— А не маловат ты, такие вопросы задавать? — треплю его по темной макушке, после того, как снимаю шапку.
— Нет. Я уже большой! Мне почти пять лет!
Одариваю его скептическом взором. Показательно так.
— Не теми ты вопросами мучаешься, парень, — качаю головой в отрицании. — Лучше подумай о том, что мы твоей такой “красивой” и “лучшей” маме на Восьмое марта подарим. Учти, пироги я стряпать не умею. Да и ты — тоже вряд ли, — делаю вид, что тоже призадумался.
Мальчишка думает совсем недолго и вскоре в синих глазах загорается предвкушение.
— Братика! — выдает радостно, расплываясь в широкой и счастливой улыбке. — То есть мне братика, а маме нового сына!
— А говорил, что большой, — вздыхаю театрально устало, убирая верхнюю одежду сына туда же, куда и свое пальто, а продолжать не спешу, сперва усаживаюсь в рабочее кресло. — За такой короткий срок мы однозначно не успеем, — заканчиваю.
Очень стараюсь снова не рассмеяться. Дается довольно сложно. Но я изо всех сил изображаю серьезность, сцепив пальцы в замок, опираясь локтями в стол.
— Почему? Там же только разочек пописать! А я очень хочу братика, — подходит ко мне ближе и складывает ладошки вместе. — Ну, пожалуйста, папочка.
Вот тут все мое веселье точно заканчивается.
— Это тебе тоже Даша рассказала?
— Тоже будешь ее ругать? Мама тогда очень громко на нее кричала за это, — вздыхает расстроенно.
Все-таки улыбаюсь краешком губ. И мальчишку маню к себе поближе. А когда он послушно подходит, усаживаю на колени.
— Нет. Но не стоит верить всему тому, что говорят, если только не уверен, что первоисточник тебя не обманет, — произношу поучительным тоном. — Вот твоя Даша — неблагонадежный первоисточник. Не всегда именно так случается. Крайней редко, если уж на то пошло.
На детском личике поселяется озадаченность.
— Не-бла-го-деж-ный перво-что?
— Гонит она, — упрощаю понимание. — Не по-детски гонит.
— Куда гонит? — снова не понимает Максим. — Зачем?
— Не зачем, а куда. Далеко-далеко, по пути заблуждения и глупости, — опять улыбаюсь.
— Как Элли с Тотошкой шли по дороге из желтого кирпича?
— Не факт, — задумываюсь над тем, что куда-то совсем не туда наш разговор сворачивает. — Но да ладно. У нас с тобой другая проблема имеется. Мы так и не определились, какой подарок твоей маме делать будем, раз первый предложенный тобой вариант не удался. Ну, помимо цветов, — возвращаюсь к изначальному.
Максим ненадолго призадумывается.
— Я маме всегда дарю открытку и один пиончик, — говорит по итогу. — А больше ей не надо. У нее все есть. Она сама так говорит.
Мысленно усмехаюсь.
— Ей нравятся пионы?
— Да. И не любит розы. Она ими даже один раз нашего соседа побила, который ей их подарил.
— Да-а? Настолько не нравятся? — уточняю, а сам невольно представляю мужика, который этими самыми розами в мордашку получает.
И не только в мордашку...
— Угу, — кивает мальчишка.
— Ясно. Никаких роз. Пионы, — подвожу нехитрый итог.
— Еще фиалки. У нас дома их много.
— Фиалки, так фиалки, — соглашаюсь и с этим. — К тому же, есть у меня одна мысль, помимо цветов, — не спешу делиться подробностями. — Но, думаю, она тебе понравится. Только тшш… — прикладываю указательный палец к губам. — Это пока секрет, понял? Никому пока знать нельзя.
Макс с энтузиазмом кивает и ладошками свой рот накрывает.
— Я как рыбка! — добавляет вслух приглушенным голосом, глядя на меня уже совсем восторженно. — А что это?
Склоняюсь к нему ближе.
— Говорю же, секрет, — перехожу на заговорщицкий тон. — Пока и тебе знать нельзя. Позже расскажу. А то без тебя один точно не справлюсь, — подмигиваю, прежде чем распрямиться.
— Ну папа! — принимается ныть тот. — Так нечестно! Расскажи!
— Расскажу, — соглашаюсь миролюбиво. — Позже! А то вдруг ты не утерпишь и проболтаешься?
— Я не буду, обещаю. Я умею хранить секреты. Правда. У мамы спроси. Она мне всегда все рассказывает, и я всегда молчу. Только Лере рассказываю, но тоже по большому секрету. И больше никому. А Лера тоже умеет хранить секреты. Я вас с ней познакомлю потом, когда ты к нам в садик придешь. Ты ведь придешь?
— Приду, конечно, — киваю согласно. — Но если ты всегда Лере своей все, тоже по секрету рассказываешь, это значит, что ты все-таки не умеешь их хранить, потому что если “никому”, то значит и Лере тоже знать нельзя, — улыбаюсь. — А если она тоже, потом, также, как ты, тоже по секрету своей маме расскажет? А та еще кому-нибудь одному, то что потом выйдет? Никакой уже не секрет, если столько людей знает…
— Лера не такая! — обиженно произносит Максим. — Она хорошая. Я когда вырасту, женюсь на ней.
— Угу, все они “не такие”, — ворчу беззлобно, отвлекаясь на звук входящего на телефоне. — Ладно, потом договорим, мне надо немного поработать, — разглядываю надпись на экране.
На этот раз ребенок не спорит. Да и тем, чем себя занять, сам определяет. В рюкзак с собой Тая ему напихала всякой всячины, и ближайший час Макс занят раскрасками, пазлами и другими головоломками, расположившись в гостевой зоне, на диванчике, к которому приставлен небольшой столик. Время до обеда пролетает быстро. Мать забирает сына, как и обещала, словно минуты высчитывала, ровно в двенадцать.
— Ты идешь? — интересуется у меня, и, вроде как, судя по виду, даже действительно не против подобного.
— Нет, — отказываюсь. — У меня есть кое-какие незавершенные дела, ими займусь, пока вы обедаете.
Не просто повод нахожу. В самом деле надо бы пообщаться кое с кем, желательно без посторонних ушей и знания об этом.
К прокурору я направляюсь…
Нахожу его без проблем. Впрочем, и не сомневался, что тот сам захочет поговорить. На нейтральной территории. Вдали от чужих глаз. Почти на самой окраине города. И даже после того, как из машины выходит, торопливо озирается по сторонам, словно на преступное дело идет, а не просто поговорить.
Неудивительно, что я встречаю его, храня привычную ухмылку.
— Что ты хочешь, взамен на мою дочь? — брезгливо морщится Платонов, останавливаясь в трех шагах от меня.
Руки сжаты в кулаки. Заводит их за спину. Я же старательно сохраняю расслабленный вид, лениво опираясь на капот своего автомобиля, покручивая в руках брелок.
— Ты не с того начал, Олег Сергеевич, — говорю, как есть.
Мужчина злобно прищуривается, меряя меня все тем же брезгливым взглядом, а на его лице проступают красные пятна.
— Зачем позвал тогда?
И снова я ухмыляюсь.
— Начнем с того, что твою дочь я тебе не отдам. Она теперь со мной будет. Рядом. Всегда. Как и сын, — обозначаю неспешно. — Но я хочу знать, кто же мне с этим подарочком подсобил. Ты?
Возможно, я ошибаюсь, но за последнее время почти стопроцентно уверился, что не девчонка подсунула мне анализ ДНК с визиткой организации, где работает. А если не она, то… кто?
— Я? — шалеет от такого моего заявления прокурор. — Что за бред ты несешь, Орлов? — пялится на меня, словно впервые видит.
Кажется, не врет…
Но иногда первое впечатление бывает обманчивым, поэтому:
— Я понятия не имел, что у меня есть сын. Все эти годы. Ровно до момента, пока мне не прислали тест на ДНК, с указанием места работы твоей дочери. И я спрошу еще раз, Олег Сергеевич. Ты это сделал? Потому что если не ты, и не Тая, тогда… — нарочно не договариваю, возвращая на свою физиономию мрачную ухмылку.
Прокурор тоже мрачнеет. Призадумывается. Молчит довольно долго, сверля меня суровым, сканирующим взглядом.
— Надо найти, кто, — делает верный вывод.
Не то чтоб я сразу верю в него и его честность, однако…
— Найди, — киваю. — Если не хочешь, чтобы я на тебя и дальше думал, — не скрываю очевидного.
— Даже так? — моментально бесится прокурор. — А ты не многовато ли просишь, Орлов?
— Я не прошу. И сам не маленький. Без тебя тоже прекрасно обойдусь. Но в твоих же интересах ускорить этот процесс.
— В моих интересах, чтоб ты держался как можно дальше от моей дочери и внука! — красные пятна на его лице расходятся лишь отчетливее. — И ты не думай, что я это просто так оставлю! Не отстанешь от моей дочери, я тебя упеку далеко и надолго, так и знай! — звучит фактически угрозой.
Но я не ведусь.
— Если б мог, давно бы сделал, — пожимаю плечами.
Похоже, все именно так и обстоит, ведь на искаженной яростью физиономии мелькает обреченность.
— Если не смог вчера, это не значит, что не смогу сделать это завтра. Не с твоим послужным списком, Орлов. Моя дочь не будет жить с тобой и терпеть все твои зверства! — выплевывает, как ядом швыряется, и разворачивается к своей машине.
Вот тут-то мы и приближаемся к основной теме того, из-за чего я здесь.
— Если думаешь, что теперь, когда твоя дочь рядом со мной, станет легче, и она тебе поможет, с тем, чтобы упечь меня далеко и надолго, то ты ошибаешься. Не станет.
Прокурор на ровном месте запинается.
А я охотливо продолжаю:
— Если вдруг запамятовал, то я тебе напомню: пятьдесят первая заповедь основного закона нашей Родины-Матушки. И ты ничего не сможешь сделать. Хоть землю жри. Хоть Богу молись. Хоть Черта призывай себе в помощь. Хоть сам закопайся. Меня закопать тебе не по силам.
— Что? — оборачивается медленно и неохотно Платонов, быстро сообразив, о чем я ему тут вещаю.
Так и быть, не томлю его дальнейшими разъяснениями.
— Говорю, я на ней женюсь. На твоей дочери.
То ли он резко глохнет на фоне столь громкой новости, то ли вдруг тупеет внезапно, потому что смотреть с непередаваемым шоком и неверием не перестает.
— Даже не думай, Орлов, — произносит тихо, но весомо.
— Я не думаю. Делаю. 8 марта. Дата назначена. Если есть желание, можешь взять свою жену и прийти. Уверен, Тая будет рада видеть вас, несмотря на то что папаша из тебя дерьмовый и никчемный, насколько я успел уяснить, — отзываюсь, со спокойствием выдерживая его очередной гневный взор.
Хруст его суставов, когда он разжимает и заново сжимает кулаки, я даже с разделяющего нас расстояния различаю.
— Да пошел ты, Орлов! — окончательно психует прокурор.
Дверца его тачки захлопывается не менее громогласно. Уезжает, только грязь из-под колес во все стороны летит.
Хотя в чем-то он прав.
Да. Пойду.
К своей новой семье...
Комментарии
Комментарии читателей о романе: Невыносимый