Роман Не верь мне глава Глава 41

Алина

— Что?! — не выдержав пристального взгляда Громова, спросила я немного громче, чем того требовали рамки приличия.

— Ничего, — он переключил внимание на меню, однако уголки его губ оставались чуть заметно приподнятыми.

Вне сомнений, он был доволен собой. Как и говорил, он пришел ровно через десять минут. Подал мне чёрную, с золотым тиснением коробку и, ничего не сказав, стал ждать, пока я обуюсь. Снова я не стала ни возражать, ни спорить. И спрашивать, во сколько ему обошлись такие же сдержанно-шикарные, как и бархатное платье туфли, я тоже не стала. Только не смогла сдержать выдох, когда открыла крышку. Чёрные лодочки на небольшом устойчивом каблуке. Элегантные и одновременно с этим роскошные.

— Пойдем, — коротко сказал он, как только я сунула ногу во вторую туфлю. Как ему удалось достать их за эти десять минут, я не представляла. Сама я едва успела одеться.

Благо, что успела, иначе, как мне показалось, Олег забрал бы меня и в отельном халате, если бы потребовалось.

В ресторане при отеле было немноголюдно. Олег попросил столик у окна, в отдалении, и так улыбнулся встречающей гостей девушке, что та, покраснев, только и смогла кивнуть. Идя следом за ней, я не сумела сдержать улыбку. Да, милая. Олег Громов на всех женщин действует так, что голова мигом перестает работать. Один его взгляд, несколько слов, и всё. Или это мне так не повезло…

Уткнувшись в меню, я поняла, что с удовольствием бы выпила что-нибудь более крепкое, чем черный чай или свежевыжатый сок. Царящая вокруг атмосфера небрежной роскоши, приглушенный свет, добавляющий ужину намек на интимность, наше относительное уединение: всё это подталкивало к тому, чтобы немного расслабиться. Но помня о своем неоднократном горьком опыте, я всё же решилась обойтись без вина.

— Чай с облепихой и апельсином, — устремила взгляд на Олега. Мне показалось, что и сама я говорю по-другому. Как будто надетое на мне платье, туфли и маленькая сумочка, которую Олег подал мне уже в дверях, когда я подошла к нему с зажатым в руке телефоном, превратили меня из Золушки в принцессу. Хотелось надеяться только на то, что в полночь одежда на мне не превратится в лохмотья, а ресторан в забегаловку быстрого обслуживания. Хотя… Это мелочи. Главное, чтобы король остался королем.

— И салат, — добавила, перелистнув страницу меню. — Салат из свежих овощей.

— Может быть, вина? — предложил он, жестом подозвав обслуживающего нас официанта. — Немного хорошего вина тебе не повредит.

— Повредит, — качнула я головой, откладывая книжицу меню на край стола. — Ты же знаешь, какая у меня реакция на спиртное. Не хочу снова забыть обо всём, что произойдет вечером, — сказала я это без задней мысли, но по вспыхнувшему огню в глазах Громова поняла — подумал он точно не об ужине.

Мне стало жарко. Опасный огонь его взгляда объял меня, не успела я опомниться. Руки покрылись мурашками, инстинктивно я плотно сдвинула ноги. Олег смотрел неотрывно, откровенно, совершенно не пытаясь скрыть неоднозначности момента, заставляя меня нервничать.

— Я не об этом, — поджала губы недовольно.

— И я не об этом, — ответил он с почти такой же улыбкой, какой наградил девушку на входе. Вот только во взгляде его были все те же язычки обжегшего меня пламени.

В следующее мгновение у нашего столика появился официант. Олег взял себе приготовленные на гриле овощи и фирменные немецкие колбаски. Официант их так расхваливал, что у меня едва слюнки не потекли. Но я прекрасно понимала, что на ночь ничего тяжелее овощей мне есть нельзя. Поэтому мужественно повторила свой заказ: салат из помидор и огурцов, заправленный оливковым маслом.

— Добавьте свежий домашний сыр, — не спрашивая меня, попросил Олег. — Уверен, моей спутнице он придется по вкусу. И еще… — в меню он больше не смотрел. — К чаю свежее яблоко, запеченное с каплей меда. Посыпьте корицей, но не добавляйте сахар.

— Простите, но такого в меню нет.

— В меню, может быть, нет, — тон Олега не терпел возражений. — Но сделайте так, чтобы было на нашем столе.

Настаивать на своем официант не стал. Сделав пометки в блокноте, повторил наш заказ, сказав при этом, что повара учтут все наши пожелания и, когда Олег подтвердил, что всё в порядке, удалился.

Я проводила его задумчивым взглядом. Может быть, стоило сказать, что ни сыра, ни запечённых яблок мне не нужно, но… Я опять промолчала. Тем более, что мне вдруг в самом деле захотелось это проклятое яблоко! До дрожи, до такой степени, что желудок свернулся жалостливым клубочком. Чертов искуситель! Когда мы вновь остались одни, я твердо обратилась к Олегу:

— А теперь рассказывай, Олег.

— Может быть, дождемся хотя бы напитков? — попытался отсрочить неизбежное Громов, но я лишь покачала головой.

— Хорошо, — кажется, он сдался. Или сделал вид. Посмотрел мне в глаза пристально и выговорил: — Моя жена находится в клинике в Испании.

— Она больна? — спросила осторожно, все еще боясь спугнуть момент.

— Скажем так, — Олег положил ладони на поверхность стола, взгляд мой тут же устремился к кольцу на безымянном пальце… Он тоже посмотрел на него. Посмотрел, затем сжал руку в кулак и поднял взгляд на меня: — Три года назад мы попали в аварию. За рулём был я. И виноват в аварии тоже был я. Мы с Анькой возвращались из ресторана, где я встречался с партнерами, выпил и… — он потер переносицу, шумно выдохнул.

Я против воли потянулась к его так и лежащей на столе ладони, накрыла своей, боясь, что он откинет мою руку. Но Олег этого не сделал. Наоборот, я сама не поняла, как, — пальцы наши переплелись. Сжав мои, он вновь посмотрел мне в глаза, нет, в душу:

— Ей рожать через неделю, а я потащил её с собой, потому что мне захотелось показать её партнерам, — усмехнулся зло, цинично. Но усмешка эта предназначалась не мне и не всему, что нас окружало — она была направлена внутрь. К тому черному, борьбу которого со светом я порой замечала в нем.

— Я читала об этом, — призналась едва слышно. — Она потеряла ребенка.

— Ребенок умер, — подтвердил Олег, сильнее сжимая мою руку, до боли. — Наш сын умер из-за меня. Из-за меня Аня сама едва не погибла. Из-за меня она так и не смогла прийти в себя. Не смогла смириться с мыслью, что наш ребенок, которому мы уже выбрали имя… что его больше нет.

— Ты хотел отдать моего ребенка жене?

— Хотел.

— А сейчас? — глаза в глаза. Момент, чтобы раз и навсегда понять, отбросить сомнения или, наоборот, укоренить их в сердце.

— Да. Я готов был купить твоего малыша после родов, Алина. Для этого у меня, скажем так, было несколько причин. В том числе и твои противопоказания к аборту. Но ты отказалась. Я не собираюсь отбирать у тебя ребенка. Тем более, я не собираюсь делать это хитростью или силой.

— Почему я должна тебе верить?

Олег мотнул головой, расцепил наши руки и снова разжал ладонь. Коснулся обручального кольца, провел по нему подушечкой пальца, будто сожалея о том, что произойдет дальше, а я… не мигая и словно не дыша, наблюдала за этим. Кольцо медленно поползло с пальца. Миллиметр за миллиметром — золотой ободок по коже. Спустя пару секунд оно уже лежало рядом. Олег еще раз коснулся его и в полнейшем молчании, глядя мне в глаза, отодвинул от себя.

— Потому что я хочу быть с тобой. Это сильнее меня, девочка. Как я ни старался противиться чувствам — это сильнее меня, Алина. Прости за тот вечер. Мне сложно дается решение оставить Аню. Но и без тебя я уже не смогу.

Я не верила своим ушам. Смотрела на Олега, ища усмешку, ухмылку или хоть что-то, что помогло бы мне понять — это очередная игра. Но всё, что я видела в глазах сидящего напротив меня мужчины — непоколебимую решимость.

— Ты разведешься с женой? — спросила осторожно.

Он не ответил. Руки его напряглись ещё сильнее, губы на мгновение сжались, черты лица стали совсем жесткими. Мгновение. А потом он всё так же молча кивнул, не сводя с меня взгляда.

Я шумно выдохнула, отвернулась. Заметила идущего к нам официанта с напитками. Зацепилась за него, как за единственно реальное в этом вечере. Подойдя, он поставил передо мной подставку с горящей внутри маленькой свечкой, а следом, поверх, чайник с ароматным, насыщенного оранжевого цвета чаем. Нас окружали звуки, а мне казалось, будто тишина стоит такая, что я слышу удары собственного сердца. Наблюдая за официантом, я балансировала на самом краю разумного — чайничек, свеча, плотная скатерть под моими пальцами, чей-то отдаленный смех…

— Спасибо, — выдавила улыбку, когда обслуживающий нас молодой человек, закончив с чаем и посудой, мельком глянул на меня. Перед Олегом возник бокал. С красным вином. Не помню, чтобы он заказывал вино. Вино…

— Скажешь что-нибудь? — когда официант ушел, Олег взял бокал в руку и покрутил, омывая его стенки багряно-рубиновым.

— Что я должна сказать? — спросила едва слышно, положив ладони на живот.

— Понятия не имею, — пожал он плечами. Снова в уголках губ мелькнула улыбка, но при этом взгляд оставался серьёзным, тяжелым. — Помнится, до этой минуты у тебя была ко мне куча вопросов. Пользуйся моментом, — ухмылка стала заметнее, но взгляд так и не изменился.

Олег отпил вино и поставил бокал на стол. Откинулся на спинку кресла и сложил руки на груди. Все это не переставая смотреть мне в глаза.

— Почему именно я, Олег? — раз уж он сам настаивает… — Почему? Ты сам говорил, что я не похожа на твою жену.

— Не похожа, — задумчиво кивнул он.

— Расскажи мне о ней, — внезапно попросила я.

Внезапно… стало важно, что именно меня отличает от неё. Кто она — женщина, с которой Олег когда-то связал свою жизнь, какая она. Почему тогда он выбрал её, и почему всё сложилось так, как сложилось. Ведь дело не только во мне, в этом я была уверена и, скорее всего, не только в аварии. Обстановка в доме, отсутствие дорогих сердцу мелочей, которые есть у каждого — это не могло исчезнуть только из-за меня.

— Зачем?

— Расскажи, — ещё более требовательно. Потянулась к чайнику, налила половину чашки и вдохнула приятный аромат апельсина и облепихи. Обхватила обеими руками, но от стола не оторвала. Так и сидела, решительно смотря на Олега исподлобья.

— Наши семьи дружили, — к моему удивлению, быстро сдался Громов. — С детства наши отцы решили, что мы замечательно подходим друг другу. Брак для укрепления связей… — мрачно усмехнулся, снова отпил вино, но бокал ставить в этот раз не спешил. Так и сидел, придерживая его пальцами под хрустальным донышком. — Вот только мы-то с Анькой были другого мнения. Едва ей исполнилось восемнадцать, она сбежала из дома с чудаковатым пацаном на байке, — тихий смех Олега заставил меня вздрогнуть от неожиданности, а после… после ощутить разливающееся по всему телу тепло.

Я тоже улыбнулась ему. Сделала глоток чая и посмотрела в ожидании продолжения.

Смех Олега утих. Он стал задумчивым, будто не просто вспоминал о прошлом — на какое-то время вернулся в него. Уголок его губ дрогнул. Ещё один миг, в котором он задержался прежде, чем снова оказаться тут, со мной…

— А потом она вернулась. Стала другой. Помню, увидел её и… — Олег, наткнувшись на мой взгляд, замолчал. — Ты правда хочешь слушать об Ане? — спросил меня серьёзно.

Хотела ли я в действительности? Хотела. Да, хотела. Пусть ревность и сжимала моё сердце, но сейчас я чувствовала — Олег Громов искренен со мной, открыт, откровенен. Я узнавала его из рассказа про жену, впитывала в себя едва заметно меняющийся тембр его голоса, каждое его движение. В конце концов, Анна Громова — существенная часть его самого, а я… я лишь только мечтала о маленьком уголке в сердце этого мужчины.

Ответить я не успела — появившийся снова официант поставил передо мной большую тарелку с салатом, рядом чуть поменьше — с сыром, порезанным толстыми, очень аппетитными на вид ломтиками. Следом — запеченные овощи и колбаски перед Олегом. Пожелав нам приятного вечера, он вновь оставил нас наедине друг с другом.

Взяв тарелку с сыром, Олег разрезал два ломтика на кубики и положил их поверх свежих овощей. Меня он снова не спросил. Вернул мне и, развернув салфетку, в которой лежали мои приборы, подал мне вилку. Смотрел он при этом мне прямо в глаза так, что, если бы я даже захотела возмутиться его «самоуправством», не смогла бы сделать этого.

Протянула руку. Он нарочито удержал мои пальцы в своих, а после выпустил. Как вилка оказалась у меня, я сама не поняла, чувствовала только, что дыхание замерло и вырвалось из груди выдохом.

— Ешь, — кивнул Олег на салат. Я втянула аромат приготовленных на гриле, скрученных подобно улитке баварских колбасок. Сердце трепетало в груди от близости Олега, а желудок… Жаждущий куда более приземленного, он призывно отозвался.

— Может быть, всё-таки что-то посущественнее заказать, Алин? — негромко спросил Громов, берясь за свои столовые приборы.

— Нет, — даже не пытаясь скрыть страдальческое выражение, промелькнувшее не только в голосе, но и, наверняка, на лице, отозвалась я и уткнулась в собственный салат.

Олег отрезал кусочек колбаски, обмакнул в фирменный соус и, подув, протянул мне.

— Попробуй.

— Нет.

— Алина, один кусочек. Позволь мне за тобой поухаживать.

Я сдалась. Разве могло быть иначе? Все оборонительные сооружения, воздвигнутые мной между нами с Олегом, были уже сметены. Остались только обломки, всё ещё удерживаемые здравом смыслом.

Капля соуса потекла по вилке, а мне казалось, что я уже чувствую его языком. Подалась чуть вперед, обхватила губами сочную ароматную колбаску и застонала. Облизнула оставшийся на губах, смешанный с соусом сок.

— Боже, как это вкусно! — жевала медленно, растягивая удовольствие. Запила чаем и снова посмотрела на Олега. Искушение. Весь он — искушение. Его поступки. Его опасная нежность, он сам. Рядом с ним я чувствовала себя так, как будто шла по грани. Рядом… вслед за ним. Это было опасно, потому что я отчетливо понимала — он может подать мне руку, чтобы удержать от падения, а может отдернуть её в тот момент, когда я, не удержав шаткое равновесие, окажусь в секунде от того, чтобы полететь в пропасть.

Олег смотрел на меня с каким-то странным, непонятным мне выражением на лице.

— Ане не нравились колбаски, — внезапно сказал он. Отрезал ещё один кусочек и каким-то особенным, чисто мужским движением, снял его с вилки зубами. — А я их обожаю.

— Видимо, и я, — засмеялась. Тоже как-то по-особенному — чувственно, чуть-чуть вызывающе, как никогда не смеялась с той же Инной или кем-то ещё. — Но больше мне нельзя! Иначе я не усну. И Горошина не уснет вместе со мной, — нахмурила брови, кладя руки на живот.

Олег усмехнулся.

— Горошина — странное имя, не находишь? Может, выберешь что-то более подходящее?

— Нет, — качнула я головой. — Когда родится, тогда и дам имя. Я не суеверная, но… — тяжело вздохнула.

— Понимаю, — в глазах Олега мелькнула грусть. Сразу вспомнила его слова о том, что они своему сыну имя уже выбрали, ждали его появления так сильно… — Ешь свой салат.

Я покорно взяла вилку и поддела кусочек сыра. Вкусный. Положила в рот ломтик огурца. Не колбаски, но тоже неплохо.

— А насчет твоего вопроса: почему именно ты, — снова подняла взгляд на Громова. — Так сложилось, — повторил он уже сказанное ранее. Так сложилось — это не ответ, и все же больше, чем молчание. — И я очень рад, что ты оказалась в моей клинике.

Наверное, я могла бы ему сказать, что тоже рада, отпустить все сомнения, ведь он передо мной душу открывает, но… Это «но» упрямо не давало мне полностью довериться Олегу. Бросила взгляд на так и лежащее на краю кольцо и вдруг поняла, что мне жаль Аню. Даже представить боюсь, что было бы со мной, окажись я на её месте.

По телу пробежали мурашки. Нет, не окажусь я на её месте. Со мной… с нами все будет хорошо.

— Олег, — я положила вилку на салфетку. — Ты действительно готов развестись с женой? Оставить её?

Олег последовал моему примеру. Во взгляде его была твёрдость. Состоявшийся, сделавший себя, достигший многого, он сидел со мной в этом ресторане и смотрел, может, и не как на равную себе, но как на ту, с кем он действительно хотел быть здесь и сейчас. Что это? Слившийся с желанием добиться чего-то своего порыв? Простой интерес мужчины к женщине? Или, как он дал понять, куда больше?

— Я не могу всю жизнь пытаться исправить то, что исправить уже невозможно. Я пытался, Лина. Пытался, но… — он снова поднес к губам бокал. Глаза в глаза. — У Ани есть родители, которые позаботятся о ней. Подыгрывая ей, я делаю только хуже. Мне хочется верить, что она еще сможет заново выстроить свою жизнь. Я же… В моей жизни теперь есть ты. И если так сложилось, я не хочу упускать возможность прожить эту чёртову жизнь так, чтобы в конце можно было сказать — я сделал всё правильно. Или хотя бы сделал правильно то, что мог.

Я опустила глаза. Со словами Олега сложно было не согласиться. Чувство вины — не то, на чём можно построить отношения. Это было понятно даже мне, не имеющей большого жизненного опыта. У Ани есть родители. Родители… Словно прочитав мои мысли, Олег протянул руку, взял мою и крепко сжал.

— А ты одна. Ведь у тебя нет больше родственников?

— Были бы, я бы не сидела сейчас здесь, — невесело усмехнулась я. — Родители отца умерли, когда я была ещё маленькой. А у мамы… Мама оказалась в детдоме, когда ей было пятнадцать. Её родители погибли в аварии, и никто из родственников не захотел её брать к себе.

Олег легонько сжал мои пальцы. Простой, абсолютно реальный и земной жест поддержки, наполнивший мое сердце теплом. Я вздохнула, ощутив себя неожиданно слабой. Как будто до этого момента держалась на морально-волевых, а сейчас, сказав про семью, сама осознала — я одна. Только я и Горошина.

— Она была одна в семье? — спросил Олег. Вопрос его прозвучал как-то неожиданно, хотя, вроде бы, был вполне уместным и даже закономерным. Почему-то он меня насторожил. Не знаю почему, вполне обычный вопрос. Но задан он был таким тоном, что я пытливо всмотрелась в лицо Олега, сама не зная, что хочу увидеть или понять.

— Одна, — убрала руку, спрятала под столом. Олег не удерживал меня, но продолжал смотреть. — К чему эти вопросы?

— Ты же задаешь мне личные вопросы. Мне тоже хотелось бы узнать о тебе, — взгляд Олега потеплел. Уголки губ приподнялись в улыбке.

Мне вдруг захотелось сделать глоток чего-то, оставляющего на языке куда более терпкий вкус, чем чай. Желание стало почти нестерпимым. Эти разговоры, мысли… Напряжение то ослабевало, то усиливалось. Хватит. Сейчас есть этот ресторан, этот столик, накрытый на двоих, лёгкая музыка и мы. Я потянулась к бокалу. Прежде, чем Олег понял, что я собираюсь сделать, взяла его и поднесла к губам.

— Один глоток, — усмехнулась на его предупреждающий взгляд. — Сам сказал, что мне можно.

— Хочешь забыть сегодняшний вечер? — он расслабленно положил ладони на подлокотники, не сводя с меня взгляд.

— Ни единой секунды, — откровение само вырвалось из меня. И я сделала глоток. Терпкое, красное, вино приятным послевкусием осталось на языке. Вдох — запахи винограда, осени, чернослива… Ещё один, совсем крохотный глоток, чтобы почувствовать губами. Почти… как поцелуй.

— Видишь, ничего не произошло, — спустя несколько секунд сказала я, протягивая Олегу бокал. Опять соприкосновение пальцев — всего на миг.

— Хорошо, что мне не придётся тащить тебя в номер, — Олег тоже сделал глоток вина и поставил почти пустой бокал на стол. Знаком дал понять стоящему в отдалении официанту, чтобы повторил

— Не надорвался бы, — заметила я с усмешкой.

— Не надорвался, — согласился и, заметив, что я смотрю на бокал, добавил: — От греха подальше, — залпом допил остатки вина и поставил на край стола, задев кольцо.

От греха подальше… Учитывая, что только что он попросил новый, это было сущим фарсом. Только говорить этого я не стала — мы разом посмотрели на кольцо.

Наконец Громов взял его и сунул в карман брюк.

— Не переживай об этом, — как всегда видя меня насквозь, проговорил он. — Я со всем разберусь. Тебе не стоит думать о моих отношениях с Анной. Только о себе и ребёнке. Поняла меня, Алина? — Олег снова включил злого доктора.

— Поняла, — я взяла вилку, подцепила огурец из тарелки и сунула его в рот. Колбаски… Да, колбаски были гораздо вкуснее. Надеюсь, завтра мне представится возможность наверстать упущенное. Пока же… Мягкий сыр напомнил мне вкус настоящего парного молока и далекое детство, когда еще жива была бабушка по отцовской линии. Мне было три или четыре, и ее я почти не помнила. Только сейчас вдруг вспомнила вкус, тепло большой банки, наполненной молоком и бабушкины руки — сухие, покрытые морщинками.

— Вот и отлично, — Олег тоже принялся наконец за свой ужин.

Я мягко улыбнулась своим мыслям и взяла с тарелки ломтик. У моей Горошины не будет бабушки. Но… Она обязательно узнает вкус свежего молока.

Легкая ненавязчивая музыка, запах свежего хлеба, сыра и каких-то специй… Сидящий напротив мужчина, неведомый мне до сегодняшнего дня, город, который я никогда не планировала посещать, — всё это делало вечер поистине великолепным. На секунду представила, что я могла коротать бесконечные минуты в своей конуре, дожевывать скудный ужин в растянутой пижаме… Олег меняет мою жизнь по щелчку пальцев. Раз, и картинка меняется, два, — и я уже сижу в дорогом ресторане в потрясающе красивом мягком платье и понимаю — готова на все плюнуть, лишь бы быть с ним. Лишь бы не разбил, не разрушил, не изодрал в клочья мое сердце… Лишь бы всё, что я сегодня услышала, оказалось правдой.

— Устала? — спросил Олег, когда я, ковырнув вилкой остатки недавно принесенного запеченного с корицей яблока, прикрыла рот ладошкой, в попытке скрыть зевок.

— Угу, — не стала отрицать очевидное.

— Тогда пойдем в номер, — Громов тут же поднялся и, взмахом руки подозвав официанта, распорядился:

— Запишите на мой счет. Номер триста семь.

А после помог мне встать, забрал из рук клатч и тихо произнёс:

— Спасибо тебе за вечер. Спасибо за то, что ты сегодня, здесь и сейчас, со мной.

— Ты не дал мне выбора, похитил меня, забыл? — вяло улыбнулась я, пытаясь пошутить. Но Олег, кажется, был настроен серьёзно. Приобнял меня за талию, прижал к себе и спросил, укутывая своим голосом, своим теплом.

— А если бы я дал тебе выбор?

Вдохнув аромат его одеколона я, вымотанная начавшимся бесконечно давно днем, перелетом, расслабившаяся и чувствующая себя самую капельку пьяной от одного глотка вина, честно ответила:

— Я была бы в Питере. А ты был бы здесь. Сидел в одиночестве за этим столиком, слушал бы музыку и, возможно… — взглядом окинула зал и наткнулась на одиноко сидящую женщину через три столика от нас. Приятная и немного грустная, она никого не ждала — это было видно. Сидела, медленно цедя белое вино и задумчиво смотрела в сторону окна, за которым давно уже стемнело. — Возможно, закрутил бы интрижку с ней, — понимала, что говорю глупости. Хотя… Один из возможных раскладов жизни — почему нет? Ведь случилось же, что мы встретились с Олегом, что я сейчас с ним. К тому же, я так устала, что голова соображала так себе, а язык мой всегда бежал впереди разума. Так что… Оставалось надеяться, что Олег воспримет мои слова правильно и не станет обижаться на сонную беременную женщину.

Олег, глянув на женщину, снова посмотрел на меня.

— Я нарисую тебе другую картину: я бы и вовсе не поехал на эту чертову выставку и притащился бы к тебе в хостел, не выдержав одиночества.

— То есть, — мы пошли к дверям, ведущим из ресторана в лобби отеля. — Вся эта затея с выставкой — обман?

— Нет, — Олег прижимал меня к своему боку, и я шла, полностью погруженная в атмосферу этого вечера, погруженная в него. — Она действительно проходит в Калининграде, и мы пойдём туда. Но я мог бы послать любого сотрудника своей компании.

— Мерзавец, — беззлобно выдохнула я и снова зевнула.

— Мне было плохо без тебя, Лин, — услышала я неожиданно. Подняла на Олега взгляд и тут же ощутила на губах поцелуй. Вначале мягкий, лёгкий, а потом… Потом ладони Олега обожгли меня сквозь синий бархат.

Не стесняясь никого, Громов остановился и, прижав меня к себе, принялся целовать с абсолютным на это правом. Глубоко, жадно и неспешно, заставляя меня дрожать в его руках, терять последние крупицы здравого смысла. Голова плыла, но причиной тому было совсем не вино и не усталость. Его близость, твёрдость его мышц под ладонями, его губы. Он целовал меня мягко, но в то же время напористо и невероятно сладко.

— Мне плохо без тебя, девочка, — выдохнул, оторвавшись от моих губ. Обхватил моё лицо ладонями и заглянул в глаза. — Ты же вернешься домой?

— Если ты поклянешься, что все, что ты сегодня мне сказал — правда, — на выдохе, пытаясь унять колотящееся сердце.

— Клянусь, — без раздумий выговорил он.

— Тогда… — я отстранилась, улыбнулась. — Тогда я подумаю.

Сказав это, я пошла по мягкому ковру, расстеленному в лобби, в сторону лифтов. Олег шел следом. Я ощущала его всем телом. Едва сдерживалась, чтобы не остановиться и не броситься ему на шею, как влюбленная идиотка, шепча признания в любви и в готовности следовать за ним куда угодно. В это самое мгновение я чувствовала себя счастливой. Я была счастлива. Счастлива… Но всё равно до конца так и не могла отпустить тревожное чувство, не покидающее меня с тех самых пор, как я вошла в принадлежащий Олегу дом. Нет, еще раньше — с того дня, как он появился в моей жизни.