Я здороваюсь со всеми тетями и ухожу с кузинами на кухню. Тут развели бурную деятельность, ведь в доме собралось много людей и всех нужно накормить. Я уже и забыла, каково это – находиться в толпе родственников. Хотя бы раз в два-три месяца дядя всегда устраивает такой съезд, продолжая традицию нашего покойного дедушки.
– Ляль, помоги разлить чай, – просит Фарида, и я тут же устремляюсь к ней.
Проходит двадцать минут, прежде чем мы можем и сами сесть за стол, обслужив других.
– Где Мира? – спрашивает кто-то и я неосознанно напрягаюсь.
Я видела ее сегодня мельком, когда она шла по коридору с подносом в руках. Даже разглядеть не успела.
– Она ушла к себе, не хочет есть, – отвечает Алима, а я вдруг ясно понимаю, что мне нельзя и дальше тут сидеть, спрятав голову в песок.
Лгу, что иду в ванную, и поднимаюсь на второй этаж, коротко стуча в спальню Миры. Она открывает дверь и увидев меня, кажется, даже не удивляется.
Замираю, разглядывая ее совершенно не изменившееся лицо, и в груди тоскливо щемит. Самира была не только подругой, но и сестрой, о которой я всегда мечтала. За прошедшие годы моя обида на нее прошла, а когда Тимур перестал вспоминать о ней и хранить то злосчастное фото, то я напрочь отбросила все плохие мысли. Возможно, именно поэтому, когда вместо ожидаемых гневных обвинений и обычных эгоистичных упреков, она просто обнимает меня, я чувствую такую слабость в ногах.
В один момент мы разглядываем друг друга, а в следующий – Мира крепко прижимается ко мне, обвив руками, и я понимаю, что обнимаю ее в ответ. Сейчас со мной находится та версия Самиры, из-за которой я годами терпела все ее капризы. Не высокомерная девушка, а моя милая подружка, которая учила ходить на каблуках, не теряться, если с тобой хочет познакомиться парень, и всегда, при любых обстоятельствах, выходить из дома только с макияжем на лице и идеальными ногтями.
– Я не по кому не скучала так, как по тебе, Ляля, – шепчет она, и отстранившись от нее, я понимаю, что мы обе смущенно вытираем слезы. – Заходи.
Я позволяю втянуть себя в комнату, в которой ничего не изменилось за прошедшие три года, и удивленно осматриваюсь, ведь недавно в доме делали ремонт.
– Азиза уже выпустила яд по поводу того, что папа не разрешил трогать мою спальню, – как всегда, понимает меня по одному лишь выражению лица, Мира. – А я думала, он меня окончательно вычеркнул.
Я стою в растерянности. Не знаю, что сказать, спросить, потому что момент упущен и мы больше не девочки из прошлого. Слишком сильно давит настоящее.
– Не смотри на меня так! – говорит Самира. – Только не ты, Ляль!
– Как так? – не понимаю ее.
– Словно я другой человек. Я так устала от этого! Я не считаю себя ни преступницей, ни паршивой овцой в семье. Ты-то должна меня понять! Ты ведь вышла замуж ради семьи. Вместо меня. Оставив свою любовь. А я оставила Тимура, чтобы быть рядом с умирающей матерью.
– Ты уже знала тогда? – не верю я.
– Знала, – угрюмо отвечает она. – Маме дали максимум два года, но она прожила три. Я не могла выйти замуж и бросить ее умирать одну. Клянусь, я даже мысли не допускала, что тебя могут выдать замуж вместо меня, но я не могу жалеть о своем решении, понимаешь? Мама – это мама. С мужем можно развестись, любовь можно встретить вновь, но кто вернет или заменит маму? Никто. А все смотрят на меня и ожидают, что я буду каяться и просить прощения за свой побег. Но ведь они неправы! Папа знал, что она умирает, и все равно не пускал меня к ней! Что мне оставалась делать?
– Ты могла бы сказать Тимуру.
– И что бы он сделал? – усмехается Мира. – Ты уже должна была его изучить, Лейла. Он бы женился на мне и пообещал давать часто навещать маму, но жить мне пришлось бы в Москве, с ним, как примерной жене. Ты бы бросила свою мать в таком положении ради мужа?
Нет, не бросила бы. И мы обе это понимаем.
– Я очень сожалею о твоей маме, Мира, – искренне говорю ей. – И я не жду, что ты будешь просить прощения.
Она отворачивается и снова вытирает слезы.
– Ты счастлива, Ляля? – через несколько напряженных минут молчания, спрашивает она. – Справляешься с его дурным характером?
– Не такой уж он и дурной, – говорю смущенно. – Мы выросли вместе за это время, Мира.
– Защищаешь его? – ухмыляется она. – Как своего нищеброда когда-то. Значит, точно счастлива.
Я ощущаю неловкость. Не знаю, чувствует ли Самира все еще что-то к Тимуру. Не хочу обсуждать его с ней.
– Он уже не нищеброд, – меняю тему, говоря о Мураде. – Разъезжает по всей Европе и России, хотя я так и не поняла, каким конкретно бизнесом он занимается и как смог так подняться. Недавно слышала, что женился. Но мне все равно. Ты была права, это была всего лишь первая любовь. Она прошла.
– Любовь в принципе имеет склонность проходить, – цинично говорит Мира. – А про Мурада я слышала от Аси. Он, оказывается, женился на Луизе, которая училась с нами в параллельном классе. Помнишь ее?
– Девочка-сирота? – удивляюсь я, вспоминая робкую и невзрачную Луизу.
– Да. Все еще играет в благородного рыцаря. Облагодетельствовал, значит, несчастную девушку. Всегда терпеть не могла это самодовольство в нем, которое он выдавал за благородство. Такие делают добрые дела только ради удовлетворения собственного эго. Типа, смотрите, какой я добрый и хороший. Тебе повезло, что избавилась от него.
Узнаю саркастичную и зловредную Миру. Не хочу препираться с ней, хотя с сожалением понимаю, что она это еще не переросла.
– То, что тебе так кажется, не значит, что так и есть.
– А ты все такая же наивная, – снисходительно говорит она. – Прости меня, Лялька. За негатив. После смерти мамы я стала только хуже. Папа едва терпит мой язык, а ты знаешь, какой он.
– Я привыкла к твоему языку, так что едва ли ты меня чем-то удивишь.
И снова молчание. Мы просто не знаем, что еще говорить друг другу. Слишком большое расстояние теперь между нами, прежних отношений больше нет.
– Давай спустимся на кухню, – прерывает его Мира, и я облегченно выдыхаю. – Я что-то есть захотела.
– Я тоже. Тетя Азиза, может, и ведьма, но готовит хорошо.
– Лишь бы не отравила кого, – язвит Самира, открывая передо мной дверь.
Мы спускаемся вниз и как только заходим на кухню, образовывается тишина. Кузины с любопытством смотрят на нас и я чувствую себя насекомым под микроскопом.
– Чего уставились, курочки? – выступает Самира. – Кошачьей драки не было, на зятя я не засматривалась, так что представления не будет. А ну-ка освободите место те, кто наелся! Посидеть вы можете и на диване, а мы есть хотим. Где там борщ моей любимой мачехи?
Старшие кузины отвечают ей не менее язвительными комментариями, а я смотрю на всех этих женщин и понимаю, что это я – паршивая овца в этой семье, потому что все остальные настоящие хищники, которым палец в рот не клади. Хорошо, что хоть сейчас их внимание сосредоточено не на мне, как обычно. Появилась новая звезда, которая отвлекает все внимание на себя, а я только и рада посидеть в уголочке, молча потягивая чай и считая минуты до того момента, когда мы с Тимуром сможем уехать домой.
Комментарии
Комментарии читателей о романе: Нелюбимая жена