладонь… Лестане показалось, что у нее в глазах двоится, все-таки не до конца она сморгнула сладкую дремоту. Но нет, сережек и правда было две. Милые кошачьи мордочки, безобидно нарядные, усыпанные крошечными алмазными искрами, озорно блестящие изумрудами глаз… Совсем как раньше. Их ведь и должно быть две, правда? Только вот одна из кошек осталась на утоптанной земле Волчьего города. Впрочем, нет, ее нашел Брангард. Нашел и не отдал по каким-то очередным хитрым соображениям. И оказалось, что к счастью не отдал. Такая мелочь – и столько потянула за собой, словно маленький камешек – целый камнепад.

- Вот, - негромко сказал Волк и, подняв руку Лестаны, вложил сережки в ее ладонь. – Подумай о Рыси.

О Рыси? Лестана зажмурилась, пытаясь представить чудесную огромную кошку, которой так недолго была во сне. Ее мягкую шерсть, уши с кисточками, розовые подушечки на лапах… Сережки вздрогнули, словно потянувшись друг к другу, и Лестана торопливо уронила их на постель, как пару отвратительных огромных насекомых.

- Они… живые… - пролепетала она, уже стыдясь собственной глупости. – Это и есть колдовство?

- Наверное, - вздохнул Волк, а непривычно молчаливая Кайса села с другой стороны постели и погладила Лестану по голове. – Теперь веришь?

Две кошачьи мордочки поблескивали на нее изумрудными глазками и больше не казались милыми и красивыми. Лестану затошнило при взгляде на них. Вот это и есть причина того, что она не могла призвать зверя? Она несколько лет считала себя неполноценной, плакала втихомолку, мучилась, что опозорит семью… Да весь Арзин знал, что дочь вождя никак не может обернуться! Вот из-за этого?!

Ивар не просто украл у нее зверя, он заставил Лестану чувствовать себя униженной, ущербной, беспомощной и слабой! Он знал – и лицемерно сочувствовал ей! Говорил в лицо, что она вот-вот обернется, а сам смеялся за спиной, зная, что этого не будет!

Какая же она дура… Это… даже хуже того, что сделал Брангард! Сын Ингевальда был и остался ей чужим, а Ивар… он же свой! Родич! Отец его таскал на руках в детстве, матушка старалась приласкать, Эрлис брал с собой на охоту…

Лестана почти справилась с тошнотой, но тут ее осенила новая мысль – и внутренности скрутило ужасом. Может, это Ивар убил Эрлиса?! Или тот, кто уже тогда замыслил сделать его наследником, а после и вождем?! Но это же… У нее голова закружилась, будто не желая пускать в сознание неизбежные мысли, отвратительные в своей безжалостной правдивости. Кому еще могло быть выгодно вознесение Ивара, кроме Мираны?!

К тошноте и головокружению добавилась дрожь, а потом страх непонятным образом перетек в злость. Лестана набрала в грудь воздуха, и второй раз в жизни ее накрыла ослепительная ярость. Чистая, беспримесная, даже сильнее, чем тогда в храме.

Ивар и Мирана! Брат, пусть и неродной, и сестра отца! Как они могли так поступить с ней?! С отцом! С матушкой, которая вся извелась из-за слабости дочери! Как они могли?!

Она зажмурилась, не желая видеть ничего! Ни сочувственного взгляда Хольма, который так и держал ладонь на ее покрывале, ни Кайсу… Не надо ей ничьей жалости! П-р-р-рочь! Что-то рвалось из груди, исступленное, горячее, и Лестана поняла, что рычит. Низкий утробный рык сам собой течет из нее, и это так сладко, что сердце стучит куда быстрее обычного, а кровь бежит по телу кипятком.

Она выдохнула это звериное урчание, не стыдясь его, а наслаждаясь каждым мигом, и открыла глаза, с вызовом посмотрев на Волка. Пусть только попробует засмеяться!

Но Хольм глядел на нее с изумлением, которое стремительно перетекало в восторг, а потом медленно, словно с опаской, поднял руку и потянулся к голове Лестаны, прошептав:

- У тебя уши…

- У всех уши, - резонно возразила Кайса и тут же задушенно взвизгнула, потому что зажала себе рот руками. – Аууум! Умпх! То есть уши! – вскрикнула она, тут же убрав ладони от губ. – Леста, у тебя уши!

- Ага… - восхищенно протянул Хольм, склонив голову набок и любуясь чем-то на голове Лестаны. – У-у-уши… у-у-ушки…

- Вы что, с ума сошли? – обреченно спросила Лестана, переводя взгляд с одного на другую. – Уши первый раз увидели? Ну и что?

- Сейчас!

Вскочив, Кайса умчалась к столу и через несколько мгновений вернулась с небольшим круглым зеркалом, которое торжественно придержала перед Лестаной, а Волк, с явным трудом оторвавшись от созерцания, зажег еще пару свечей и закрепил их в подсвечнике. В спальне разом стало светлей.

Лестана недоуменно взглянула на себя в зеркало и… едва не закричала. Если бы могла – тоже зажала бы рот руками, чтоб не визжать, но только сцепила их перед собой. Уши! Треугольные, мохнатые! Серебристые, точно такого же цвета, как ее волосы, но рысьи! Они начинались меховой полоской с того места, где были до этого человеческие уши, потом полоска скрывалась в волосах, и немного в стороне от самой макушки из растрепанных прядей выныривали уже кошачьи ушки с пушистыми кисточками!

- Ой… - прошептала Лестана. – О-о-о-о-ой…

- А я говорила! – ликующе взмыл голос Кайсы. – Говорила, что ты скоро обернешься! Уши – вот они! Ой, а все остальное где?

- Не знаю… - испуганно прошептала Лестана, больше всего жалея, что не может поднять руку и потрогать их – собственные уши.

Зато Волк еще как мог! И бесцеремонно протянул лапищу, а когда Лестана воззрилась на него с возмущением, этот нахал еще и удивился:

- А что такого? Я только погладить хотел! Ты, между прочим, меня за ухом чесала! – И добавил с глупой нежностью, которой Лестана в нем даже заподозрить не могла: - Они такие пушистые… с кисточками… А хвост есть?

- Какой еще хвост? – простонала Лестана, отчаянно заливаясь краской.

- Рысий! – подсказала Кайса. – Ну такой… короткий, но толстый! И мохнатый!

Свободной от зеркала рукой она что-то изобразила в воздухе, как будто Лестана никогда в жизни не видела рысий хвост и не подозревала, как он выглядит.

- Ага, - согласился Волк, так и таращась влюбленными глазами. – Хвост. Пушистый! И тоже белый!

- Я сейчас с ума сойду, - прошептала Лестана, снова взглянув на себя в зеркало. Уши ей не привиделись, они вызывающе торчали по обе стороны макушки, а левое еще и пошевелилось, вызвав у Лестаны щекотку. Само! – Они теперь что, так и останутся?!

- Ну… - протянула Кайса. – Кто ж знает? Но теперь все увидят, что Рысь у тебя все-таки есть! Первый раз вижу, чтобы зверь пришел не полностью, а вот так. Леста-а-а-а… а хвоста точно нет?

И она хихикнула, заставив Лестану мучительно запылать от смущения.

- Нету! – огрызнулась Лестана. – И я тоже о таком не слышала! Ну как зверь может приходить по частям?!

- Может, - уронил Хольм с неожиданной рассудительностью. – Когда только начинаешь меняться, первыми появляются клыки и когти. Если в этот момент превращение прекратить, они так и останутся. Только этого никто не делает – больно же. И потом все равно нужно измениться в какую-то одну сторону. А так у нас часто ребятишки то шерстью обрастут клочками, то зубы полезут волчьи… Особенно когда в игре сами себя от азарта не помнят.

- Ну вот, - заключила Кайса, - а у тебя уши вылезли. Не болят?

- Н-нет, - признала Лестана, поворачивая голову, чтобы посмотреть на ухо сбоку. – Но больше ничего нет! И хвоста – тоже! Ну… то есть я его не чувствую.

- Будет, - улыбнулся Хольм, и Лестана замерла – даже от ушей отвлеклась.

У него оказалась такая мягкая и открытая улыбка! Раньше он при ней усмехался или скалился, но никогда не улыбался вот так! А теперь лицо будто осветилось изнутри, глаза точно просияли драгоценными камнями, и резкие черты смягчились, так что на какой-то миг Волк оказался гораздо красивее собственного брата. Да что там Брангард! Хольм был красивым, как… Эрлис, вот! Совсем другим, правда, но таким же ярким, сильным и лучащимся уверенностью.

Лестана моргнула, и тут же улыбка с лица Волка исчезла, он обеспокоенно глянул на Кайсу и спросил:

- Вождю с Когтем когда расскажем?

И указал кивком на сережки, что валялись поверх покрывала.

- Как можно быстрее, - вздохнула Кайса и умоляюще посмотрела на Лестану. – Леста, милая, ты же понимаешь?! Если Рассимор ничего не узнает, он так и будет думать, что Ивар просто паршивец. А здесь пахнет делом посерьезней!

- Ты меня совсем дурой считаешь? – У Лестаны даже голос дрогнул от обиды. – Конечно, нужно им рассказать! Пока кого-нибудь из нас все-таки не убили! Только… когда? Завтра?

- Зачем завтра? – удивился Волк, поднимаясь с коврика одним плавным текучим движением. – Вождь из храма сейчас придет. Слышите, все возвращаются?

Лестана прислушалась – и на нее обрушилось множество далеких голосов, шаги, скрип… Ее новые уши ловили такое огромное количество этих самых звуков, пусть пока и совсем тихих, что разум не успевал их все обрабатывать и понимать. Вот это – чьи шаги?! А это? А это кто-то чем-то стукнул и зашуршал в коридоре, через две комнаты и три закрытые двери! Это и есть рысий слух?! Да как с ним жить?!

Ей мучительно захотелось спрятаться под плотное одеяло, отсекающее от водопада звуков, а непокорные уши дергались во все стороны, ловя все новые и новые оттенки звучаний.

- Это пройдет, - сочувственно сказал Хольм, и Кайса согласно кивнула. – Сначала всегда тяжело привыкнуть! Но она идет к тебе, твоя Рысь. И когда явится, все станет правильно, как и должно быть.

Потрогать ее он больше не пытался, но и не улыбался, хотя Лестана поймала себя на предательской мысли, что если бы одно вело к другому… Ну правда! Если бы матушка хоть раз увидела, как Волк улыбается, она бы… Она бы очень много про него поняла! Совсем как Лестана, а то и больше. И не боялась бы его, и не считала дикарем! И поняла, что не всегда блестящие манеры означают искренность и великодушие. Стоит только сравнить Хольма с Иваром…

- Идите к отцу, - попросила Лестана снова дрогнувшим голосом. – Только сначала… Кайса, убери эту гадость, - указала она взглядом на серьги. – Видеть их не могу!

* * *

- Вот, значит, как…

Рассимор бросил серьги на пол перед собой и отряхнул руки с чисто кошачьей брезгливостью. Арлис, поморщившись, поднял проклятые безделушки и опустил в кошель на поясе. Потом посмотрел на Хольма и ласково поинтересовался:

- Слушай, Волк, а ты без неприятностей жить можешь, а?

- Я-то могу, - буркнул Хольм. – Это они, похоже, без меня никак не могут обойтись. Я, что ли, выращивал у вас в городе такой змеиный клубок?

И осекся, вспомнив, что парочка самых крупных гадюк – ближайшая родня вождя. Но Рассимор лишь передернулся, и на миг на его лице отразилась такая пронзительная тоска, что Хольм искренне пожалел немолодого матерого Кота. Не дай Луна никому узнать, каково это! Рассимору не позавидуешь, Хольм и сам помнил это чувство, он как будто в пропасть сорвался, заподозрив, что Брангард его предал.

Но вождь тут же закаменел лицом, и Хольм отдал должное его выдержке, потому что Рассимор отрывисто сказал:

- Мы ведь не сможем ничего доказать, верно? Кто поверит, что это… что эти серьги были именно у Ивара?

- И так не смогли бы, - уронил Арлис, снова пробегая взглядом по строчкам письма Брана. – Подумаешь, преступление, заказать третью серьгу. Обычная предусмотрительность. Потерялась одна сережка, а любящий братец раз! – и запасную подарил!

- Так не подарил же! – азартно возразила Кайса, сидя на подоконнике и болтая ногой. – Почему?

- Не успел, - парировал Коготь. – Не до сережек всем было! Ну ладно, это пустая болтовня. Мы услышали и поняли тебя, Волк. И про это, - тронул он пальцами кошель, - и про это! – указал взглядом на письмо. – Но вот с Мираной что-то и вправду странное. С чего ей такие глупости творить? Ты, конечно, парень видный… - Он окинул Хольма ехидным взглядом. - Но все-таки не настолько, чтоб на тебя кидаться, едва принюхавшись.

- Арлис… - сквозь зубы проговорил Рассимор, и Коготь виновато покосился в его сторону.

Хольм, который все время рассказа боялся взглянуть на Лестану, про себя признал, что Коготь прав – и не поспоришь. Не выглядела Мирана оголодавшей женщиной, падкой на мужское внимание настолько, чтобы забыть о приличиях. Одно дело – молодые Волчицы у них дома, которым обычай позволял погулять до свадьбы, да и то редко кто заходил так далеко, как Ингрид. И совсем другое – жрица Луны, еще и такого высокого ранга. У подобных женщин разум правит телом, а не наоборот.

- Может, она как раз ничего такого и не хотела? – хмуро спросил он и пояснил: - Ну вот согласился бы я, допустим. А она бы шум подняла! Дикий Волк залез в окно, хотел обесчестить! Кому бы поверили? Уж точно не мне!

- Это мысль, - задумчиво согласился Арлис. – За бесчестие жрицы полагается смертная казнь. Мирана бы разом от тебя избавилась и ослабила вождя. Прости, Рассимор, я помню, что она твоя сестра, да вот только светлейшая Мирана забыла об этом первой.

- Вы думаете, она хотела убить Хольма? – подала голос молчавшая все это время Лестана. – Обвинить в попытке насилия и потребовать его казни? Но зачем?! Она ведь не знает, что мы… Ну, что мы женаты!

Девушка произнесла это с явным усилием, и ее щеки порозовели, так что у Хольма сладко замерло сердце. Еще ушки эти… Они так и не исчезли, и Лестана выглядела непривычно беззащитно, хотя, казалось бы, Рысь – могучий хищный зверь! Но то целая Рысь, а вот пара бархатных серебристых ушек, окаймленных пушистым мехом и с кисточками наверху… Ох, как же хотелось к ним прикоснуться! Погладить, почесать нежное местечко за ними, осторожно провести пальцем по нежному изгибу…

Хольм сглотнул и постарался выкинуть из головы эту заманчивую картину. О другом сейчас думать нужно!

- Не знает, - согласился Рассимор. – Но я уже и сам не рад, что рассказал Эльдане об этом браке. Моя жена слишком доверяет моей сестре, и будь проклят день, когда я начал жалеть об этом. Эльдана поклялась, что никому не откроет эту тайну, но…

Он замолчал и бессильно вздохнул, а Хольм вспомнил прекрасную, но слишком нежную и болезненную женщину, которая так брезгливо посмотрела на него утром, и мысленно согласился с вождем. Мать Лестаны очень любит свою дочь, это видно! Но его, Хольма, она считает опасным и не слишком разумным существом. Таких держат на цепи или отправляют загнать зверя, но не выдают за них благородных девиц…

- Итак, ни Мирану, ни Ивара нам обвинить не в чем, - подытожил Арлис. – Волк, а ты ничего не вспомнил про ту драку?

- Вспомнил. – Хольм действительно голову себе сломал, не переставая думать об этом каждую свободную минуту, и ответ у него появился только один. – Это Гваэлис, больше некому.

Посмотрел на встрепенувшегося Когтя и пояснил:

- Когда вы, господин Арлис, появились и принялись их оттаскивать, Гваэлис кинулся на меня. Ему бы первому отскочить подальше, а он словно заторопился, понимаете? Будто испугался, что теперь не успеет! И схватил меня за плечи, чтобы пригнуть. Ну, чтобы я на кулак его товарища напоролся… Но я вот думаю, что ему просто надо было руки мне за спину запустить. Тонкое лезвие или иглу в пальцах спрятать нетрудно. А в горячке боя я бы не заметил, хоть ножом меня пырни. То есть заметил бы, но не сразу! А если там всего лишь царапина была, то сами понимаете…

Коготь медленно кивнул и севшим от азарта голосом повторил:

- Гваэлис… Ну что же, все сходится. Отец выступил на Совете против вождя и его дочери, сын сговорился с Иваром. Или с Мираной, раз взялся за яд. Кто-то ведь должен был дать сопляку отраву… И снова ничего не доказать! Вот проклятье!

- Почему не доказать? – не понял Хольм. – За шиворот, в подвал и поспрашивать! Он же от пары оплеух расколется от ушей до хвоста! Один поганец, да еще и под прямым подозрением, это не шестеро! Я Луной поклянусь, что отравить меня мог только Гваэлис, а про яд госпожа Аренея подтвердит. И если Гваэлис признается, что яд ему дал Ивар… или его мать…

- То Совет скажет, что мы пытками заставили бедного котеночка признаться в том, что нам выгодно, - поморщился Рассимор. – Мы не в Волчьем городе, Хольмгард. В Арзине, чтобы применить к кому-то пытки, нужно позволение Совета Клыков и Когтей. А я не думаю, что нам его дадут. Половина Совета в кармане у Мираны, а вторая половина начнет колебаться и подумает, что сегодня – Гваэлис, а завтра – кто-то из них.

- Да как вы еще не вымерли с такими порядками?! – выдохнул Хольм. – Зачем нужны законы, которые защищают преступника, а не его жертву?!

Он вскочил с коврика, на котором сидел, и подошел к окну, жадно вдохнув свежий воздух, чтобы успокоиться. На небе уже появился светлый отблеск, намекающий, что скоро ночь уступит права дню. Вот-вот рассветет, а они так ни до чего и не договорились! Этого не трогай, на того не гляди… Законы – дело нужное, да только Ивар с матушкой чихать на них хотели! Им эти законы – что хвостом махнуть!

- Погоди, Волк, - попросил Рассимор, и Хольм повернулся к нему, стыдясь несдержанности. – Не считай, что мы совсем уж беззубы и боимся драки. Но нужно хорошо все обдумать, чтобы драться так, как выгодно нам, а не противнику. Понимаешь, пока Лестана не выздоровела и не призвала Рысь, у меня связаны руки. Стоит оступиться – и Совет поднимет крик, что я хочу незаконно лишить Ивара места наследника. Я бы сам с Гваэлиса шкуру ленточками снял! Да только все признания, полученные под пытками, тогда будут считаться недействительными. Даже если Гваэлис скажет чистую правду! И ты зря плохо думаешь о наших законах. Представь, что будет, если пытать невиновного? Многие ли устоят и смогут не оговорить себя? Да, против Гваэлиса есть сильное подозрение. Но если пытать по одному лишь подозрению, так тогда начинать надо было с тебя, Волк. Думаешь, в Совете не догадаются предложить именно это? Или сказать, что обвинение против Гваэлиса – месть за то, что его отец выступил против меня? Там было шестеро Котов, но обвинили мы именно того, на которого я имел зуб!

- Понял, - буркнул Хольм, чувствуя себя пеньком, помеченным мышами, как непременно сказал бы Брангард.

А он еще удивлялся, что Совет Арзина оказался довольно милостив к нему, заподозренному в убийстве. У них тут, оказывается, куда легче уклониться от обвинения в убийстве, если тебя не поймали с ножом прямо над телом. Да и тогда еще можно поюлить. Поди пойми, хорошо это или плохо? Для него, невиновного в покушении на Лестану, хорошо! Но для мерзавцев Ивара и Гваэлиса тоже недурно! Вот ведь!

- Сейчас главное – вылечить Лестану, - негромко сказал Рассимор, словно поняв его терзания, потому что поглядел с сочувствием. – До ее дня рождения совсем немного времени, она должна хотя бы встать на ноги, а там я постараюсь выпросить отсрочку от превращения. Ну и вдруг Луна смилостивится над нами? Вот, первый признак этого уже есть.

И он с нежностью посмотрел на смущенную Лестану, которая… прижала уши! Хольм против воли почувствовал, как губы тянутся в улыбке. Ну какая же она сейчас хорошенькая! Не прекрасно-недоступная, как раньше, а живая, теплая… Ушки эти! А еще и хвост появится наверняка!

При мысли о хвосте и, самое важное, откуда он растет, Хольм торопливо постарался отвлечься на что-нибудь другое. Не такое… жаркое!

- А если уши пропадут? – несчастным голосом спросила Лестана, так что было непонятно, хочет она этого на самом деле или боится.

- Снова вырастут, - убежденно ответил Рассимор и поднялся. Окинул Хольма внимательным взглядом и обыденно, словно ничего не случилось, поинтересовался: - Где ночевать будешь?

- Хорошо бы здесь лечь, - осторожно сказал Хольм, понимая, что ступает на тонкий лед. – Мне бы так спокойнее было…

- А меня, отец, ты не спрашиваешь?! Может, мне вовсе не нужен чужой мужчина в спальне?

В голосе Лестаны послышались капризные нотки, и Хольму пришлось напомнить себе, что вопрос вполне понятный, а девушка устала не меньше него. Да, она не прыгала из окон и не лазила по ветвям, но все ее силы уходят на борьбу со слабостью.

- Леста, милая, - сказал Рассимор очень мягко, - конечно, ты можешь отказаться. Но мне тоже было бы спокойнее, останься Волк здесь на ночь. У дверей, конечно, есть охрана, но ты и сама видишь, наши враги не стыдятся никаких подлостей. Хольмгард – опытный воин, он сможет тебя защитить в случае чего. А главное, он захочет это сделать. И тебе стоило бы его поблагодарить за это.

Лестана опустила глаза, кровь еще сильнее бросилась ей в щеки, так что сердце Хольма дрогнуло от жалости. Рассимор не отчитывал дочь, не приказывал ей, но сумел найти такие слова, что она сама поняла свою неправоту. И незнакомым чувством кольнуло сожаление: а какой была бы его жизнь, если бы его собственный отец почаще находил для него не приказы, а объяснения, не требования, а ласку… Глупо теперь об этом думать, но Рассимор упорно зовет его полным именем и доверяет ему самое ценное – Лестану! А его, Хольма, отец чуть ли не впервые проявил отцовские чувства, когда сына увозили в Арзин.

- Извините… - прошептала Лестана, не глядя ни на кого, а Хольм торопливо добавил:

- Я обернусь Волком, так всем будет проще. Светлейшей Лестане не придется смущаться, а я издалека учую любого, кто попытается подойти. Да нам и спать-то недолго осталось!

- Это верно, - вздохнул Рассимор. – Арлис, идем. А тебя, Хольм, прошу – будь осторожен. Ты в Арзине как камень, упавший в воду, круги расходятся слишком далеко. Но камень при этом идет на дно, не забывай. И постарайся хоть эту пару недель ни во что больше не влипать.

Они обменялись взглядами, а потом вождь подошел к Лестане и нежно коснулся губами ее лба. Девушка улыбнулась, но в этой улыбке было слишком много усталости и старания, чтобы Хольм ей поверил.

Когда Рассимор с Арлисом вышли, Кайса, непривычно притихшая, обняла себя руками, словно озябнув, и решительно заявила:

- Темнят они! Ой, темнят! Хвост на отсечение даю! Что я, плохо их знаю? Наверняка уже какой-то план придумали, а тут мы с грязными лапами приперлись и все следы запутали! Ничего-о-о-о… Долго темнить не смогут, все равно к дню рождения Лестаны все прояснится. Так, Волк, сходи-ка ты погуляй! Когда будет можно, я тебя позову.

Хольм кивнул и вышел, стараясь не смотреть на Лестану, чтобы еще сильнее не смущать девушку. Что он, не понимает? Ей надо ко сну подготовиться, дела всякие сделать…

Из гостиной он прошел в купальню и сел на бортик мраморной бадьи, которую здесь называли «ванной». Поболтал рукой в остывшей за день воде, и снова вспомнился испуганно-брезгливый взгляд матери Лестаны. Госпожа Эльдана не принимала его, как и весь Арзин, и Хольм не знал, то ли оскорбиться, то ли попросту плюнуть на то, что о нем думают надменные светлейшие мраморного города. Ему здесь не жить, это ясно. Но как оставить Лестану?!

С каждым днем эта девушка сильнее прорастала в него, захватывала мысли, чувства и стремления. Дома он восхищался красотой Рыси, теперь же, узнав ближе, начал ценить ее справедливость и стойкость, ее терпение и ум. Лестана перестала быть недостижимо далекой звездой, но от этого только больнее было думать о расставании.

Он не знал, сколько просидел так в темной комнате, освещенной только лунными лучами из окна, да и то луна была в последней четверти, совсем старая. Для волчьих глаз ее света было больше, чем достаточно, а вот человеческие сильно им уступали. Получается, день рождения Лестаны примерно в полнолуние. Это хорошо, легче обернуться. Но что, если она не сможет?

«Вот тогда и буду об этом думать», - упрямо решил Хольм.

Встал, потянулся и, дождавшись оклика Кайсы, пошел в спальню, мысленно готовясь к обороту. Если его Рыси легче видеть в спальне мохнатого зверя, а не мужчину, что ж – ее право. Хорошо, что она не знает, как восхитительно пахнет для него, когда Хольм в этом облике! И какие ему снятся сны!