Роман Холодные пески Техаса глава Глава 43

Палата моей дочери украшена к рождеству: на окнах висят гирлянды из лампочек, в углу стоит маленькая елочка, под которой разложены подарки. Софи еще маленькая, и не совсем понимает, для чего они нужны, да и слабость не дает ей шалить в полную силу, но я вижу, как загораются ее глаза, когда вечерами мы приглушаем свет и включаем гирлянду. Именно так загораются глаза малышки, когда она видит зайца в руках у Хоука. Она не отводит глаз, видимо не веря, что эту игрушку принесли ей. Я тоже смотрю на Хоука, но не на игрушку – я слежу за его реакцией на девочку. И мне хочется плакать. Мужчина преобразился – он словно стал негативом своей жизни, вернее наоборот. Из жесткого, холодного, можно даже сказать злого человека, он превратился в нежного и мягкого. В его глазах я вижу любовь и нежность, а еще грусть и немного горя. Я радуюсь, что он не разочарован – Софи бледная и худенькая, а вокруг глаз у нее темные круги. Видимо поэтому Хоук нерешительно топчется прямо у двери.

- Может, вы уже пройдете, - подает голос Бетти, и я вздрагиваю. Хоук тут же переводит взгляд на женщину, и не думаю, что он смотрит на нее так же, как на Софи. Но Бетти выдерживает взгляд. – Палата большая, всем места хватит.

- Мама, - пищит Софи, пока я ее обнимаю, и знакомлю подругу с Хоуком. – Бетти дала мне конфету, - начинает она рассказывать мне все, что происходило в ее жизни, косясь при этом на Хоука. Девочка привыкла видеть новых людей за то время, что проходит лечение. Поэтому он ее не пугает, но интересует. И тут, скорее всего, срабатывает то самый «голос крови» - Софи улыбается Хоуку.

- Зайка, это Алекс, - говорю я. – Он принес тебе подарок.

- Подарок! – восторженно повторяет малышка, и , наконец-то, тянет руки к зайцу.

Я отхожу, давая возможность отцу познакомиться со своим ребенком. Бросаю взгляд на Бетти, а та приподнимает брови, и показывает на дверь. Я киваю и послушно тихо выхожу, и жду, пока подруга выйдет за мной.

- Это он? – спрашивает Бетти шепотом, едва за ней закрывается дверь.

- Ну да, - я опираюсь о стену и чувствую, насколько устала, до дрожи в ногах.

- Я видела, что Софи на тебя не похожа, но не думала, что она так похожа на своего отца. Просто копия, - она становится рядом со мной. – Он красив.

- И уродлив внутри, - отвечаю и смотрю на нее. – Я согласилась на все, ради того, чтобы он сюда приехал.

- Бобби, - она гладит меня по руке. – Девочка моя, - я начинаю тихо плакать. – Любая мать на это согласилась бы, – Бетти знает все о наших отношениях, поэтому понимает меня сразу. – Он нормально воспринял? Признал сразу?

- А как не признать, если Софи его копия? - я вытираю слезы. – Теперь главное, чтобы он подошел. Пойдем, посмотрим, что они делают, - говорю, открывая дверь. Передо мной предстает настолько милая картина, что щемит сердце. Хоук сидит возле кровати Софи, и смотрит ее книжки, пока девочка, обняв зайца, рассказывает ему, о чем они. Понять ее еще иногда сложно, но Хоук не показывает этого, а кивает время от времени и задает ей вопросы тихим голосом.

- Может, ты пойдешь в отель? – спрашиваю у Бетти. – Тебе отдохнуть нужно.

- Нет, - она мотает головой. – Вы сейчас к врачу, а потом я хочу, чтобы ты пошла в отель. Тебе нужно просто поспать, ты на себя не похожа.

Мы разговариваем тихо, но Хоук нас слышит:

- Зачем в отель? – я смотрю на него, собираясь объяснить, что там у нас номер, но он поднимает руку, жестом останавливая меня. – У меня квартира в Сохо. Я дам ключ, поедешь туда. Обслуга предупреждена.

- Это неудобно, - говорю я, качая головой, хотя понимаю, что отказ он не примет.

- Удобно, - он щекочет подбородок Софи, и та заливается смехом. – Будешь с мамочкой жить со мной? – спрашивает он у дочери, и та активно кивает.

- А Бетти? – спрашивает малышка, и я слышу, как подруга, моя железная подруга, шмыгает носом.

- Бетти тоже будет жить с нами, если захочет, - обещает Хоук, в то время, как Софи смотрит на свою няню.

- Конечно, захочу, синичка, - кивает Бетти. – Куда же я без тебя.

- Синичка? – спрашивает мужчина у меня.

- Мама малиновка, папа сам знаешь, кто, - я улыбаюсь. – А вообще, она издавала такие звонкие трели, когда плакала, что мы не могла долго прийти в себя.

- Ясно, - он кивает. – Софи, можно я к тебе еще приду? – спрашивает он у девочки и та снова кивает. – Замечательно! – он веред в свои руки ее ладошку, и целует, заставляя девочку смеяться и пищать – колючая щетина ее щекочет. – Пойдем, - обращается он ко мне. – Поговорим с врачом, а потом поедешь отдыхать.

- Иди-иди, - говорит Бетти. – Завтра утром поменяемся.

Я прощаюсь с Бетти, и выхожу из палаты в сопровождении Хоука. Мы молча идем к лифтам, и только там он говорит:

- Она так на меня похожа, - это звучит ошарашено. – Просто копия. Я не думал, что такое возможно.

- Заниматься сексом без защиты и не получить в итоге ребенка? – я усмехаюсь. – Такое просто невозможно.

- Я не о том. Я был уверен, что ты забеременеешь, - он пожимает плечами. – Я этого хотел. Чтобы ты залетела, а потом сделать тебе аборт. Или отдать тебя затраханую и беременную твоим родителям.

- Ты больной, - тихо говорю я, качая головой.

- Был, - он смеется. – А потом ты меня исцелила, - я смотрю на него с презрением. – А потом убила.

От продолжения разговора и вытягивания всех тайн на свет Божий, спасает сигнал лифта. Двери открываются, и мы оказываемся на административном этаже. Здесь нет больных и палат, здесь есть родственники больных и лечащие врачи. Не представляю, сколько здесь пролито слез горя и счастья.

Лечащий врач Софи занимает один из самых больших кабинетов на этаже, и его кабинет выглядит именно так, как показывали в фильмах о медиках. Там есть все, включая окаменелое яйцо динозавра.

- Профессор Джеймс Клементс лучший в своей отрасли, - начинаю говорить я скороговоркой. – Он не хотел браться за лечение Софи, но щедрое пожертвование в счет больницы все решило в нашу пользу. Я не хотела другого врача для Софи.

- Как ты говоришь, его зовут? – переспрашивает Хоук, и я повторяю имя и фамилию доктора.

- Профессор Клементс. Не вздумай к нему обращаться… - я не успеваю договорить. Мы уже дошли до кабинета доктора, и поравнялись с открытой дверью. И я услышала вдох и радостный голос Хоука:

- Джемс! Ну, надо же, где бы мы еще встретились!

- Алекс Хоукинг! Обалдеть! – я останавливаюсь и смотрю, как Хоук пожимает руку профессору, и улыбается открытой улыбкой. Клементс заводит Хоука в кабинет, и лишь потом обращает внимание на меня. – Мисс Боррегар?

- Э, нет, дружище, - останавливает его Хоук. – Миссис Хоукинг. Это, вообще-то, моя жена.

- Как? Софи?.. – он не заканчивает вопрос, потому что Хоук кивает. – Мисс Бо…, простите, миссис Хоукинг, почему вы не сказали?

- Я вам говорила, что не общаюсь с отцом Софи, - уверено говорю я и захожу в кабинет. – Но мне пришлось восстановить отношения, чтобы дать возможность выжить моему ребенку.

- И это правильно, - кивает доктор, а я слышу, как недовольно пыхтит Хоук. Понимаю, что меня ждет взбучка, но сейчас меня интересует совсем другой вопрос. – Времени у нас не так и много, хотя, - доктор поворачивается ко мне, - последние анализы показали приостановление процесса, - я выдыхаю. – Но нужно поспешить. Черт, - он уже развернулся к Хоуку. – Я смотрел на Софи и думал, кого она мне напоминает? Вот уж не подумал бы, что ты…

- Я бы и сам не подумал, - криво улыбается Хоук и смотрит на меня. – Ладно, - он становится серьезным. – Что меня ждет?

- Завтра, сегодня уже поздно, утром начнем твое обследование, - доктор откидывается на спинку своего шикарного кресла. – Сегодня не курить, не употреблять алкоголь. Надеюсь, ты не пользуешься наркотическими веществами? – Хоук отрицательно машет головой. – Отлично. Завтра у тебя возьмут кровь и трансплантат на проверку соответствия. Сегодня тебе лучше отдохнуть. Миссис Хоукинг, - обращается ко мне доктор, и я сразу не понимаю, что это он говорит мне, - вы тоже отдохните. Нас ждут тяжелые дни ожидания. Жду вас завтра в девять утра. Алекс, утром не завтракай.

Я киваю и поднимаюсь, понимая, что разговор окончен. За мной поднимается и Хоук. Он еще какое-то время общается с профессором, но я жду его за дверьми кабинета. Когда Хоук выходит, его лицо принимает обычное выражение – жесткое и холодное.

- Он мой постоянный посетитель, - говорит мужчина, и я киваю, понимая о чем он. – Я забыл, что он известный детский онколог. Если бы я был рядом, не подпустил бы его и на порог палаты Софи. Это не тот человек, с которым хочется вести дела.

- Он лучший в своей профессии, и не тебе решать, кто будет лечить мою дочь, - говорю я, устало прислонившись к стене. После слов о том, что процесс болезни приостановлен, я почувствовала дикую слабость, и сейчас не знаю, смогу ли вообще идти.

- Она и моя дочь, - он зол, но мне все равно.

- Сколько? Двенадцать часов? – я тяжело вздыхаю и отталкиваюсь от стены. – Алекс, пожалуйста, давай не будем ругаться, - вижу, как наливаются злостью его глаза. – Просто не сейчас.

- Я прощу тебе твои слова только потому, что ты устала и очень переживаешь, - Хоук выдыхает и трет лицо. – Но потом ты мне ответишь за то, что сказала.

Я киваю и иду к лифту. Мужчина следует за мной и подхватывает, когда у меня подламываются колени.

- Ох, черт, - успевает сказать он, ловя меня у самого пола. – Ты чего?

- Нервы, - сдавлено отвечаю. – Сейчас попустит.

- И часто у тебя так? – он смотрит на меня, как я пытаюсь взять себя в руки.

- Уже нет, - отвечаю, не глядя на него. – Раньше было чаще.

- Ясно, - он понимает, когда это у меня началось, и именно поэтому не задает вполне резонный вопрос о том, когда это все началось. – Поехали, тебе нужно поужинать и выспаться.

- Я поеду в гостиницу, - пытаюсь отвергнуть его помощь, но он лишь улыбается.

- Э нет, птичка, теперь ты моя, - мое дыхание сбивается, потому что я снова слышу того Хоука. – И теперь ты от меня не улетишь.

Мы заходим пожелать Софи спокойной ночи, но на душе не спокойно. Я не оставляла ее одну в больнице все время. Днем меня подменяла Бетти, пока я решала все вопросы, а ночью мы оставались сами. Да, в палате есть вторая кровать и условия не хуже, чем в отеле, но… От постоянного волнения я не могу спать. Я постоянно прислушиваюсь к дыханию дочери, смотрю, как поднимается ее грудная клетка и плачу.

- Звони мне, в любое время, - говорю Бетти, держа ее ладони в моих. – Если, вдруг…

- Никаких, «если вдруг», - перебивает меня подруга. – Все будет хорошо. Тебе же врач сказал, а ты привыкла доверять врачам – сама так говорила. Иди и отдохни. Бобби, - она подзывает меня, я наклоняюсь, чтобы услышать ее шепот, - и дай ему сегодня, - я ахаю. – Тебе нужно расслабиться, дорогая. Он горяч.

- Ты с ума сошла? – так же шепотом говорю я. – ты забыла, что он делал со мной?

- Так пусть и сегодня сделает. Я не говорю тебе его любить, просто трахнись с ним, - опять шепотом говорит она. Поворачиваюсь, чтобы посмотреть, не слышал ли Хоук наш разговор, но он занят Софи – читает ей любимый стишок о зайчиках и морковке.

Я целую дочь на ночь, и выхожу за Хоуком, оглядываясь на свою девочку. Она сейчас может носить прозвище Белоснежка – ее кожа бледная и тонкая, а волосы кажутся иссиня-черными. А на лице видны только огромные и слегка раскосые глаза – наследие предков-креолов.

- Все будет хорошо, - повторяет за Бетти Хоук, а я только молча киваю, стараясь не думать о том, что сказала подруга. Сомнений нет, Хоук будет сегодня настаивать на близости, и я сама на это согласилась. Но я не представляю, как это все будет происходить. Вернее, конечно представляю, я часто представляла, но это были фантазии, сны, видения. А как это будет по-настоящему, после всего…

И снова лифт, и снова в нем мы одни. Я чувствую себя некомфортно, не знаю куда деть руки, и не смотрю на Хоука. А вот он смотрит на меня, кожа горит в тех местах, куда устремлен его взгляд.

- Не нервничай так, - говорит он. – Я же не собираюсь на тебя здесь набрасываться. Тем более, - сигнал сообщает, что мы приехали. – Наш этаж.

Он выходит первым, и я безропотно следую за ним. Как всегда. Рядом с ним я становлюсь покорной, что мне не нравится. И, если бы не болезнь Софи, я бы не подпустила его, не смотрела и не говорила. И уж тем более, не следовала за ним, как овца за пастухом. Наверное… Но, скорее всего, я бы также смиренно шла туда, куда он меня позовет. Словно рабыня…

На улице нас ждет машина с водителем. Хоук садится и говорит адрес, который водитель вводит в навигатор.

- Я там был всего раз, вот так не найду, - говорит мне Хоук и я киваю. Это нормальное явление для людей с таким статусом как у него и у моего отца – иметь квартиры в городах, где находится большая часть от бизнеса. – Я позвонил, предупредил, что буду и не один. К нашему приезду все будет готово. Они заказали еду, так что не нужно идти в ресторан.

- Хорошо, - говорю, откидываясь на сидение. В салоне пахнет корицей, тихо играет рождественская музыка, и мне так хочется оказаться сейчас дома, рядом с Софи сидеть возле елки в одинаковых пижамах, петь песенки и есть имбирное печенье. – Алекс, - вдруг вспоминаю, что все вещи у меня в гостинице. – Мне нужно в гостиницу.

- Зачем? – спрашивает он, волне резонно. – Все, что нужно у меня есть: новые зубные щетки, полотенца, мыло, шампуни.

- Мне не в чем спать, - говорю я, и краснею.

- Я дам тебе свою футболку, - говорит он, и добавляет: - и трусы. Не волнуйся. Хочешь, заедем, купим что-нибудь?

- Нет, - качаю головой. – Мне хватит.

Он кивает, и погружается в телефон, на время, забыв обо мне. Мой телефон лежит на дне сумки: мне некому звонить, да и мне звонят только пациенты, а их я передала другому врачу, на время лечения Софи. Я утыкаюсь в окно, наблюдая за людьми на улице, за украшенными витринами магазинов и за уличной иллюминацией. И не замечаю, как засыпаю. Просто проваливаюсь в глубокий сон, и не сразу понимаю, что меня кто-то будит. Ну и шарахаюсь от Хоука, когда фокусирую сонный взгляд на нем.

- Ох, - головой бьюсь об окно, и это больно. – Твою мать.

- И твою тоже, - говорит мужчина. Это должно быть смешно, но меня передергивает – воспоминания об откровениях мамы до сих пор доводят меня до тошноты. – Прости.

- Что это ты таким милым стал? – спрашиваю, еще не проснувшись окончательно. – Мне не нужны твои извинения, - сажусь ровнее, и только сейчас понимаю, что машина уже стоит возле небольшого, отдельно стоящего трехэтажного дома. – Какой этаж? – спрашиваю, выходя из машины. Дом находится на тихой улице, и сразу не скажешь, что мы в центре мегаполиса. В центре самой активной его части.

- Все, - коротко говорит Хоук, и протягивает мне руку. – Здесь пять спален, выберешь любую.

Не знаю, что на меня находит, либо я еще дремлю, но я вкладываю свою руку в его. Хоук легко сжимает мои пальцы и ведет за собой. Мне хочется увидеть помещение изнутри, хотя я не сомневаюсь, что там, за дверью, будет типичная квартира миллионера. И не ошибаюсь. Это всего лишь красивая, стильная, дорогая коробка, в которой нет души. Дверь открыта, и я уже с порога могу представить, что будет в комнатах: монохром, металл, стекло и холод.

Собираюсь сделать шаг, чтобы войти, но взвизгиваю от неожиданности, когда Хоук подхватывает меня на руки и заносит в дом. Меня бросает в жар, а потом в холод. Вот только сейчас я понимаю, что мы действительно женаты, и Хоук очень серьезно к этому относится.

- Ты впервые входишь сюда, как моя жена, - говорит он. – А еще, можно представить, что над нами висит омела.

- Ее там нет, - говорю я, и начинаю ерзать. – Поставь меня на ноги, - требую, - мне некомфортно.

- А мне отлично, - он проходит по коридору, и заносит меня в большую гостиную, из которой открывается вид на еще большую столовую. Там уже накрыт стол, стоят свечи, лежит серебро.

- Что это? – спрашиваю я, когда он ставит меня на ноги, наконец-то. – Сколько смен блюд будет? Где струнный сикстет? Шуты с арлекинами?

- Сам в шоке, - Хоук издает смешок. – Я просто попросил ужин на двоих, - он пожимает плечами. – Придется ужинать, представляя, что мы на приеме в Белом доме.

- Скорее на «Титанике», - говорю я, снимая пальто, и краем глаза наблюдаю за тем, как он тоже снимает верхнюю одежду. Дух захватывает от того, как под тонким свитером перекатываются мышцы, как он натягивается на спине – мечте скульптора, как небрежно он бросает пальто поверх моего, и проводит по волосам. – Черт, - чертыхаюсь я вслух, и машу головой, пытаясь избавиться от наваждения.

- Что? – он поворачивается ко мне, и указывает на стол. – Позволь тебя обслужить.

- Боже, - я качаю головой, и сажусь на стул, услужливо отодвинутый мужчиной. – Это звучит слишком…

- Двусмысленно? - он садится напротив. – На это я и рассчитывал.

- Не сомневаюсь, - я смотрю на блюда на столе, и меня начинает подташнивать. – Что-то мне не хочется есть, - руки, лежащие на столе, подрагивают, хотя если я и волнуюсь, то совсем немного.

- А придется. От тебя половина осталась. А я хочу, чтобы ты стала такой, какой была, когда мы встретились, - я удивленно смотрю на него.

- Я такой и была, - говорю, но он меня перебивает, качая головой.

- Когда мы встретились в первый раз. У нас в парке, под платаном, - его голос становится мягким, теплым, таким, как он был в ту летнюю ночь. – Так что вперед! – он указывает на стол, и берет столовые приборы. - Тем более, что ты весь день не ела.

Первый кусочек кролика идет тяжело, но потом я ощущаю просто дичайший голод, и поглощаю все, что мне предлагает Хоук. Он ведет себя очень галантно, и время от времени мне хочется закричать на него, призвать стать таким, каким он есть на самом деле. Но я молчу. Молчу и смотрю в тарелку.

- Можно задать тебе вопрос? – спрашивает мужчина. Я смотрю на него, и нерешительно киваю. Понимаю же, что вопрос будет каверзный или даже грубый, и не ошибаюсь. – Ты, разве, не хотела сделать аборт?

- Я, - тяжело сглатываю. – Нет, ни на секунду.

- Ты готова была родить ребенка от мужчины-насильника? – в его голосе нет иронии, но я все же напрягаюсь.

- Я решила, что она моя, прежде всего, - отвечаю, уверенно глядя ему в глаза. – Тем более, что я сомневалась, что секс без защиты не закончится именно этим. Ты же тоже ее признал только по этому.

- А если б это был не я? Если бы тебя выкрал другой? – спрашивает Хоук, и снова он серьезен и не груб.

- Не знаю, - я не готова отвечать на этот вопрос. Я и себе его задавала неоднократно, но четкого ответа так и не дала. – Я хочу отдохнуть. И тебе пора. У тебя завтра трудный день.

Я поднимаюсь, и мужчина поднимается вместе со мной. Он обходит стол, и указывает мне рукой, куда идти. Когда мы сравниваемся на лестнице, он задает еще один вопрос, который меня удивляет:

- Это будет больно?

- Что? – я удивляюсь, но он снова серьезен. – Нет. Кровь возьмут, как обычно, а когда будут брать материал для трансплантации, то сделают анестезию либо местную, либо общую. Но в любом случае, тебе не будет больно.

- Хорошо, - он реально выдыхает с облегчением. – Я боюсь боли, - он говорит это так, словно раскрывает какой-то свой секрет.

- Ясно, - я не он, я не стану высмеивать человека за его фобию. Но, все же, идя за ним, улыбаюсь. Надо же, человек безжалостно убивающий, человек, наносящий мне увечье ( шрам на попе так и не исчез) – боится боли. Прям римская трагедия.

- Это моя спальня, - говорит Хоук, указывая на первую дверь на третьем этаже. – Если буду нужен – стучи. Прислуга спит на первом, - я удивляюсь, мне казалось, что на первом этаже только рабочие помещения. – Если они будут нужны – буди, я им плачу, чтобы они реагировали на каждое движение.

- Это снобизм, - я открываю дверь за дверью, выбирая комнату для сна. Они все похожи друг на друга, и только последняя немного меня интересует. – Я выбираю эту, - говорю я, поднимаю руку в прощании, и захожу в просторную спальню с небольшой кроватью, окнами, выходящими на улицу, и с дверью, ведущей в ванную комнату, куда я сразу же и направляюсь, сняв с себя одежду, и аккуратно сложив ее на стуле. Напрочь забываю, что у меня нет сменной одежды, я только и думаю, что о горячем душе. От напряжения тело звенит и дрожит, но когда я захожу под воду, сразу чувствую, как оно меня покидает. Принимаю душе не меньше пятнадцати минут. Хоук не обманул – я нахожу все, что нужно для принятия душа и ухода за собой.

Выходя из кабины и оборачиваясь полотенцем, которое я нашла в одном из шкафов, вспоминаю, что не взяла у Хоука футболку. Раздумья занимают секунду – решаю, что могу и голой поспать, ничего страшного. Тем более, если бы он что-то хотел, то уже стоял бы здесь со мной. Ну, или не стоял. Вытираю полотенцем волосы, потому что фена все же здесь нет, выхожу из ванной и замираю: на кровати лежат футболка, шорты, халат и теплые носки. Я забыла, но Хоук не забыл.

Звоню Бетти, потому что знаю – она еще не спит. В это время показывают ее любимый сериал, и сколько бы я не уговаривала ее посмотреть его на нетфликс, ничего не получается. Бетти любит делать все по старинке.

- Как ваши дела? – тихо спрашиваю. – Как Софи? – малышка уже привыкла к тому, что я не ночую дома, когда у меня дежурства. Они всегда меня провожают до дверей, а потом иду заниматься своими делами.

- Все нормально, - Бетти увлечена сериалом. – Лежит рядом со мной, ест попкорн и смотрит кино. Ты как?

- Нормально. Поела, приняла душ и ложусь спать, - отвечаю и зажмуриваюсь, потому что знаю подругу.

- Спать? – она возмущена. – Он что, стал импотентом?

- Бетти! – теперь уже я возмущаюсь, и достаточно громко, что слегка меня пугает. Оглядываюсь и говорю почти шепотом: - я не собираюсь с ним спать, поняла. Не сегодня.

- Тебе нужно расслабиться. Ты в последнее время выглядишь так, словно швабру проглотила, - она тоже шепчет. – А он горяч.

- Да, - я соглашаюсь. – Настолько, что оставил шрамы у меня на заднице и в душе. Все, спокойной ночи. Звони, если вдруг…

- Никаких «вдруг», - она снова меня перебивает. – Отдыхай и не мешай мне. Здесь самое интересное.

Она отключается, а пытаюсь заснуть. У меня получается. Я сплю ровно два часа пятнадцать минут. А потом час сижу на кровати, и смотрю на пустынную, освещенную фонарями улицу…