Роман Копия жены по контракту глава Глава 40

Марьяна

Поправляю на себе короткую юбку розового цвета, платье выполнено в таком стиле, будто тело заключено в бутон цветка орхидеи. Парни не танцуют, только девушки, выставляя напоказ все свои достоинства. Когда я делала примерку, мне казалось, что это платье было длиннее, а ткань плотнее. А теперь я нервно дергаю за подол, который едва прикрывает задницу. Ощущение, что его специально подрезали.

Профессия танцовщицы избавляет тебя от стыдливости, но меня не покидает какое-то странное ощущение, как будто я участвую в товарно-денежных отношениях, а не просто танцую. Зал темный, зрители погружены во тьму, видно только, как мужчины сидят за столиками, здесь действительно мало женщин. Как будто это представление лишь для мужской половины общества.

Из динамиков льется знакомая музыка, красивые яркие цветки выпархивают на сцену, сплетаясь в линии, поднимая руки, вытягивая ноги, отрабатывая жесты и движения, отрепетированные сотни раз. Мы все захвачены общим ритмом танца. А меня преследует четкое ощущение, не покидает ни на секунду. Будто на меня кто-то смотрит, пристально изучая каждое движение жадным взглядом.

Я бросаю взгляд в зал и, сбиваясь с ритма, наступаю на ногу Стейси, налетая на нее.

Черт, Джеймс меня точно по головке не погладит, одно неловкое движение может стоить мне карьеры. Снова танцую, снова украдкой обегаю взглядом фигуры зрителей.

Все мужчины кажутся одинаковыми. Одинаковые черные костюмы, одинаковые позы, не отличишь друг от друга, как будто за столики посадили манекены с отрезанными головами. Лиц не видно, потому что они утопают в полумраке, весь свет направлен на сцену, и конечно же, они все с жадностью хищников ловят взглядом наши движения.

Все, как один. Но всё равно мне кажется, что я чувствую особенный взгляд. Или мне попросту хочется в это верить?

Как только кто-то упомянул русского спонсора, я сразу же подумала про Басманова. Но ведь, в самом деле, надо успокоиться и понять, что всегда есть много спонсоров, среди этих людей, уверена, есть русские, и это не Рамиль.

Танец заканчивается, и мы под хлипкие аплодисменты тоненьким ручейком просачиваемся за кулисы. Вернее, здесь нет никакого занавеса, но просто убегаем за сцену, и Стейси сразу же налетает на меня раненой волчицей, толкает прямо руками в плечи, и я шатаюсь, хорошо, что сзади стоит Сашка и ловит меня.

– Эй ты, русская шлюшка! Ты что натворила? Подставила меня! Задела своими ластами!

Стейси ругается так быстро и громко, выплевывая ругательства, как из пулемета, что я понимаю только половину слов. Я уже хорошо выучила английский, но она говорит, как портовая проститутка, на каком-то сленге, но смысл я точно улавливаю.

– Я тебе волосы повыдираю! Сама будешь с Джеймсом разбираться!

Хватает сигарету и закуривает ее, нервно сжимая зубами, смотрит на меня убийственным взглядом. Меня всю трясет, колотит, не могу успокоиться, мне в самом деле стыдно, ведь я споткнулась из-за своих эмоций, показала себя непрофессионалом, подвела труппу, просто опозорилась.

Что теперь будет?

– Так, девочки, где эта русская неваляшка-матр-решка? – Джеймс заходит в тесную каморку, которую нам отвели под раздевалку, половина девочек уже голые, одеваются в те самые сексуальные платья. Я стою в своем сценическом наряде, тонкие «лепестки» цветка прикрывают грудь, юбка топорщится, я вся вспотела, кожа лоснится, дыхание на разрыв.

– Марьяна, приведи себя в порядок, будешь извиняться, – заявляет хореограф, подходя ко мне и беря салфетку. Бесцеремонно промокает лицо и ключицы, обнюхивает меня. Отдергиваюсь и смотрю на него:

– Перед кем? Ничего не понимаю…

– Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю, – криво улыбается под мерзкое хихиканье Стейси. – Не строй из себя дурочку, пойдешь на ужин к главному спонсору и будешь его умасливать, чтобы он не отказался делать пожертвование.

– Да она просто споткнулась, с кем не бывает? Там был неровный пол, – Сашка начинает меня защищать, выступая вперед.

– О, защитница появилась, вы, русские, никогда не сдаетесь и всё время боретесь до конца. Ну, тогда отработаете программу вместе.

– Что за программу? Какой-то индивидуальный танец? – опешив, спрашиваю.

Все вокруг хохочут, будто понимают, о чем речь, в отличие от нас.

– Конечно. Индивидуальную, – усмехается Джеймс, красноречиво толкаясь языком в щеку и продолжая смеяться.

Вот наконец-то наступило то время, о котором меня предупреждал Басманов. Я не верила, думала, что он преувеличивает, сгущает краски, что он из-за циничности того мира, в котором живет, не может понять, что есть высокое искусство, что есть люди, которым наплевать на деньги, которые танцуют, потому что того просит их душа. Но оказалось, что он прав. Мои восстановленные розовые очки снова грубо шмякнули об пол.

Нас с Сашкой тащат куда-то вниз.

– Успокойся, Марьяш, мы просто поужинаем с этими мужиками, ничего не будет, – убеждает она меня. Вижу, что ее глаза горят. – Это же классная возможность.

– Саш, я тебя не узнаю, – говорю я тихо. – Это не ты. Что с тобой случилось, пока я отсутствовала?

– Да ничего со мной не случилось, просто я поняла, что есть бедные, а есть богатые, и я не собираюсь батрачить годами, если есть возможность быстро перепрыгнуть наверх.

– Ты что думаешь, они на нас женятся? – продолжаю уговаривать, перемещаясь по светящемуся красными огнями коридору, в глубине которого маячит черная дверь. Хватаю Сашку за руку и пытаюсь найти пути отхода, шепчу ей на ухо: – Нет, нами просто попользуются. Я не пойду туда, – заявляю четко, каблуками впиваясь в паркет. – Джеймс, я не пойду, – говорю ему в спину.

Он замирает, а потом медленно поворачивается, притискивая меня к стене и впиваясь ладонью в шею. Трепещу, стоя на носочках, чувствуя, как в лицо летят капельки слюны. Он в ярости.

– Послушай, матр-решка, я дал тебе шанс, хотя особым талантом ты не обладаешь, за тебя попросили в свое время, заплатили мне нормальные деньги, но аренда студии очень дорого стоит, нужны постоянные вливания. Девочки красивые, на сцене все как на подбор. Они прекрасно помогают получить спонсорскую помощь. А ты чем отличаешься? У тебя что, между ног что-то особенное? Яйца золотые вроде не несешь. Обычная курица. Сделаешь приятно большим дядям, а потом будешь продолжать танцевать.

– Мы так не договаривались. Я просто хотела танцевать, – твержу, чувствуя слезы на щеках.

–  Она просто хотела танцевать, вы посмотрите на нее, юная Майя Плисецкая! – он разводит руками, отпустив меня, ведет себя так, будто выступает на сцене. – Надо было тогда оставаться в России и идти танцевать в Большой театр. Посмотри на свою подругу, она всё правильно понимает, а ты строишь из себя ангела. Надеюсь, что спонсорам понравится обламывать тебе крылышки. Тогда они заплатят еще больше, за сопротивление.

Нас заталкивают в ВИП-комнату. Приглушенные тона, всё плывет в каком-то дыме, в темноте сидят два мужика, огромные бугаи. Я сразу поняла, что они русские.

– О, наши девочки подъехали, – смеется один, – цветочки расцвели и готовы раскрыть нам свои бутончики.

– Люблю срывать букеты! – ржет второй. Лысый, толстый. Огромный.

Они хохочут, как как две гориллы. Дверь захлопывается, и слышится звук поворота ключа.

Я жмусь к стенке, вся трясусь, Саша тоже боится, а мне даже не хочется упрекать ее в чем-то и бросать в лицо, мол, ты этого хотела? Мы просто переглядываемся, читая в глазах друг друга отчаяние и в то же время черпая поддержку.

Может быть, вдвоем мы справимся? Слабая надежда, слишком слабая, как потухший уголек, ее не хватит для целого костра. Останется только пепелище, наши красивые мечты сгорели дотла. Мир показал свою жуткую изнанку, бросив нас с небес на землю.

Один из мужчин встает и подходит к нам, обнимает Сашу, не спрашивая разрешения:

– Что, америкашку хотела? Ну извини, придется со мной провести вечер. Я так ждал встречи, смотрел видео, Джеймс долго собирал вас для своего танцевального борделя, – ржет, как голодная гиена, сверкая масляным взглядом, пузо трясется, выглядывая из-под рубашки, которую он выпустил наружу, как будто уже начал раздеваться, не дожидаясь нашего прихода. – Мы сейчас вас немного испортим, не переживайте, вам понравится наше групповое свидание.

Обмениваются с другом сальными шутками, играются в сравнения с цветами и бутонами, лапают нас и толкают к диванам, заставляя сесть. У меня внутри всё умирает от понимания, что Джеймс тщательно готовил нас на продажу. Еще одно предательство от мужчины, их стало слишком много в моей жизни.

Обливаясь слезами, в страхе смотрю, как бугай садится рядом и надвигается на меня, кладя руку на спинку дивана. В нос ударяет запах немытого тела, залитого дорогим парфюмом. Но не спасает, вонь всё равно осталась, от нее становится дурно. Цепко держусь за края дивана, сдвигая ноги.

– Давай, выпей, сразу расслабишься, всё будет хорошо, – уговаривает, понижая голос, пихает прямо в лицо стакан с алкоголем. – Ты очень красивая девочка, большие глаза, такие волосы, сиськи что надо, да и жопа у тебя сладкая. Я смотрел, как ты ногами дрыгала, раздвигала на сцене, так и хотел между ними оказаться.

– Отпустите нас, мы не хотим, найдите других, согласных, уверена, что таких достаточно! – пытаюсь побороться за нас с Сашкой, бокал отодвигаю в сторону уверенной рукой.

– Чё? – задает он глупый вопрос, бессмысленно хлопая глазами. – Чё ты там вякаешь? Пей давай, – снова пихает мне в лицо бокал, а я по инерции дергаю рукой, и он падает вниз, оставляя после себя большое влажное пятно, которое тут же впитывается в грязный бордовый ковер.

– Хочешь поиграть? – бугай щурит маленькие глазки и усмехается, двигая мощной шеей. – Будет тебе игра, шалава. Давай, цветочек, поработай ротиком, – он расстегивает ширинку, и я в ужасе смотрю вниз, не зная, что делать и куда бежать, всё кончено, нам не справиться с этими мужиками. Изнасилуют, заставят их обслуживать, а потом выкинут, может, убьют, чтобы в полицию не пошли, и всё это за дверьми приличного ресторана, но в чужой стране, где исчезновение двух русских наивных девчонок не обеспокоит никого…

Закрываю глаза, так глупо, по-детски стараясь спрятаться и отгородиться от кошмара, убежать в потустороннюю реальность и сделать вид, что меня тут нет, уже чувствую на своей голове чужую руку, которая тянет меня вниз, заставляет опуститься на колени…

И вдруг слышу какой-то шум, грохот, резко распахиваю глаза и вижу боковым зрением, как второй бугай уже опрокинул Сашку на диван и лег на нее, ее ноги бьются в воздухе, а он пытается между ними протиснуться, она верещит так, что закладывает уши, но выстрел обрывает ее крик.

Как в замедленной съемке, заторможенно поворачиваю голову и вижу, как мой насильник резко опускает руки на свой пах, хватает воздух, как рыба, между пальцами просачивается кровь, он начинает реветь, как раненый медведь, и, покачиваясь, заваливается назад, а я онемела, не могу кричать, не могу пошевелиться, не понимаю, что происходит.

Слезы и пот заливают глаза, в ушах шумит, звон нарастает, как будто кто-то дернул за язык колокола прямо в моей голове. Слышу второй выстрел, топот ног, снова крик Сашки и громкие приказы успокоиться и разобраться. В чем? Не понимаю.

И когда меня кто-то обнимает, я начинаю дико, суматошно сопротивляться и биться, думая, что пришла расплата. Отчаянно борюсь за свою жизнь, пока не слышу тихое:

– Девочка, успокойся.